Николай Петрович, в октябре на заседании Комиссии Парламентского Собрания Союзного государства по культуре вы выступили с инициативой подготовки кадров для "Беларусьфильма" на базе ВГИКа. Как может быть организовано обучение?
Николай Бурляев: Вообще я выступал с этой инициативой еще три года назад.
Речь шла о двухлетних курсах повышения квалификации во ВГИКе для граждан Беларуси с учетом имеющегося у них высшего образования желательно в сфере культуры. Я договорился с ректором ВГИКа Владимиром Сергеевичем Малышевым, он готов был еще в прошлом году открыть белорусский курс. И мы хотели попросить читать лекции на этом курсе выдающихся мастеров мирового уровня - Никиту Михалкова, Андрея Кончаловского, Карена Шахназарова, Владимира Хотиненко, Эмира Кустурицу.
В итоге прежним министром культуры было предложено приехать бесплатно мастерам из России и провести мастер-классы на Минском международном кинофестивале "Лiстапад". Но мы все же говорили об обучении у нас, двухгодичном курсе.
Есть еще один пример по теме подготовки кадров. Талантливая выпускница ВГИКа Ангелина Станкевич, белоруска, сняла за малые средства замечательный дебютный фильм "Мотыльки", он одержал много побед. И мы договорились о реализации ее нового проекта на "Беларусьфильме". Но на каком-то этапе что-то изменилось.
Вообще все четыре года, что я работаю председателем Комиссии Парламентского Собрания Союза Беларуси и России по культуре, науке и образованию, а с недавних пор - Комиссии по культуре, поскольку науку и образование отделили, меня удивляют некоторые обстоятельства. Приглашал профильных министров в России присутствовать на заседаниях нашей Комиссии, к сожалению, мы их не увидели. Когда мы встретились на приеме у Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, я спросил, в чем причина. Оба министра ответили, что они приглашений не видели. Это что же получается - информацию до министров просто не доводят нижестоящие руководители?
Много проектов предлагаете?
Николай Бурляев: Когда я пришел работать в Комиссию, в Союзном государстве действовали 11 проектов по науке, образованию, просвещению и культуре, например, уровня Международного фестиваля искусств "Славянский базар" в Витебске. Я предложил реализовать еще 29 проектов, то есть всего 40. В деньгах 11 действующих проектов выражались в 150 миллионах рублей - не очень много для Парламентского Собрания и Союзного государства. Пока на будущий год проходит всего один проект - картина о Сергии Радонежском, создание которой благословил Святейший Патриарх Кирилл и одобрили два министерства. По сути, это фильм о единении Святой Руси. Очень важный духовный и политический проект в наше время.
Есть еще три важных проекта. Например, о создании молодежного хора Союзного государства с вокалистами из Беларуси и России под руководством великолепного дирижера Георгия Сафонова - художественного руководителя и главного регента Праздничного хора Данилова монастыря. Георгий родился и окончил музыкальную школу в Минске, а сейчас он один из лучших хоровых дирижеров России. У нас уже есть подобный опыт - союзный оркестр под руководством Юрия Башмета.
Ещё один проект - это Международный форум славянских искусств "Золотой Витязь". Очень хотелось бы получить поддержку этого проекта на высшем уровне в Беларуси, он может быть дополнением к "Славянскому базару" и представлять настоящую православную культуру. "Золотой Витязь" мощнейший форум, на который приезжают профессионалы экстра-класса из братских стран.
И также важен проект о создании тридцати мини-фильмов от трех до пяти минут о героях и подвижниках Беларуси и России. Автор - лауреат Государственной премии РФ, один из лучших режиссеров-документалистов России Дмитрий Чернецов. Но и тут опять какие-то "запятые".
