- Алексей Алексеевич, вы уехали в Америку в 91-м году. Почему?
- Причин было много. Во-первых, я видел, что экономика России явно катится вниз. У меня не было сомнений, что первой жертвой этого станет фундаментальная наука, которая никакого дохода не приносит. К тому времени некоторые мои коллеги уже уехали за границу и успешно работали, в том числе в Штатах. Так что я был далеко не первым. Сначала попробовал узнать, есть ли возможности для меня работать в США. Если бы их не было, то я бы никуда и не поехал. Во-вторых, политическая обстановка была неустойчива. Явно назревал какой-то заговор, это я отчетливо чувствовал. И понимал: если он будет успешным, то границы опять закроют, и тогда уже поздно будет. Поэтому я и решился. Но это уже после того, как для меня нашлось место. А когда я оказался здесь, мне даже дали больше того, что обещали.
- В Америке вы получили все, что необходимо для вашей работы?
- Да. Я работаю в Аргонской национальной лаборатории, это что-то вроде Курчатовского института - большое научно-исследовательское учреждение, в котором трудятся четыре тысячи человек.
- Получив американское гражданство, вы сохранили российское...
- Россия признает двойное гражданство, что ж я буду отказываться? Возвращаться я не собираюсь, но тем не менее пусть будет. У меня жена-то как раз скучает по России.
- А вы не очень?
- Нет. Знаете, вот будут говорить: вас в России выбрали академиком, награждали и так далее... Правильно, но меня и очень много обижали. Восемнадцать лет по совершенно дурацкой причине не выпускали за границу. Как это можно воспринять?
- А в Америке как вам живется?
- Хорошо.
- У вас есть дом, все, о чем можно мечтать?
- Да. Но у меня и в Москве были вполне приличные жизненные условия, так что не из-за этого я сюда поехал.
- Что вы можете сказать по поводу того, что за последние три года уже второй раз Нобелевские премии вручаются ученым из России?
- Это совершенно случайное обстоятельство. Присуждение Нобелевских премий - процедура демократическая, а в демократической организации очень трудно предсказать результат, там никто не принимает решения: надо специально русским премии давать. В этом году премия по физике была присуждена нам троим, все мы люди не юные. Тони Леггетту 65 лет, и работа, которую сейчас оценили, была сделана им 30 лет назад. Ну а мы с Виталием Гинзбургом еще старше: мне 75, а ему 87 лет. Работу, за которую меня наградили, я делал в 50-х годах, а Гинзбург и Ландау - в 1950-м. Нас всех троих объединяет не только близость тематики, но и то, что мы, как говорится, вовремя не получили эти премии. Вот комитет, видимо, и решил исправить положение.
- У вас здесь есть ученики?
- Конечно. Когда я жил в России, все время преподавал - в Московском университете, затем в Физтехе. В Институте стали заведовал кафедрой шестнадцать лет. Но в Америке иначе устроено: нет того совместительства, какое было в России. Здесь есть, как говорят, одно "полное место". Хочешь - пожалуйста, подели его пополам: половина в лаборатории, половина в университете. Но я не считал это подходящим вариантом и просто бесплатно читал лекции в Университете Чикаго, в Иллинойсском университете. И они пользовались успехом.
- Как вы отдыхаете, есть какое-нибудь хобби?
- Было, когда был помоложе. Каждое лето отправлялся в горы, побывал во многих местах, даже на Килиманджаро поднимался. А зимой - горные лыжи. Каждый год у нас устраивались конференции по физике низких температур в Бакуриани, я катался и там, и под Москвой. Сейчас горные лыжи благодаря Президенту Путину стали модными, а я ими занимался, когда у нас никаких подъемников еще не было. В Америке тоже пару раз ездил в Скалистые горы и катался там. Но сейчас мне это уже тяжеловато. Обидно: подъемники здесь для тех, кому за 70, бесплатные... А так - хожу в кино, читаю книги. Мы с женой поездили по Соединенным Штатам, посмотрели интересные здешние места.
- Каждая страна гордится, что именно ее ученый получил столь высокую награду, как Нобелевская премия. Во всех сообщениях о присуждении премии после вашей фамилии указываются две страны - Россия и США. Вы согласны с тем, что ваша работа принадлежит сразу двум этим странам?
- Она не принадлежит ни России, ни Америке. Она принадлежит физике. А это - наука чрезвычайно интернациональная. Нет российской или американской физики. Даже когда я жил в бывшем Советском Союзе, то всегда говорил именно так: патриотизм, который призван разъединять людей по странам, к науке не применим. Наука наоборот объединяет людей. В конференциях Американского физического общества участвуют тысяч пять специалистов из самых разных стран. Они приезжают специально, потому что это прекрасная возможность получить множество информации. Так вот, я сделал отмеченные сейчас работы в 50-е годы в Советском Союзе. И опубликованы они были в советских журналах. Причем самая первая моя статья даже никогда не была переведена. А сейчас я печатаю работы в американских или европейских журналах. И кому они принадлежат? Никому. Когда ученый помещает статью в научный журнал, он подписывает соглашение, копирайт о том, что с этого момента журнал имеет права на эту статью. Но принадлежит она все равно - физике.