Поделиться
А на его излете появилась нежно-поэтическая, почти в духе Уильямса, пьеса Шейлы Делейни. Ее очень любили в 60-70-е годы. В 1961 году ее экранизировал англичанин Тони Ричардсон. У нас она шла по всей стране - от Ленинграда до Красноярска, где ее в конце 60-х поставила сама Генриетта Яновская.
Как ни трактуй сегодня этот внезапный ностальгический всплеск,
возвращение к ранним 60-м, в случае Яновской очевидно одно: эта старая
пьеса явно вписывается в логику ее художественных и человеческих
интересов. Она - вослед "Грозе" - исследует тонкие, легко и горько
разрываемые связи между отцами и детьми, истерический и болезненный
характер этой связи, так испорченный земной цивилизацией за последние две тысячи лет. Генриетта Яновская предстает здесь настоящим поэтом этих мрачных и безнадежных, истерически-взвинченных и мучительных семейных уз.
Ее спектакль, оформленный изысканной фантазией художника Сергея
Бархина, превращается в нескончаемую рефлексию на эту тему. Дом, в который вселяются мать и дочь, похож на продырявленную насквозь картонную коробку. Его единственная "стена", стилизованная под гофрированный картон, насквозь пробита дырами. Сквозь эти-то дыры проникает сюда призрачный внешний мир, образуя тревожные и восхитительные в своей строгой графичности полосы света и тени. В этой чересполосице и двигаются актеры: внезапно в луче света проявляются лицо и руки, тогда как все тело погружено во тьму.
Эта изысканная светопись, созданная Бархиным и Яновской, - лучшее, что придумано в спектакле. Сам же спектакль кажется чрезмерно подробным и длинным. Пьеса проще, чем та подробная и утомительная тщательность, с которой она рассказана.
Удивительным образом пьесу, которую в 60-70-е годы ставили в основном о жажде любви, Яновская сочиняет как историю изуродованной юной души, которая, не успев выправиться и окрепнуть в лучах любви, вновь оказывается на грани существования. Юная Джо рожает в кромешном одиночестве, среди мерцающих лучей света, пробивающихся сквозь картонные дыры.
В партитуре Яновской - только свет и тень. Так она работает и с
актерами. Молодые мужчины в жизни юной Джо - почти карикатуры. Даже если это нежный и заботливый гомосексуалист Джеф (в очередь - Николай Иванов, Николай Качура), который постепенно овладевает сердцем юной сумасбродки, то и он сделан довольно комично. Не говоря уж о водевильном матросе, грубом и неотесанном (Андрей Финягин). Последний муж матери Питер (в очередь - Дмитрий Куличков, Александр Тараньжин) - не менее карикатурный пьяница.
Только женщины - мать и дочь - удостоены в спектакле подробной
душевной жизни. Элен (Екатерина Александрушкина) и Джо (Наталья Мотева) - две ярко раскрывшиеся актерские индивидуальности театра. Хрупкая и нервная, как героини Уильямса, Джо - Наталья Мотева играет важнейшее чувство: попытку внести в свою жизнь мягкость и неагрессивность. Она ведет вечную войну с собственной матерью. И только постепенно открывается навстречу чужой нежности и заботе, даря ответную любовь застенчивому студенту-гомосексуалисту.
Интересно, как пересекаются сюжеты в нынешнем театральном сезоне. Совсем недавно лучшей пьесой фестиваля "Новая драма" была названа пьеса Петрушевской "Бифем" о двухголовом существе матери-дочери, об их любви-ненависти. До этого триумфа удостоился спектакль МДТ "Московский хор" по пьесе все той же Петрушевской. В нем тоже речь об уродливых отношениях поколений в одной семье. Просветление этих отношений, попытка изменить их любой ценой - это больше чем семейная проблема. В этих приватных семейных историях театр точно пытается разглядеть причины уродливого мира, нравственной деградации, которой он подвержен. Кино отвечает театру мужскими, исполненными красоты и любви историями - "Отец и сын" Александра Сокурова, "Возвращение" (рабочее название "Отец") Андрея Звягинцева. Это простое наблюдение, возможно, нам еще предстоит осмыслить.
Для Яновской во всяком случае история о вкусе меда, о вкусе любви - это история об истерически-болезненных отношениях, о необходимости и невозможности их преодолеть. Три с лишним часа такого взвинченного театра оказываются изрядным испытанием для публики. Впрочем, Яновская, очевидно, этого испытания и добивалась.