Хочу обратить внимание на то, что Владимир Владимирович Путин и Александр Григорьевич Лукашенко почти параллельно подписали указы о государственной культурной политике, которые и в России, и в Беларуси базируются на традиционных духовно-нравственных категориях. Создается модель нового государства - цивилизованного, гармоничного, справедливого и просветленного, не в последнюю очередь с помощью культуры. И наша задача - последовательно проводить эту политику в жизнь не только для представления в Союзном государстве, но и во всем мире.
В последнее время все больше говорят о засилье фильмов и сериалов, прославляющих пороки. Об этом, например, был недавний большой разговор заслуженной артистки России Марии Шукшиной с известной журналисткой Беларуси Людмилой Гладкой. Как вы считаете, можно ли контролировать творческие потоки и нужно ли?
Николай Бурляев: Во-первых, нужен новый закон о культуре в России. У нас до сих пор действует прежний, считаю, во многом деструктивный закон 1992 года, который на десятилетия поощрил вседозволенность и запретил государству влиять на вопросы культуры в стране. От государства требовались только деньги, а дальше деятелям искусств разрешали творить все, что они хотели. Вот и натворили. Сейчас есть попытки изменить этот закон, в том числе с моим участием. Кардинально ломать систему сложно, это и не пройдет. Но в новом законе нужно прописать главное: государство может поддерживать только то, что соответствует традиционным духовно-нравственным ценностям.
Во вторую очередь, должна быть вертикаль власти. Сейчас ее нет, Министерство культуры России не отвечает за то, что происходит в культурной жизни регионов. Например, кого хотят, того и ставят на посты художественных руководителей театров. А среди них есть такие люди, которых близко нельзя подпускать к театру, потому что они его разлагают, исходят из рыночных интересов, чувствуют вседозволенность.
И, конечно, должна быть ответственность Министерства культуры за то, что выпускается с государственной поддержкой в общество.
Почему это так важно? Мы часто говорим об идеологии, а это наука об идеях, об идеале. Считаю, что государство не только вправе, но и обязано иметь науку об идеале, если оно думает, что оставить будущим поколениям.
Теперь что касается цензуры. Это интересный вопрос. Я буду первым, кто встанет против жесткой политической цензуры, потому что от этого все натерпелись - и я, и многие мои друзья, и Тарковский, и Кончаловский, и Бондарчук, и Шукшин, и Михалков. Но общественный контроль должен быть обязательно. А вот что говорил о цензуре Пушкин дословно: "Всякое христианское государство, под какой бы формой правления оно ни существовало, должно иметь цензуру. Разве речь и рукопись не подлежат закону? Каждое правительство вправе не позволять проповедовать на площадях все, что кому в голову взбредет. И государство вправе остановить раздачу рукописей". Пушкин - наше все. Надо прислушаться.
Как вы считаете, какой аудиовизуальный контент сегодня нужен подрастающему поколению?
Николай Бурляев: Мне не нравится определение "контент", я против иностранных слов. Считаю, что нужны фильмы, подобные "Боже! Чувствую приближение Твое!" - об Андрее Арсеньевиче Тарковском. Этот фильм я ставлю в пятерку своих лучших наряду с "Ивановым детством", "Андреем Рублевым", "Военно-полевым романом", "Лермонтовым".
Когда мы создали этот фильм с моим соавтором кинорежиссером Дмитрием Чернецовым, кто-то начал говорить, что его сложно будет воспринимать детям, ведь в нем темы смерти, бессмертия, бесконечности, Бога. Но первый сигнал об обратном был, когда прокатчица фильма просто смотрела картину на экране ноутбука, ее девятилетний сын находился где-то рядом и вдруг встал рядом с ней, потом опустился и молча досмотрел фильм до конца. А второй сигнал - когда я приехал показывать фильм в Новокузнецке. Среди зрителей я сразу заметил интересную пару, это были дети лет 15, девушка с волосами цвета ультрафиолета и под стать ей рыжий парень. Подумал было, что они ошиблись залом. Представил фильм и не мог ожидать окончания, потому что спешил на рейс в Москву. Через три дня коллеги с местного филиала ВГТРК присылают видео. Из зала выходит эта девушка, к ней подходят с микрофоном, и она говорит: "Я не понимаю, что со мной произошло. Я как будто побывала в ином мире". Вот что нужно нашим детям - разговоры о самом важном, о жизни, о смерти, о бессмертии, о Создателе и вечности.
