В свои 18 лет Мария Мангушева была угнана на работы в Германию в сентябре 1942 года, во время второй оккупации города немцами. Сначала она попала на металлургический завод.
— Мы жили в бараках, спали на трехэтажных нарах, вместо матраца — солома. Ели баланду, после которой на зубах скрипел песок. Нас не били, не унижали. Но вкалывали мы по 12 часов в день, без выходных. Чтобы избежать этого, я натирала локти камнями. Руки отнимались, и меня клали в лазарет.
Но однажды немцы поняли, что русская занимается саботажем и отправили ее в тюрьму. А оттуда в июне 1944 года ростовчанка попала в Магдебург, в филиал печально знаменитого концлагеря Бухенвальд — Коммандо. Здесь начались по-настоящему жуткие дни.
— По дороге в лагерь мы видели крематории и огромные очереди из евреев, которых вели туда, — рассказывает Мария Сергеевна. — В Коммандо атмосфера была невыносимой. По лагерю ходили эсесовки с собаками и резиновыми плетками, внутри которых — провод. Сила такого удара колоссальная. Били нас часто. Просто чтобы подавить волю. И им это удавалось — помню, мне было даже страшно поднять глаза.
Каждое утро всех узниц, среди которых в основном были русские, француженки, немки, выгоняли на перекличку. Стоять разрешали на расстоянии вытянутой руки друг от друга — чтобы не грелись. Единственный способ согреться — найти бумагу и спрятать ее под полосатой робой.
Весной 1945 года, буквально за пару недель до победы, в центре лагеря поставили висилицу. На заре всех узниц выгнали на улицу. На эшафоте уже стояли молоденькая русская девчушка и палач в белой одежде. Он огласил приговор: смертная казнь через повешение, и тут же привел его в исполнение.
— Бедная девочка только и успела поправить петлю на шее, — говорит Мария Сергеевна. — Нас заставили несколько раз пройти вокруг висилицы и посмотреть на нее.
— Мария Сергеевна, у вас на руке нет порядкового номера…
— Номер выжигали только в Освенциме. В остальных концлагерях, включая Коммандо, номер нашивали на робу. Мой номер — 57228.
В лагере Мария Мангушева пробыла до апреля 1945 года. Узниц освободили американцы. С советскими войсками встреча произошла позже, на Эльбе. Военные отнеслись к соотечественницам хорошо. Несколько месяцев ростовчанка проработала секретарем в штабе, а потом пришло разрешение вернуться домой. По дороге в Ростов Мария познакомилась со своим будущим мужем, русским военнопленным. Вместе они вернулись на Дон.
Когда мама Марии увидела свою дочь живой и невредимой, то разрыдалась. Но потом призналась:
— А я всегда знала, что ты жива, я сны про тебя хорошие видела.
Потекла мирная жизнь. Мария устроилась на работу в торговлю, где и проработала вплоть до пенсии. Родились дети, внуки.
А в 1980-е годы, когда еще Германию разделяла берлинская стена, ростовчанку впервые пригласили в город Темпинг. Там бывшие узники встречались в основном с молодежью. Пообщаться с ровесниками или тем более ветеранами не удалось. Позже был еще один визит в Темпинг, Так что поездка в Дортмунд будет уже третьей после окончания войны.
— Мария Сергеевна, когда ехали в Германию уже в качестве туриста, не боялись, что сердце не выдержит?
— Нет, тогда страшно не было. Ведь нас возили в те города, где мы не бывали во время войны. А сейчас я очень волнуюсь и за сердце свое переживаю.
Уже семь лет Мария Сергеевна живет с кардиостимулятором. По техпаспорту его срок годности — 10 лет, но врачи ей сказали, что лет через семь лучше его заменить. А у нее нет финансовой возможности оплатить такую операцию.
Мария Мангушева планировала заменить кардиостимулятор на средства, которые немецкое правительство обязалось выплатить всем советским узникам (15 тысяч марок). Однако сначала они перечислили половину этой суммы, затем — еще четверть.
Деньги разлетелись вмиг на текущие расходы и лечение. Оставшиеся же выплаты немцы почему-то задерживают. Ростовчанка надеется, что власти Дортмунда смогут помочь ей в решении этого вопроса. Больше Марии Сергеевне рассчитывать не на кого.