Но вопреки "тому самому" простодушному балету и собственному академическому балетному образованию он взглянул на все с современной оптикой, увидев любовь как сферу личной свободы, и, скорее, глазами самой зависимой героини - Джульетты. А уж эту концепцию соотнес с форматом труппы из трех десятков человек. Количество артистов упразднило веронскую толпу; их юность - возрастных персонажей; гастрольная легкость на подъем - тонны декораций. Так жирность бутафорского Возрождения оказалась отставлена, и это был снайперский выбор.
В отсутствии Монтекки, Капулетти, патера Лоренцо и прочих герцогов постановщик оставил двух "значимых взрослых" - земную и небесную, Кормилицу и Королеву Маб. Кормилицу сделал чуть не ровесницей героев, компенсирующей отсутствие личной жизни стервозным нравом и, по умыслу или простоте, предательством Джульетты. Фея людских грез Королева Маб, помянутая Шекспиром устами Меркуцио и всегда ценимая в англоязычных версиях, становится не причиной, а следствием событий. Самым добрым и разумным героем постановщик назначил Меркуцио, лучшего по технике артиста труппы. На другой стороне Тибальд - не заботливый на свой лад брат, а тиран и абьюзер, швыряющий Джульетту в жесткие руки жениха. Его стычка с Меркуцио неизбежна как борьба добра со злом с неизменно известным финалом. Тут прорастает самое испанское во всем балете: хореографа потряс "Поединок на дубинах" из "Мрачных картин" Франсиско Гойи, и мужчины на сцене бьются тем же способом.
Дальше срабатывает шекспировский сюжет, и постановщик видит по-своему два лучших фрагмента партитуры. На тяжелую поступь "танца рыцарей" сцену режет диагональ траурного шествия плакальщиц. Шаг, выпад, жест ужаса - они уже оплакивают горе, отсылая к иберийской ноше веков и каталонскому горю наотмашь. Другой музыкальный фрагмент, знаменитый "бег Джульетты", намертво въевшийся в память бегущей пожилой Улановой, у него и вовсе диаметрально меняет смысл. На отдаленной вуалью сцене Королева Маб и Кормилица долго колдуют над уснувшей Джульеттой, обмывая и одевая живую как покойницу, и оттого смерч прокофьевского крещендо тут не дает надежду - нагнетает ужас. Любящий живой в этом мире будет погребен по сути мертвыми.
Ловишь себя на мысли, что полудетям спектакля нужен хотя б один способный разобраться с их проблемами разумный взрослый. Но его нет, взбалмошная Кормилица и сухонькая Королева Маб, скорее злой рок, чем фея, на значимых не тянут. Что делает историю только честнее: жизнь не доставляет всемогущего решателя, оставляя лишь веру в него. В его отсутствии Элиас Гарсия помогает героям разобраться в жизни через трио, квартеты, ансамбли, где далекая от феминизма Джульетта делает выбор - из жестких нахлестов брата и жениха к заботливым поддержкам Меркуцио и Ромео.
И тут легкая голенастая с ясным детским лицом Джульетта-Эллен Макела смотрится лучом божьим в царстве нелюбви. Жаль, ей не придумано ничего цепляющего, вроде хрупкого шага на полупальцах у Джульетты Прельжокажа. В хореографии спектакль и в целом не удивляет, на традиционные балетные па наслоено сценодвижение, кордебалет не мудрит рисунком. Но спектакль либо есть, либо нет, и тут каталонцы попали в точку.
Парадоксально они заставили вспомнить Начо Дуато, там же, в Петербурге пытавшегося очистить "Дон Кихота" от цветных мантилек, черно-красной испанщины, кучи трюков и прочих нарядов. Чего уж - от штампов восприятия, когда имперский балетный патернализм застит глаза и за деревьями прячет лес. Были времена жирнее, и у "Дягилев. P.S." гастролеры мощнее, но сегодняшний Балет Каталонии смог сыграть свой спектакль - яркий, динамичный, современный.