Поделиться
Премьеру "Демона", как и предпремьерные показы в мае, давали дозировано: спектаклей немного, цены бешеные, критиков не звали, а тайно, по дружбе, пропускали. Ясно, что самому Меньшикову, главе "Театрального Товарищества 814", на мнение прессы начхать. Он прав во многом: презирать летучее, неосновательно оплаченное театральной конъюнктурой сообщество можно. И все же жаль, что критиков не зовут: пусть неприятное, иногда бессмысленное и грубое чужое мнение иногда дает толчок новой мысли.
Премьера сыграна. От нее остается странный привкус поражения. Прежде всего поражения режиссера. Кирилл Серебренников со всею искренностью и страстью предложил Меньшикову его роль. Демоническое - это Меньшиков. Так коротко и просто формулировали все кому не лень - от критиков до поклонниц. Но что означает это демоническое в случае Меньшикова? Оно равно пустоте. Актер красивый и темпераментный, он одушевляет странное ничто. Такова трагическая природа его актерского существования. Ему - как замечательно предложил критик Александр Соколянский - играть бы "Сида". Он мог бы многих сыграть... В нем есть вдохновенная рамка, предложение темы, та самая таинственная пустота, которая столь притягательна для театрального пространства.
Лермонтовский Демон заполняет эту пустоту легче чего бы то ни было: ведь он и есть дух пустоты. История того, кто все пережил, чья душа опустошена, но способна к последнему взлету чувства - это его собственная история. Олег Меньшиков - любимец масс - находится сегодня в том мгновении, когда решается его театральная судьба. Ему нужно или победить, или исчезнуть с театральных подмостков. Все, что им было сыграно в его "Товариществе 814" - без режиссера, без руля и ветрил - было отмечено знаком режиссерского дилетантизма. Кто в том повинен - не нам судить. Возможно, сам Олег, возможно, те нерадивые и подобострастные спутники, которые сопровождают этого человека с харизмой.
Он - красивый, вдохновенный, сияющий ниспосланными на него дарами - только манит обещаниями. Его Чацкий - вдохновенно оформляющий пустоту резонер, его Утешительный в "Игроках" - маленькая, скромная и проходная роль. Наконец, Демон, который мог стать исполнением возложенных на него чаяний театральной публики, сыгран им хоть и темпераментно, но невнятно.
"Печальный демон, дух изгнанья, летал над грешною землей", - именно духом изгнанья отмечено его присутствие на театральных подмостках. Тонкая связь с творчеством Жерара Филипа, того, кто исполнил обетования своего поколения, сыграв Сида в знаменитом спектакле TNP, существовала в нервном и страстном облике нашего отечественного принца. Но ему не дано стать театральным гением поколения. За исключением нескольких театральных ролей, созданных задолго до его "оскаровской" славы - Гани Иволгина в спектакле Юрия Еремина "Идиот", Калигулы в одноименном спектакле Петра Фоменко - он прошел мимо "большой" театральной славы, разменяв ее на рукоплескания брильянтовых дам.
Когда Демон-Меньшиков выходит на подмостки, кажется, что это поп-звезда сменила "группу разогрева". Группой "разогрева" работали на этот раз отличные мастера: балетмейстер Альберт Альберт, который сочинил для инфернального "хора" мускулистую пластическую партитуру, музыкант и композитор Александр Бакши, обработавший мелодии армянской киманчи и русского духовного стиха. Два "сказителя" - Андрей Котов с колесной лирой и Гранд Айрапетян с киманчей (добавим скрытого в кулисах ударника Владимира Белоухова) создают то пространство мистерии, о котором говорил Кирилл Серебренников, сочиняя спектакль.
Полеты Демона над "грешною землей", его колыбельная, которую он напевает для бедной Тамары (юной, нервной и пленительной Натальи Швец), его музыкальность, которая разлита во всем его облике, напряженно-сдержанном и страстном, когда, подходя к скрытому в "лесах" фортепиано, он что-то тихонечко бренчит - все придумано толково и по существу. Так же по существу изобретена маска убитого жениха (Анатолий Белый), который внезапно превращается в Командора из пушкинского "Дон Гуана". Его превращение в Ангела также оправдано текстом: он смиренно, на время, оставляет битву с Демоном, когда сознает всепоглощающую власть страсти.
Кирилл Серебренников сочиняет аттракционы, пользуясь арсеналом хоть и замысловатым, но известным: опытами Анатолия Васильева, связанными с идеями мистериального и игрового театра, его методом чтения высокой, поэтической речи. Он применяет их порой точно, но по большей части неуклюже, без всякой ясной логики и театральной культуры.
В результате спектакль выглядит примерно так: актеры натужно "аллитерируют", то есть выделяют всякие звукообразующие доминанты, когда "л" и "н" неожиданно приобретают гипертрофированное звучание. Кроме неотчетливой поэтической претензии в этих играх с аллитерациями нет ничего внятного. Когда актеры внезапно освобождаются от них, наступает нежданное и трепетное напряжение.
Тамара на специальных цепляющихся сандалиях уже ангелом "восходит" на небеса, взбираясь, точно в простодушном мистериальном театре, по неотесанному деревянному столбу. Это движение сквозь грубую деревянную фактуру вверх, к Богу, более действует на воображение, чем темпераментные, но риторические пассажи Меньшикова-Демона.
В этом спектакле есть, кажется, все, что должно составить плоть яркого и пронзительного театрального действа - фантазия, изысканные и грубые аттракционы (художник спектакля Николай Симонов), красивые и сильные актеры, придуманная ткань эпического повествования, которая осмыслена как русский духовный стих, выразительная и точная работа хореографа. В ней нет только простого драматического разбора, когда бы стало ясно, о чем вздыхает Демон и чем отвечает ему Тамара.
Почему Меньшиков обречен на столь странную долю: обладая несомненным драматическим талантом, использовать его таким нелепым образом? Почему молодой режиссер Кирилл Серебренников, обладая несомненными режиссерскими способностями, так лениво пренебрегает возможностью создать великую роль для большого артиста? Кто здесь ответственен за результат? Исполненная этих риторических вопросов, я завершаю статью, так и не сумев рассказать, на что же похож в конце концов этот "Демон".