Поделиться
Так начался в Ростове международный фестиваль блюза. На этот раз он основательно зацепил Россию. Американские блюзмены выступали в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. В южной столице музыканты заканчивали тур по нашей стране. У нас их ждали, о них говорили, мечтали о встрече.
— Как доехали, ребята? — спрашивают журналисты.
Джерри дымит сигаретой. Путешествие далось нелегко, музыканты устали.
— Так себе. Я, наверное, неделю буду отсыпаться дома. Однако ехать стоило — больше нигде нет такой благодарной публики как в России.
— Что это вы курите, Джерри? Неужели нашу "Приму"? — удивляется кто-то.
— Лет пятнадцать назад, когда я первый раз побывал в России, я стрельнул на вокзале у какого-то бомжа сигарету. Это оказалась "Прима". С тех пор "Прима" — мое самое любимое курево. Мне здесь в Ростове подогнали пару блоков. Быть может, кто-то скажет, что это плохой табак, а я отвечу — он настоящий.
Такие и песни Филадельфии. Они, как крепкий табак, без фильтров и всяких искусственных отдушек. Настоящие.
Джерри отрывается от гитары, приподнимает шляпу и, улыбаясь, пристально смотрит в дымную глубину зала.
На скамье — адвокаты и байкеры
В тот вечер в огромном зале собралось все блюзовомыслящее население не только Ростова, но и других городов Юга России. В зале расставлены длинные деревянные столы, скамьи, народ пьет пиво, дым стоит столбом. За одним из столов, заякорив на улице свои "Харлеи" и "Дэвидсоны", расположились байкеры. На кожаных куртках написано "Краснодар".
— Выехали утром, гнали сюда по мокрой дороге. Хотелось послушать черный блюз.
В соседях у байкеров компания в строгих костюмах и галстуках — лучшие адвокаты Ростова. На байкеров посматривают подозрительно. Очень уж вызывающе положили они на стол свои огромные кулаки, а все пальцы у них в перстнях с черепами. Впрочем, подозрение взаимно. Байкерам тоже не по нраву ухоженные "белые воротнички".
В толпе у сцены раскачиваются в такт музыке пятнадцатилетняя девчонка с выбритыми висками, а рядом солидная матрона бальзаковского возраста и существо непонятного пола в синем балахоне до пяток, увешанное какими-то глиняными свистульками, пьяненькое самую малость. Эти тоже неодобрительно поглядывают друг на друга.
— Где ж ты, э-э-э, девушка, так пообедала? — укоряет матрона.
В ответ — только усмешка. Оказалось, это — юноша.
"Эх, быть патасовке", — переговариваются между собой вахтеры.
Блюз — это свобода
На сцене появляется Уэсли Кларк — негр килограммов под сто — и сочно, голосом неповторимого, истинно черного тембра, затягивает: "Tell my mother, Lord…"
— Расскажи моей маме, Господь, как ты со мной обращаешься, — подхватывают байкеры и адвокаты, девчонки и матроны. И даже молодой человек в синем балахоне посвистывает в свои глиняные фенечки на удивление ритмично.
— Как вы относитесь к русскому блюзу, Уэсли? — пристают журналисты.
— Нет такого явления, как нет нигерийского барокко. Есть просто блюз, ребята. Просто блюз!
Не так давно у нас в Америке считалось, что пусть уж лучше блюз поют женщины, но белые. Только бы не черные ребята. А сейчас это делают все — женщины, дети, белые парни, черные парни. Русские, пойте блюз, ведь блюз — это свобода!
На сцене зажигают белые парни. Это "Roomful of Blues" — маленький большой оркестр, так о нем говорят в Америке. Обилие меди и какой-то горячечный темп подачи своих композиций создают впечатление, что тебя готовят к просмотру смертельного сальто. Зал ревет вместе с ними, уже никто не сидит, люди оставили свое пиво. Между столами отплясывают представительница прессы и один из столпов ростовского большого бизнеса.
— Мне было плохо так чертовски долго, что мне уже кажется — мне хорошо, — плачет саксофон.
Адвокаты и байкеры дружной командой бродят по залу и прибиваются, наконец, к группе университетских преподавателей. Эти выдвинули своего делегата — преподавательницу кафедры иностранных языков — прямо на стол, и она выстукивают каблуками ритм, у нее это получается здорово.
— Я больше не буду собирать хлопок, — поет дама бальзаковского возраста.
— О, да, сяду в товарняк — и ищи ветра в поле, — вторит ей юноша в балахоне.
Свершилось главное — мы такие разные, но все вместе.
Итак, к нам приезжают звезды блюза, терпеливо раздают интервью и автографы, фотографируются со всеми желающими, курят наши сигареты, в конце концов! Жизнь налаживается, господа?
Публика расходилась умиротворенная. Каждый получил, что хотел. Кто-то вспомнил молодость, иные просто оттянулись, а кто-то встретил на концерте старого друга, которого не видел тысячу лет.
— Мне легко в России, — говорит Джерри Рик, — вчера мне не спалось. Под утро спустился в гостиничный бар, встретился с каким-то парнем. Часа два просидели — курили, разговаривали. Он по-русски, я по-английски. Я ни черта не понял. Как и он, я думаю. Но до чего же славно мы провели время!
Спасибо, Филадельфия, мы тоже!