В Бразилии завершилась конференции ООН по климату. Можно ли говорить о том, что климатическая тема сохранила свой глобальный приоритет в нынешнее турбулентное время?
Павел Селезнев: Начнем с вопроса приоритетности. В нынешнее время нейтральность любой глобальной темы - под вопросом, но пока климатические переговоры в рамках ООН, пожалуй, остаются последней относительно нейтральной площадкой, на которой находящиеся в стратегическом противостоянии страны могут встречаться и обсуждать проблемы, воспринимаемые как общие. Другой вопрос: насколько общими являются предлагаемые ими подходы к решению этих проблем; здесь корректнее говорить о появлении новых разделительных линий между условно объединенным Западом и Глобальным Югом.
Сергей Рогинко: Что касается новых моментов, то на прошедших переговорах их хватало. Достаточно сказать, что эта конференция - первая за все 30 лет истории климатических переговоров в рамках ООН, на которой отсутствовала делегация США. Страны, исторически являвшейся мировым лидером по объемам выбросов парниковых газов. Понятно, что такой демарш - вполне в духе Трампа, выведшего в очередной раз Штаты из Парижского соглашения, но особой логики в этом жесте не просматривается. Ее гораздо больше было, когда Дж. Буш-младший вывел США из Киотского протокола - тогда Америка объявила Протоколу настоящую войну, в которой активные действия на площадке переговоров ООН по климату играли ведущую роль. А тут - непонятная пассивность на фоне громкого пиара противников Трампа из Демократической партии, организовавших на конференции целый павильон "альтернативной Америки".
Каковы для России самые важные итоги прошедшей конференции?
Павел Селезнев: На этой конференции впервые за ряд лет из решения был исключен пункт о глобальном отказе от органического топлива. До сих пор, под давлением ЕС и Великобритании при поддержке администрации Байдена, этот пункт регулярно появлялся в решениях предыдущих конференций. И для России как крупного экспортера органического топлива это было источником постоянной тревоги: климат становился драйвером падения глобального спроса на важнейшую позицию отечественного экспорта. Но на этот раз Брюссель и Лондон лишились важнейшего американского союзника, и их объединенных сил не хватило, чтобы "продавить" нужную им формулировку.
Сергей Рогинко: Кроме того, чувствительный удар получили и разработчики научного обоснования отказа от нефти, газа и угля. Речь идет о так называемой Межправительственной группе экспертов по изменению климата (МГЭИК), многолетнем монополисте на одобряемые на уровне ООН научные оценки масштабов изменения климата, их последствий и роли в нем антропогенного фактора. Конференция отказалась признавать эту Группу в качестве "наиболее авторитетного научного органа", который должен определять политику в отношении изменения климата и его последствий.
Что стало причиной таких резких перемен? И есть ли альтернативные подходы к проблеме?
Сергей Рогинко: Не в последнюю очередь - качество прогнозов МГЭИК, которая много лет убеждала человечество в том, что глобальная температура не должна превысить 1,5 °С по сравнению с доиндустриальным уровнем. Иначе - катастрофа. Но в начале этого года настал момент истины: Всемирная метеорологическая организация сообщила, что 2024 году этот температурный порог был перейден. И катастрофы не произошло, что никак не вписывалось в прогноз. После такого конфуза (кстати, не первого в истории МГЭИК) поднимать авторитет этой Группы стало, видимо, не совсем удобно.
Павел Селезнев: Если же говорить об альтернативах, то самой заметной из них стало послание Билла Гейтса делегатам конференции под названием "Три жестких правды о климате". Оно стало настоящей сенсацией: еще бы, ведь климатическую повестку поставил под сомнение один из ее самых влиятельных лоббистов, совсем недавно пугавший мир климатическими бедствиями.
Неужели Гейтс совершил поворот на 180 градусов и теперь отрицает все, что раньше утверждал?
Сергей Рогинко: Не совсем: он не ставит под сомнение рост температуры и гипотезу его антропогенного происхождения, так что звучащие в его адрес обвинения в полном отказе от повестки не имеют оснований. Главный тезис Гейтса иной: говорится, что потепление не приведет к гибели человечества. И в обозримом будущем люди смогут жить и процветать в большинстве регионов Земли.
