Своего коллегу и друга вспоминает режиссер Глеб Панфилов.
- Элем Климов - великий мастер советского кино. Я говорю - советского кино, потому что все его творчество относится к этой эпохе. Как и творчество Андрея Тарковского, и Василия Шукшина, и Ильи Авербаха, и еще многих великих мастеров его поколения.
Он сделал мало фильмов. "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен", "Похождения зубного врача", "Спорт, спорт, спорт", небольшой фильм "Лариса" о его красавице жене Ларисе Шепитько, тоже выдающемся мастере, которая в расцвете молодости и таланта погибла в автокатастрофе. "Прощание" - картина, которую начинала Лариса, а закончить пришлось уже Элему. "Агония" - великий фильм, который более десяти лет пролежал на полке. И последнюю картину "Иди и смотри" он снял в 1985 году.
Он в полной мере дитя шестидесятых, когда так сильно заявил о себе в комедии "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен". Помню, как на премьеру в Доме кино было невозможно попасть - сразу стало ясно, что в кино пришел талантливейший молодой мастер. Он был красив - высокий, спортивный, сильный, личность невероятного обаяния, с огромным чувством юмора. Казалось, что у нас появился новый яркий комедиограф. Но все сложилось иначе. Уже со следующей картины в его кино зазвучали драматические интонации, потом они стали трагическими - так уж складывалась его жизнь. "Прощание" - это уже настоящая русская трагедия. И с этой же интонацией снят "Иди и смотри" - его последний фильм потрясающей силы. Недавно его снова передавали по телевидению - впечатление было оглушающим. Я уверен, что картины Элема Климова останутся с нами. Рожденные советской эпохой, они смотрятся сегодня как творения о вечных страстях и духовных ценностях.
Я уверен также, что Элем мог бы сделать в искусстве гораздо больше. Если бы вписался в новые обстоятельства жизни. Но он надолго замолчал. У него были замечательные сценарии, и я тоже пытался его как-то поддержать, помочь ему, потому что 18 лет вынужденного простоя вообще невыносимы, а для такого мастера расточительны и даже преступны. Но так случилось. Он остановился, потому что отдал все перестройке кинематографа. На V съезде Союза кинематографистов его избрали первым секретарем, и он с присущей ему честностью отдался этому делу. Конечно, он думал и о новых фильмах, пытался запуститься с "Бесами" по Достоевскому, но Госкино идею зарубило; надеялся поставить "Мастера и Маргариту", но общественные дела отнимали слишком много времени. Он все силы отдавал для того, чтобы новая модель кинематографа заработала успешно. Но, к сожалению, не все получилось. И когда он наконец освободился от этого бремени, у него уже не хватило сил, да, вероятно, и желания вписаться в новое время. И все его творчество осталось там, в советском периоде. Хотя работы Мастера пережили советскую власть и переживут еще множество эпох.
Это был человек, живший кинематографом. Каждый его фильм - часть его жизни, причем главная. Он творил каждую картину как первую и последнюю. Это качество вообще было характерно для мастеров его поколения - точно так же не было "проходных" картин и у Авербаха, и у Тарковского, и у Шукшина.
В последнее время Элем мне напоминал инока, монаха, схимника, для которого материальный мир уже не имел смысла. Его мало заботило собственное здоровье, он почти не ел, писал стихи и был, на мой взгляд, в удивительной творческой форме. Но за эту форму платил своими последними силами. У каждого человека есть НЗ - неприкосновенный запас сил, и когда приходит тяжелая болезнь, эти силы нужны для борьбы с нею. Элем все эти силы израсходовал в процессе самой жизни. Он невероятно исхудал, на лице остались только большие, по-климовски выразительные глаза. Сына он вырастил - Антон у него вырос красивым самостоятельным молодым человеком, и этот его долг перед жизнью был выполнен. То кино, которое он снимал так, как хотел, было уже позади, а снимать так, как требовало от него новое время, он не мог себе позволить. Не мог ходить по олигархам с просьбой дать денег на фильм, не хотел клянчить деньги в Министерстве культуры, он всю эту суету презирал. Писал стихи и жил внутренней, замкнутой, очень напряженной духовной жизнью. А когда все силы жизни были истрачены, он тихо, во сне, из нее ушел. Ушел во сне, погрузился в кому. Лег, как обычно, вечером, утром его сын не разбудил - потому что хотел дать отцу поспать. А когда вернулся, обнаружил, что тот по-прежнему спит. Элем уже тогда ушел, я думаю, и только благодаря усилиям врачей и современной медицинской технике он еще жил больше месяца.
Совсем недавно, 9 июля, мы отмечали его 70-летие. Юбилей прошел очень скромно, в узком кругу, Элем был тих, задумчив, улыбчив, добр, внимателен. Ему говорили много хороших, ласковых слов. Пели песни, ему это очень нравилось. А потом так же хорошо расстались, как бы и ненадолго. А оказалось - навсегда...