Каждая душа по природе христианка, как говорил Тертуллиан. С ней нужно обращаться бережно.
Помимо закона, о котором вы сказали, какие еще меры необходимы на государственном уровне для возвращения к истокам славянской культуры и ее укрепления?
Николай Бурляев: Нужно обращать внимание на руководителей ведомств, которые отвечают за то, что вы называете "контентом". Почему в центре Москвы, на книжных ярмарках десятки книг о сатанизме? Есть ответственные за это?
Вот еще пример. В марте прошлого года в Государственном Кремлевском дворце анонсировалось шоу "Властелин тьмы" танцующего симфонического оркестра. Я вник в это, а там, по сути, шабаш. Направил обращение Генеральному прокурору, председателю Следственного комитета, генеральному директору Кремлевского дворца. Через два дня получил ответ от руководства дворца, что концерт отменен. Но он анонсировался еще в 26 регионах России. Обзвонили всех губернаторов, кто-то отменил, а кто-то сказал, что музыканты исправились, посмотрите сайт. Я смотрю, они поменяли черные одежды на светлые.
Как вы относитесь к цифровизации и искусственному интеллекту, в том числе в сфере культуры и искусства?
Николай Бурляев: Отрицательно. Я понимаю, что сделал запрос ИИ, он что-то выдал, недорого, быстро. А где душа, сердце, совесть, честь - все, чем обладает человек. Я не отказываюсь от технологий, но надо внимательно смотреть, к чему мы можем прийти при такой политике вседозволенности.
Наверное, с начала века, а может, и раньше, с 90-х годов ведутся разговоры о герое нашего времени. Каким вам видится его портрет?
Николай Бурляев: Для меня героем был и остается Лермонтов, не Печорин, герой его романа, а сам Лермонтов. В "Герое нашего времени" он выводил свои ощущаемые им черты характера, и не очень хорошие в том числе. И с такими чертами он разделывается этим романом. Лермонтов - человек, который осознанно прошел крестный путь пророка и подвижника в своем Отечестве, он знал, что это крестный путь. Описывал, что будет убит, как будет убит и что будет потом: "И не забыт умру я. Смерть моя ужасна будет; чуждые края ей удивятся, а в родной стране все проклянут и память обо мне".
И на 20 лет о нем просто забыли, не было такого поэта. А потом стали извращать его суть. Какие-то современники, которых он близко не подпускал к своей душе, написали о его якобы дурном характере, который стал причиной дуэли.
А была ли дуэль вообще? Это отдельный вопрос.
В ноябре прошлого года я лично передал главе Следственного комитета России Александру Бастрыкину свою депутатскую просьбу провести расследование гибели поэта Михаила Лермонтова. Аналогичные запросы были переданы от потомков рода Лермонтова, Московского лермонтовского общества и криминалистов, которые сами проводили эксперименты, подозревая, что что-то с этой дуэлью было не так.
Когда я делал фильм "Лермонтов", мне об этом рассказывал человек, который занимался темой убийства Лермонтова. Специалист-лермонтовед, полковник бронетанковых войск Виктор Кузенев ездил в Пятигорск на предполагаемое место дуэли и приборами измерял его. Оказалось, что самый большой угол наклона на ровной поверхности всего три градуса. А пуля попала в тело Лермонтова, по заключению медика, который осматривал его труп, под углом 40 градусов - снизу вверх. Это невозможно на ровной поверхности.
Вот на этих двух пунктах - "плохом характере" Лермонтова и дуэли в основном и зиждется лермонтоведение. Но я сам лермонтовед, занимаюсь этим более 40 лет, имею основания подвергнуть оба тезиса сомнению. Лермонтова очень любили люди - те, кто им был допущен в сердце.