Павел Селезнев: Такая постановка вопроса не отрицает климатическую повестку как таковую, но серьезно подрывает ее актуальность. Ведь если потепление катастрофами не грозит, то в какой мере сохраняется приоритетность задач по резкому сокращению глобальных выбросов? Под вопросом оказываются и цели достижения "чистого нуля" глобальных и национальных выбросов, и треки энергоперехода. Сам Гейтс от идеи "чистого нуля" не отказывается, как и от идеи сокращения выбросов, но его подход может стать для этих идей миной замедленного действия.
Что предлагается взамен?
Павел Селезнев: Предлагается поменять направление финансовых потоков, прекратить колоссальные инвестиции в борьбу с изменением климата. По мысли Гейтса, они не дают должной отдачи. Деньги тратятся не на то.
А на что надо?
Сергей Рогинко: Если коротко - на вакцинацию и на новые технологии. По логике Гейтса, это более эффективные инструменты, чем климатическая повестка в привычном понимании. Ключевая идея послания: повестка как таковая - не самоцель, а средство, которому может быть предложена альтернатива. Ведь вакцинация, как пишет Гейтс, гораздо эффективнее защищает людей от последствий потепления, чем энергопереход.
Павел Селезнев: Стоит обратить внимание на технологическую часть послания. Гейтс призывает переориентировать финансовые потоки на развитие тех технологий, где Запад имеет шансы на лидерство. Он приводит конкретные примеры компаний-разработчиков энергоэффективных и низкоуглеродных технологий во всех основных сферах экономики: энергетике, промышленности, сельском хозяйстве, транспорте и т.д.
Не поздновато ли озвучена идея, если учесть, что Китай не первый год лидирует в "зеленых" технологиях?
Сергей Рогинко: То, что Китай стал главным бенефициаром "зеленой" повестки - это факт очень некомфортный для озвучивания на Западе. Который эту повестку разрабатывал во времена своего абсолютного технологического лидерства и в расчете на бесконечное получение технологической ренты. В итоге же Запад, по инерции продвигая климатическую повестку, выглядит как обезьяна из басни, таскающая каштаны из огня для своего геополитического оппонента. И, похоже, в Америке это начинают понимать.
Павел Селезнев: Более того, они не прочь взять реванш: в послании Гейтса проглядывается идея тотального контроля за развитием перспективных технологий во всех отраслях экономики (через контроль над финансированием). Теоретически такой контроль позволил бы влиять на темпы продвижения основных геополитических конкурентов в этих областях и сохранить технологическое лидерство Запада.
Вакцины и технологии, при всей их важности - это из области тактики. Предлагается ли что-либо в качестве стратегического подхода?
Сергей Рогинко: На мой взгляд, это - смена глобальной цели, отход от температурных показателей в качестве главных ориентиров развития. Гейтс призывает переориентироваться на показатель, который должен быть важнее выбросов и изменения температуры: на улучшение жизни.
Павел Селезнев: В качестве нового глобального репера предлагается ввести показатели качества жизни. Детальная расшифровка этой идеи в тексте не дается; очевидно, речь идет о таких индикаторах, как, например, индекс человеческого развития ООН или другие, очевидно, отобранные под задачу.
Есть ли риски для России в тех треках развития, которые обозначены в послании Гейтса?
Сергей Рогинко: Треки развития обозначены в послании пунктирно, а дьявол, как известно, кроется в деталях. Поэтому нашим профильным аналитикам важно не упускать этот вопрос из поля зрения.
Павел Селезнев: Послание Гейтса задает вектор развития, который еще не детализирован. Поэтому, чтобы точнее определить позицию по отношению к нему, следует ожидать новых публикаций в русле заложенных в послание идей. Эти публикации с большой вероятностью появятся в ближайшее время. Они заслуживают пристального внимания и скрупулезного анализа, и прежде всего, с точки зрения потенциальных вызовов для российских интересов.