- Алексей Алексеевич, какое чувство испытывает лауреат накануне вручения самой престижной научной премии? Может, выполненного долга?
- Долга? Пожалуй, нет. Ведь работаешь не ради наград, движет прежде всего интерес. Естественно, я рад, что получил премию. Но каких-то особых чувств по этому поводу в себе не ощущал. Просто готовился к церемонии. Это заняло много времени.
- Главное, очевидно, нобелевская лекция?
- Я всю жизнь занимался преподавательской работой и в России, и в США, и поэтому любое выступление для меня не проблема. В частности, буду говорить об исследованиях, за которые и получил премию. Словом, это будет рассказом о физике для физиков.
- Вы волнуетесь с учетом жесткого регламента выступления и присутствия в зале коронованных особ?
- Нисколько. А относительно регламента могу лишь отметить, что у меня всегда получалось подстраиваться на месте. Вот и в этот раз, думаю, сориентируюсь. Я профессор старой школы.
- Вы уже решили, как распорядитесь полученной суммой?
- Ну, во-первых, премиальное вознаграждение в размере одного миллиона трехсот тысяч долларов США надо сначала поделить на три, поскольку премию присудили трем физикам: Гинзбургу, Тони Леггетту и Абрикосову.
Так как постоянно живу в США, придется заплатить 40 процентов налогов. В итоге на руки получу лишь около 200 тысяч долларов, а это по американским меркам не такие уж и большие деньги. Могу сразу сказать, что ни на какие фонды и благотворительные цели тратить их не собираюсь. Она пойдет на обеспечение достойного проживания в США мне и моей семье.
- Премию по физике присудили, как говорится, на троих. Планируете после официальной церемонии собраться втроем и как-то отпраздновать это событие?
- Даже мысли подобной не было. Мы все очень занятые и к тому же абсолютно разные люди. У нас различный стиль работы и отдыха.
- Во всех сообщениях о присуждении премии после вашей фамилии указываются две страны - Россия и США. Вы согласны с тем, что ваша работа принадлежит сразу двум этим странам?
- Она не принадлежит ни России, ни Америке. Она принадлежит физике. А это - наука чрезвычайно интернациональная. Нет российской или американской физики. Даже когда я жил в бывшем Советском Союзе, то всегда говорил именно так: патриотизм, который призван разъединять людей по странам, к науке не применим. Наука наоборот объединяет людей.