Но не будем торопиться с выводами. Ждем решения Следственного комитета.
Какие книги вы читаете сейчас?
Николай Бурляев: Библию и Евангелие.
А над какими книгами работаете сами? В конце сентября вышла повесть "Никита".
Николай Бурляев: Да, как-то стало получаться, что последний год я издаю по книге за два месяца. Например, в августе этого года презентовал повесть "Близнецы". В конце сентября вышла повесть "Никита" к юбилею Никиты Михалкова. Кстати, наш фильм "Никита" в соавторстве с Дмитрием Чернецовым стал победителем основного конкурса неигрового кино на Минском международном кинофестивале "Лiстапад".
Надеюсь, в ближайшее время появится новая моя книга, объемная, на 420 страниц с иллюстрациями. В ней будет литературный сценарий о Сергии Радонежском, еще один сценарий, тексты моих лекций по режиссуре во ВГИКе, выступлений в Государственной Думе, воспоминания. Думаю назвать этот труд "Слово и дело".
А в будущем году планирую издание еще одной книги о моей политической деятельности, если даст Бог.
Вообще, когда объявили перестройку, у меня не было больше желания снимать и сниматься. После роли Иешуа Га-Ноцри отказывался от всего, и не хотелось заниматься режиссурой в рыночном процессе. Не хотел этому подыгрывать. А сейчас появилось желание снять фильм о Сергии Радонежском, если позволит Господь. Также хочу снять фильм о Суворове, но это огромная работа с большим погружением и серьезным сценарием, которого пока нет. И еще один фильм - моя личная исповедь, жизнь к такому рубежу подходит. Надо исповедаться на экране, как это сделал Андрей Тарковский в фильме "Зеркало".
Если три этих проекта получатся - прекрасно, нет - я вполне доволен тем, что сделано.
В фильме "Боже! Чувствую приближение Твое!" вы говорили, что во сне к вам приходит Андрей Тарковский и вы говорите…
Николай Бурляев: Это нельзя назвать разговором в прямом смысле. Скорее общением на ментальном уровне, когда мы не шевелим губами, а общаемся глаза в глаза и душа в душу. Общение очень хорошее. Андрей приходит таким светлым, каким тут-то не был. Абсолютно солнечный, спокойный, удивительный. Если перевести наше общение в текст, то можно сказать, что это диалог о том, что он рад видеть меня, а я рад видеть его.
О том, что Андрей особый человек, было понятно с самого первого взгляда на него.
Как?
Николай Бурляев: Интуитивно. А дальше жизнь это подтверждала.
Мне было 14, ему было 28, когда мы познакомились. Он был реальный, живой, нервный, почесывал лоб, кусал ногти, играл на гитаре, ухаживал за женщинами, отпраздновать мог - живой человек. Но видно было через глаза, что он все равно не здесь, его глаза и душа - там. Я это чувствовал. Принял его в сердце и в нем несу всю жизнь.
Вы рассказывали о сложном эпизоде на съемках "Андрея Рублева".
Николай Бурляев: Это был переломный момент в наших отношениях. Андрей Арсеньевич отрицательно воспринял то, что я играл у его однокурсника Юлия Файта в фильме "Мальчик и девочка". Я ездил на съемки на Черное море, потом приехал к нему во Владимир загорелый. И сам Тарковский писал потом, что он просил ассистента, чтобы каждое утро на гриме Николаю говорили, что он им недоволен и намерен отстранить его от роли. И так действительно было: подходила его ассистентка по реквизиту, которая потом стала его женой - Лариса Павловна и передавала, что Андрей Арсеньевич мной недоволен. Своим студентам я говорю, что это была ошибка Тарковского. Нельзя так обходиться с актерами. Если бы он действовал любовью, еще большего бы от меня добился. Но таков был его стиль.
