Поделиться
Перед премьерой "Малышки Лили" мы беседуем с Клодом Миллером в московском отеле "Мариотт".
- В первой половине картины вы крайне бережно относитесь к стилю и тексту Чехова - видно, что знаете его и тонко чувствуете. Что вас привлекло в "Чайке"?
- Я прочел у Чехова все, что мог достать, для меня он один из любимых писателей. А идея "Чайки" появилась случайно. Как-то мне нужно было написать статью, уж не помню, о чем. И понадобилось процитировать чеховскую фразу: мне казалось, что она из "Чайки". Я перечитал пьесу, но фразы не нашел - потом выяснилось, что она из "Дяди Вани". Но перечитал не напрасно: меня поразило, что ее персонажи, люди театра и литературы, жившие в XIX столетии, по своим чувствам и тревогам так близки нам, кинематографистам XXI века. Там, в пьесе, словно отражалась и моя жизнь. И я почувствовал, что здесь есть материал для фильма - не прямой экранизации, а "по мотивам". Меня заинтересовало, что будет, если взять этих персонажей и поместить в наш мир? В тот мир, в котором я работаю и которым живу, - мир кино. Эти русские персонажи мне показались актуальными для любого времени и любой страны. Так Нина Заречная стала Лили, Треплев - Жюльеном, Аркадина - Мадо, Тригорин - Брисом, Сорин - Симоном, а Маша - Жан-Мари.
- В "первом акте", действие которого происходит на даче у озера, вы почти буквально следуете за Чеховым, но потом от пьесы решительно отходите. Почему?
- Когда я закончил первую половину и Нина Заречная - у нас Лили - уехала в город, я почувствовал, что, если продолжать следовать букве пьесы, получится просто еще одна постановка "Чайки". А я совсем не этого хотел. Кроме того, когда Чехов написал роковую фразу "Треплев стреляется", он ведь продолжал заниматься своими будничными делами - пошел выпить чаю или лег спать. Он продолжал жить со своим счастьем или со своим горем, словно ничего не случилось. И я подумал о привилегии, которой обладают только художники, творцы собственных миров: они могут использовать собственные страдания, счастливые или трагические коллизии своей жизни в своих произведениях. Это характерно для многих людей искусства, в том числе и для меня. И я подумал, что, если показать на экране, что наш Треплев снимет фильм о своем возможном самоубийстве, расцелует Лили, которая сыграла в этом фильме себя, и они отправятся пить шампанское по случаю окончания съемок, это не будет изменой Чехову. Жюльен стал режиссером и воплотил драму своей любви в свою картину. А застрелить себя доверил своему персонажу. Это более в духе нашего века.
- В фильме удивительно передана поэтика русской усадьбы ("Люди пьют чай, а в это время..."). Меня заинтересовала природа этого знания, и мне показалось, что этот источник - русское кино. В частности, мой любимый фильм Никиты Михалкова "Неоконченная пьеса для механического пианино". Это так?
- Да, мне тоже очень нравится эта картина Михалкова. Я видел ее давно и с той поры не пересматривал, но допускаю, что она засела в сознании и повлияла на мое видение материала. Я вообще очень чувствителен к атмосфере такой семьи на лоне природы, которая в своем прекрасном молчании совершенно безразлична к нашим маленьким проблемам. Эти мотивы есть и у Чехова - в "Чайке", в "Вишневом саде". Я не русский человек, но я это хорошо чувствую.
- Во Франции так же чувствуют близость русской культуры, как в России - родство культуры французской?
- Мне кажется, во Франции нет ни одного серьезного писателя, который не был бы влюблен в русскую литературу. Это целый континент, и он занимает в нашей жизни очень важное место.
- В фильме, как и в пьесе, происходит конфликт поколений: молодой максималист Треплев-Жюльен восстает против старого искусства, которое для него воплощено в Тригорине-Брисе. С кем вы ассоциируете себя - вы Жюльен или Брис?
- Я и тот, и другой. Я старый новатор и молодой консерватор. Сегодня я, наверное, ближе к Брису. Но в молодости был Жюльеном, хоть и менее агрессивным.
- Но в фильме "вы-Жюльен" говорите "вам-Брису", что он ваш враг. Это жесткое обвинение. В чем его смысл?
- Да, жесткое. Вообще-то их спор касается куда более важных вещей, чем кино. Это борьба за право каждого быть самим собой. Я не знаю, как говорят в таких случаях в России, но во Франции есть поговорка: сыновья приходят, чтобы убивать своих отцов. Но именно благодаря смене поколений развивается наш мир. Я в этом споре ни на той, ни на другой стороне - я просто констатирую ситуацию. Молодые всегда обречены хоронить стариков - в этом движение жизни.
- Как вы относитесь к молодому французскому кино?
- Как в любом поколении, в нем есть и таланты, и бездарности. Но нам во Франции повезло: у молодых есть деньги для своих фильмов. И если подающий надежды режиссер хочет снять кино, ему помогут это сделать. В нашем молодом кино сейчас два главных течения. Одни хотят снимать, как в Америке, подражают компьютерному кино. Другие учились в наших киношколах и увлечены национальными традициями - в этом их активно поддерживает критика. В обоих течениях можно заметить свои изъяны. Подражающие Америке режиссеры приходят к механическому, формальному кино, которое становится ярким бездумным зрелищем. Режиссеры второго лагеря убеждены, что достаточно просто снять авторскую картину, а думать о том, чтобы ее захотел посмотреть зритель, считают ниже своего достоинства. Их фильмы надо расшифровывать. Иной расскажет свой замысел - в теории выходит очень увлекательно, а фильм смотреть невозможно. И это другая крайность. Фильмов "золотой середины" очень и очень мало.
- В России сейчас спорят о необходимости государственной поддержки кинематографа, и ее сторонники часто ссылаются на французский опыт.
- Это действительно исключительный опыт. Обычно считают, что кино существует благодаря налогам, но это неверно. У нас так поставили дело, что само кино дает деньги на кино. Какая-то часть денег, вырученных от продажи билетов на фильм, американский или французский - любой, идет в общий фонд. За этот счет и живет национальная кинопромышленность. Были приняты специальные законы о телевидении, которое обязано часть денег от рекламных вставок в кинофильмы передавать в тот же фонд развития национального кино. Система оказалась очень эффективной, и кино у нас сейчас бурно развивается.
- Расскажите о фильме, о котором вы сейчас думаете.
- Я пишу сценарий политической комедии. Американцы назвали бы ее политическим детективом. Главный герой - президент Французской Республики, конечно, вымышленный. Больше пока не скажу ничего.
- Вы уже бывали в Москве?
- Это третий или четвертый визит. Хотя я не был здесь лет десять. Сейчас Москва стала похожа на Лас-Вегас... Сплошные казино.
- Боюсь, что их тут больше, чем в Лас-Вегасе.
- Впрочем, я только вчера приехал, может, увижу что-нибудь еще.