Для Воронежа Золотых, выражаясь языком поэтическим, этакая «беззаконная комета среди расчисленных светил». В том смысле, что ее место среди здешнего «культурного истэблишмента» определить не возьмется никто. «Самодеятельная художница, – морщатся признанные «мэтры кисти и холста», – что с нее взять? Ни образования, ни имени. Подумаешь, Пиросмани…» И вместе с тем эта действительно нигде не учившаяся изобразительному искусству женщина (окрещенная некогда критиками не Пиросмани, но «Ван Гогом в юбке» – за некоторую схожесть цветовой палитры и постимпрессионистский надрыв) отмечена Министерством культуры России: третий год подряд ей – единственной в Воронежской области – перечисляется минкультовская стипендия. Деньги, по правде говоря, смешные – каких-то 800 рублей в месяц, но для Золотых и для ее 9-летней дочери это едва ли не основной источник существования. Картины она не продает – просто не умеет: то, что было когда-то приобретено (и за рубеж, в частные коллекции, и в местные музеи), сбывалось в буквальном смысле слова за гроши – те доходы «съедены» еще до дефолта. И еще – Золотых чурается светской жизни (нищая «в свете» – такая коллизия подходит разве что для святочных рассказов), мало общается с людьми, и, кажется, просто не знает, где находятся местные отделения творческих союзов и тем паче кабинеты чиновников, ответственных за поддержание культуры в области.
Кстати, со стипендией вышла еще та история – весьма характерная для статуса странной и чудаковатой «самодеятельщицы», закрепившимся в местных официальных кругах. Целый год деньги перечислялись из Министерства культуры в ее региональную инстанцию. Но при этом чиновники никак не могли найти получательницу, хотя та никуда не скрывалась – жила себе в родительской квартире после развода с мужем. Не мудрствуя лукаво, чиновники отправили скопившиеся на счете 9600 рублей, набежавшие за 12 месяцев, обратно в столицу. Формально они поступили правильно – чего, собственно, бегать, разыскивая стипендиатку. Вот только найти ее было бы проще простого, если приложить минимум усилий. Сейчас эти деньги приходится «выбивать» обратно, преодолевая массу бюрократических барьеров.
Картины Валентины Золотых – не из тех, что украшают гостиные благополучных обывателей, «не чуждых искусству». На улице, среди «красивых» пейзажей, выставляемых прагматичными халтуршиками от искусства, их не продать. Слишком сильна их энергетика, слишком велико страдание, исходящее с холста. Таковы ее портреты – Пушкин, Мандельштам, Платонов, Высоцкий… Джоконда и Буш-младший, сидящие рядом, - некое столкновение вечного и временного… И при этом - ничего приглаженного, коммерческого, подогнанного под вкусы «просвещенной публики», отбирающей холсты под цвет обоев. Они востребованы на весьма престижных выставках – но только не на воронежских вернисажах. Вот характерная деталь: в минувшем году работы Золотых экспонировались в столичном Новом Манеже – в рамках Дней славянской письменности и культуры. А год спустя, когда этот праздник проходил в Воронеже, и местные художники – по праву хозяев – показывали свои работы довольно широко, для картин Валентины места не нашлось. Правда, областное управление культуры обещает помочь с персональной выставкой – когда-нибудь потом, может быть, в будущем году. Конечно, помощь тут не помешает: большая часть картин Золотых по стечению обстоятельств хранится в Рязани – их надо привезти, облачить в рамки, которые тоже стоят денег… А сама художница, похоже, уже не верит в возможности проведения выставки в родном городе – все предыдущие попытки заканчивались ничем: то средств не находилось, а то и владельцы местных галерей отчего-то противились. Валентина так и не стала для здешнего «культурного сообщества» своей – а чужих у нас не жалуют. Затертая фраза об искусстве, требующем жертв, все-таки относится к бытию художника, а отнюдь не к быту. Рассуждения о том, что художник, мол, должен быть голодным – по большому счету, достаточно подленькие. Но, увы, творческая среда, наполненная не только восхищением перед чужими удачами, но и ревностью к ним – штука взрывоопасная…
…Валентина Золотых рисует Россию: такой, какой она видна ей из Воронежа, из холодной мастерской на холме. На грубой мешковине – три ярких квадратных лоскута. Белый, синий, красный… Цветные заплаты, скрепляющие ветхую ткань, не дают ей расползтись, рассыпаться окончательно. Сквозь ткань проступает человеческое лицо. В ее храме творчества нет тепла и света – но надежда еще остается.