А переломный момент случился на съемке одного из эпизодов в конце октября - начале ноября. Погода была очень холодная, пасмурная, еще немного, и снег пойдет, около ноля градусов. Я прихожу к обрыву, в котором должен найти глину для отливки колокола. Тарковский говорит, где я должен упасть. Я жду. А дальше - две пожарные машины брандспойтами делают дождь, вода ледяная, как на улице, и еще работает ветродуй с пропеллером. А я в одной холстине.
До команды "мотор" я был весь мокрый. Помню это ощущение: еще шагу не ступил, а голову уже ломит от боли. Тарковский командует: "Приготовились, начали, пошел". Я падаю и не знаю, что весь берег, по которому качусь вниз, состоит из корней, пней, коряг, кустов. Я по этому берегу как по терке проехал, пролетел через куст, который меня ударил под дых, в глазах потемнело, но надо играть, радоваться, что нашел ту самую глину…
"Стоп, - кричит Тарковский. - Коленька, это сыр". "Сыр" означало "очень хорошо", а если он кричал "рокфор", то это было "гениально". Так вот после крика "сыр" от него поступила команда проделать это все еще раз. А как еще раз? Одежды новой нет для дубля, эта-то вся мокрая и в глине, а если ехать на базу, так это закончится день, не снимем. Отдаю одежду - рваные порты и рубаху, в речке Каменке их прополоскали, отжали и на прибор какой-то под пар пустили. Снова надеваю все это, канат бросают, чтобы я выбрался наверх, я лезу, уже весь окровавленный… И таких было пять дублей.
День окончился, мы с Анатолием Солоницыным зашли в избу неподалеку, ее для нас истопили. Снимаю одежду, Анатолий подсчитывает на мне кровоподтеки, их было 26 или 27, был я, как бифштекс, весь кровавый. Входит в избу Андрей, и тут случается перелом. Тарковский смотрит на меня как на героя, обтирает меня, чуть ли не ноги мне моет… И вот то ощущение я тогда запомнил. И если бы он сказал мне после этого, что надо еще дубль, я бы оделся и покатился за той глиной снова. Такая преданность к нему родилась.
Мне кажется, что предпоследний план из "Иванова детства", когда дети бегут вдвоем по мелководью, один из лучших в мировом кино. Дети бегут в вечность. Ощущение, что камера парит над мальчиком и девочкой. Как это было снято?
Николай Бурляев: Это сделал гениальный кинооператор Вадим Юсов. Тогда не было ни кранов, ни коптеров. Мы бежали по песчаной косе, а Юсов параллельно снимал с катера.
А летали как в "Ивановом детстве"?
Николай Бурляев: Это тоже придумал Юсов. Андрей Арсеньевич поставил задачу, чтобы Иван как будто бы летел. Юсов решил ее двумя планами. В первом он снял меня через деревья - я стоял на операторской площадке, а Юсов лежал головой вниз и снимал перемещением камеры вверх с нижней точки. А второй план был сделан так: на отлогом берегу протянули трос, на него подвесили кинокамеру "Конвас", а к ней подвязали мешочек с песком, в котором сделали отверстие. И вот камера скользила по тросу, песок постепенно высыпался из мешка, а Юсов рассчитал время высыпания, он был изобретателем, и таким образом получился пролет вниз.
Есть какая-то роль, о которой вы мечтали, но не сложилось?
Николай Бурляев: Нет и никогда не было, ни Гамлета, ни других. Делал то, что Бог давал.
А у кого бы из нынешних режиссеров вы бы снялись с большой радостью?
Николай Бурляев: У Михалкова. И, возможно, у Кустурицы.
Эмир Кустурица вроде собирался экранизировать роман Евгения Водолазкина "Лавр".
Николай Бурляев: "Лавра" я не читал. Эмир в свое время обращался ко мне за помощью с авторскими правами на историю о Распутине. Я свел его с вдовой писателя. Не знаю, чем он занят сейчас.
