Кто сегодня помнит эту дату? Кто садится за поминальный стол?
Матери, отцы, жены, потому что у них особая, "другая", личная, не покидающая память - на звуки голосов, взгляды, запахи, прикосновения.
Помнит весь Военно-морской флот, не только Северный, атомный и подводный. Потому что эта катастрофа поставила перед ним вопрос: "Быть или не быть"? И флот, и вся страна ответила на него: "Быть".
Помнят все "спецы", конструкторы, участники подъема лодки, потому что это была трудная задача.
Помнит уставшее от катастроф и трагедий общество, потому что это была трагедия наибольшего публичного содействия со стороны государства, порою, правда, казавшегося преступно неловким. И наибольшего соучастия со стороны людей: как все передавали слухи о последних стуках на подлодке, будто это тебе в окно постучали. Как все любили и не любили спецкора Аркадия Мамонтова, единственного подпущенного близко к спасателям.
Не помнят, как выяснилось на днях, молодчики, прошедшие в Воронеже по центральной аллее Коминтерновского кладбища и опрокинувшие в том числе надгробные памятники четырем парням, погибшим на "Курске".
Но погибшие в эти дни люди все-таки поставили себе памятник, который не перевернуть. Помните написанные на ощупь записки командира 7-го отсека, капитана-лейтенанта Дмитрия Колесникова. И даже не в той своей части, где "Никто из нас не может подняться наверх", "Шансов, похоже, нет, процентов 10-20. Всем привет, отчаиваться не надо". А в другой, адресованной жене Ольге. Написал, что любит. Попросил, чтобы утешила родителей. И закончил словами: "Не переживай сильно".
Моя подруга, художница, позвонила мне в те дни по телефону и сказала, что сын ей заявил, что будет подводником. "Почему?" - заикаясь спросила мать, еще не придумавшая, как перечить. "А там все... серьезно", - ответил сын.