Пьеса "Завтрак у предводителя", написанная в 1849 году, была запрещена цензурой на целых семь лет. Сейчас даже странно, что так насторожило бдительных охранителей в этом забавном водевиле. Сюжет прост и на все времена актуален: брат с сестрой не могут поделить тетушкино наследство. В их многолетнюю тяжбу оказываются втянутыми куча людей: соседи-помещики, судебные чиновники, предводители дворянства… Но дело не двигается с места.
Режиссеру Юрию Буторину удалось создать спектакль очень современный, прямо-таки кипящий актуальностью, не изменив при этом стилю XIX века ни в костюмах, ни в реквизите. Более того, молодой свежеизбранный предводитель дворянства Николай Балагалаев (Федор Бавтриков) даже позаимствовал из тургеневских прозаических описаний природы целые абзацы многословных красот, что в устной речи звучит донельзя комично.
Говорят, эту пьесу для своего бенефиса предложила театру Ольга Белова - она играет единственную здесь женскую роль склочной сестрицы Ферапонта Беспандина Анны Кауровой.
Играет блистательно. Впрочем, спектакль построен так, что любой артист, занятый в спектакле, может считать свою роль бенефисной. Вот вроде бы второстепенный персонаж, Антон Алупкин. Но в исполнении Андрея Кондакова мы видим такой понятный и полнокровный характер небогатого, но самолюбивого и оттого вздорного офицерика. Он и в новое общество старается достойно вписаться, и честью своей спешит козырнуть, где надо и не надо, и с тупым усердием пытается разобраться в затянувшейся тяжбе. Прелестен мямля-судья (Иван Косичкин), явно когда-то согрешивший с неуемной вдовицей Кауровой. Незабываем ее кучер Карпуша (Тимофей Дунаев), забитый до полной невменяемости. Ну, а братец Ферапонт, каким рисует его Григорий Старостин, - это типичный тургеневский герой, может быть, альтер эго самого автора: страстный охотник, любитель природы, с готовностью идущий на поводу у властной женщины - лишь бы поскорее отвязаться от разборок, слез, причитаний, капризов…
Сестра же его (Ольга Белова явственно нам это демонстрирует) до сих пор, как и в детские годы, все сводит и сводит с братцем счеты. Впрочем, она, молодая еще вдовица, вообще от души, с полным самозабвением, купается в мужском внимании, оттого и тянет эту невыносимую кутерьму с дележом наследства.
Она и на завтраке у предводителя, призванном примирить стороны неприличного уже конфликта, продолжает свои психологические манипуляции. То в обморок упадет, то прижмется к кому-то ненароком, обволакивая нежным взглядом, то нагло заявит свое женское право на особое отношение. При этом ее ненасытная скаредность, как в сказке про жадных медвежат, так и обуревает "беззащитную вдовицу" подозрениями: все ей кажется, что у противоборствующей стороны кусок больше, завиднее, слаще. Брат и господа примирители уже на все согласны: ну, возьми ты другую долю. Ну, сделай хоть какой-то выбор. Ну, скажи хоть внятно, чего желаешь! Ан - "нет-нет, не скажу, ничего я не скажу!" - поет наша барыня, как в известном романсе.
Наверное, эта выразительная комедия нравов не была бы столь смешна, если бы не масса придуманных постановочной командой гэгов. Здесь, безусловно, надо отметить замечательную работу художника Марии Мелешко. Так, задник сцены, представляющий вроде бы виды из окна, расчерчен как на карте объектами дележки. А сама карта предстает в виде гигантского плана с иллюстрациями. Но и она не устраивает "непонятливую" Каурову, так что изображать спорные пустоши, рощу и конопляники персонажам приходится прямо вживую, из собственных тел да предметов мебели. Дележка доходит до полного гротеска, когда на глазах зрителей рвутся и рушатся не только планы, карты, родственные отношения, карьеры и дружеские связи, но даже и сам дом предводителя с его изысканным интерьером, модным содержимым, стенами, колоннами… Так что в финале мы видим прямо какой-то последний день Помпеи.
Наверное, весь этот абсурд не получился бы столь смешным, если бы сцены его постепенного нагнетания не были бы исполнены с такой чудесной пластикой. Здесь хочется сказать браво и актерам, и режиссеру по пластике Андрею Казакову. И конечно, театру, так живо и остроумно явившему нам очень непривычного Тургенева.