А Никита Сергеевич Михалков - гениальный режиссер. То, что он сделал со спектаклем "12", - отдельная большая тема. Помню, прилетел как-то Кустурица, я повел его смотреть спектакль со словами, что Никита создал шедевр. После просмотра спрашиваю, не обманул ли. Эмир говорит, нет, это просто феноменально. Режиссура гениальная.
Такого уровня в театре больше не знаю.
Мы 45 городов объездили с этим спектаклем. В Москве играем в конце декабря, не пропустите. Еще помню, как в пандемию играли в зале на пять тысяч мест. Не думали, что зал будет заполнен. Никита отделил труппу экраном, зрители нас видели, а мы их нет, не знали, сколько там человек. Закончилось, выходим на поклон, и тут пять тысяч человек поднимаются. Это было впечатляюще. Принцип работы совершенно иной. Обычно актеры играют для зала, смотрят на реакцию. А тут мы жили своей жизнью на сцене.
Когда мы репетировали "12", Михалков говорил, что каждый из вас солист, но на сцене вы должны быть оркестром, и он это сделал, но как!
Например, он затащил меня на читку пьесы. Я же 55 лет на сцене не играл, бросил это дело. А он звонит мне пять лет назад, спрашиваю, кто, он отвечает "конь в пальто". И дальше - Коль, хочу, чтобы ты у меня играл в спектакле "12". Отвечаю, что бросил театр, но все же интересуюсь, когда репетиция. Говорит - "вчера". Я замечаю, что не люблю репетиции, включаюсь только на команду "мотор". Он отвечает, что обожает репетиции.
Прихожу, на репетиции сидят его ребята, говорят быстро, как в сериале. Смотрю на них и думаю, они же все бездари, зачем я за это взялся. Но как он их довел, как они сейчас играют, все лучше и лучше, уже сто с чем-то спектаклей сыграли. В обычном театре, когда столько сыграно, идет угасание, а здесь только развитие.
Как бы вы описали метод Михалкова по работе с актером?
Николай Бурляев: Выстраивание роли. Я работал с гениями, но никто мне никогда роль не выстраивал, я все делал сам. А Михалков выстроил роль такую, что люди плачут.
В "12" мой монолог первый, он все ломает, и с него самое интересное начинается. Михалков сказал, что поначалу я должен быть бесцветный, как моль. Ходит, что-то тихим голосом говорит, такой заикающийся человек, один против всех. Я обиделся, тем более к тому моменту я уже что-то придумал. И это не мой стиль - быть "молью".
И вот на репетиции я говорю этот монолог со сцены, Никита, как режиссер, сидит в зале и кричит мне оттуда: "Коля, просрал монолог". Я все-таки народный артист, рядом молодые ребята, думаю, уйти, что ли, от него. Он бросается тут же, гениально мне все показывает - монолог поднять от "моли" до разрыва аорты. Я унимаю свою гордыню, понимаю, что он прав. Я думал еще - умру на этом монологе или нет, а он мне все говорил: "Коля, траться"!
И вот премьера в Большом театре, мы оба на сцене, Никита сидит спиной к зрителям, я заканчиваю монолог, а Никита мне показывает большие пальцы вверх - молодец! А год назад я спросил, доволен ли он моим монологом, Никита ответил, что все время на нем плачет. А недавно он спросил, у тебя, что, новый рисунок роли? А я отвечаю, нет, это твой рисунок. Ты мне его показал тогда.
Он каждому актеру все покажет и все за всех сыграет. Очень полифоничный, абсолютно гениальный режиссер.
По какому принципу вы отбираете студентов?
Николай Бурляев: Всех впускать и никого не отпускать.
В чем смысл жизни человека?
Николай Бурляев: Смысл жизни пытаться думать и поступать чисто. Это очень сложно в постоянно искушающем нас мире. И своим детям я повторяю одно и то же - нужно успеть послужить Господу и Отечеству. Как служить - каждый решает для себя сам.