Поделиться
Проект еще не стал достоянием гласности, но уже породил немало разговоров, слухов и домыслов. Прояснить ситуацию "РГ" попросила вице-президента РАН, научного руководителя Физико-технического института имени А.Ф. Иоффе РАН Жореса Алферова.
- Пессимисты уверяют, что в электронике Россия отстала от ведущих стран мира навсегда. А вы, похоже, предлагаете преодолеть этот технологический разрыв одним прыжком?
- Наверное, я все-таки отношусь к числу оптимистов. Если смотреть на вещи реально, еще 20 лет назад по объемам производства советская электронная промышленность была третьей в мире, хотя и на довольно большом расстоянии от США и Японии. После распада СССР отрасль фактически рухнула, частично сохранившись лишь в России (не более 20 процентов от объемов 1988-1989 годов) и Белоруссии (60-70 процентов). Уровень технологии остался тем же, что и в середине 80-х. Так, если в мире сейчас широко используются супербольшие интегральные схемы с топологическим размером элементов 0,13-0,16 микрон, то мы застряли на уровне 0,8 - 1, 2 мк.
Вместе с тем сегодня развивать такие ультрасовременные отрасли, как электроника, нам в принципе гораздо легче, чем в советские времена. Поясню почему. Первую интегральную схему, изобретенную Джеком Килби в 1960 году, в СССР оценили мгновенно, и почти сразу было принято решение о строительстве Зеленограда - центра отечественной микроэлектроники. Но из-за существования "железного занавеса" нам приходилось все делать самим: заново изобретать велосипед, создавать свое технологическое оборудование, конструкционные и полупроводниковые материалы и т.д. А теперь можем многое - но, конечно, не все! - купить.
Но переход на интегральные схемы с меньшим топологическим размером требует кардинального изменения технологий. И нам, если мы хотим не отстать в этой гонке, надо строить новые заводы, используя не только лучшие технологии, применяемые в кремниевой электронике, но и наши собственные достижения в области полупроводниковых гетероструктур. И у нас для этого появилась уникальная возможность.
- Конечно, заманчиво базироваться на разработках Физико-технического института, удостоенных Нобелевской премии. Но эти работы выполнены в 60-е годы, а ныне институт, как и большинство учреждений РАН, переживает не лучшие времена...
- Да, трудностей сейчас немало, но мы продолжаем вести исследования на высоком научном уровне. Индекс цитирования сотрудников Физтеха, которые занимаются гетероструктурами, необычайно высок. Некоторые из них по этому показателю обогнали меня, чему я только рад. "Сименс", "Самсунг" и другие крупные корпорации, включая американские, ориентируются именно на наши текущие исследования. Так что вовсе не случайно немецкие бизнесмены обратились к нам с предложением о создании технопарка. Кстати, они учредили в Дортмунде оптоэлектронную компанию, в которой при участии наших сотрудников реализуются "физтеховские" разработки.
- То есть ваши ученики привели к вам инвестора под белые ручки?
- Вряд ли открою большой секрет, если скажу, что сначала немецкая фирма предполагала разместить технопарк в Зеленограде. Там есть и предприятия электронного профиля, и специалисты. Но технопарк - это особая форма вовлечения ученых в процесс создания наукоемкого продукта, в данном случае - перехода от исследований к производству электронных компонентов. Изменения в этой области происходят очень быстро и нужно уметь их подхватывать. Поэтому решающую роль при выборе места для сооружения технопарка сыграла уникальная концентрация интеллектуального и производственного потенциала в петербургском районе Шувалово. В двух шагах отсюда - Физико-технический институт с Научно-образовательным центром и новым Академическим университетом, Политехнический университет, Институт проблем электрофизики РАН, предприятия электронной промышленности "Светлана" и "Позитрон", чуть дальше еще один университет - Электротехнический, а также Институты высокомолекулярных соединений и химии силикатов. Вообще считается, что идеальный вариант размещения технопарка - через дорогу от университета.
- Под "Всемирный диалог" требуется огромная территория. Но где ее взять в плотно застроенном Петербурге?
- Это один из главных вопросов. К счастью, нам удалось решить его заранее. Еще в советские времена предполагалось построить на северо-западе Петербурга, в Шувалове, академгородок. Первым там возвел новые корпуса Институт полупроводников. Вырос Институт электрофизики. Но поскольку на возведение академгородка хронически не хватало средств, то в 1995 году я убедил мэра города А. А. Собчака "застолбить" участок на будущее. Он подписал распоряжение, дающее Санкт-Петербургскому научному центру РАН преимущественное право пользования территорией в 445 га. Тогда же на этот счет появилось постановление правительства города. Сейчас по не зависящим от нас причинам от этой земли осталось 340 гектаров, чего, впрочем, достаточно для реализации проекта. В августе 2003 года на заседании городского правительства принято постановление, уже безоговорочно закрепляющее за нами эту площадь.
- Именно тогда вы и написали письмо Президенту России?
- Да, но еще до этого, 31 мая во время приема в честь 300-летия Санкт-Петербурга, проинформировал его о предложении немецкой фирмы. Сказал, что по рекомендации министра РФ по атомной энергии Александра Румянцева я приступил к проработке этого проекта, что нашел союзника в лице тогдашнего заместителя главы администрации Президента Дмитрия Медведева и что, по моим сведениям, канцлер ФРГ Герхард Шредер в курсе дела. Президент обратился к сидевшему рядом Шредеру, который подтвердил, что поддерживает эту идею. Путин предложил мне действовать в том же духе.
Следующим шагом было создание концепции технопарка. Я предложил назвать его "Всемирный диалог", что отвечает сути проекта, и придать технопарку статус акционерного общества с участием федеральных, городских структур и Санкт-Петербургского центра РАН. Ведь в Шувалове можно развивать не только микро- и оптоэлектронику, но и микромеханику, робототехнику, энергетику и другие наукоемкие отрасли.
- Какова в общих чертах финансовая схема проекта?
- Немецкие партнеры берут на себя строительство, поставку оборудования и технологий, для чего привлекают кредиты, но не претендуют на роль собственника предприятия. При этом они ставят лишь одно условие - гарантии нашего Правительства, что оно профинансирует 15 процентов общей стоимости проекта. Но это возвратные деньги, с началом работы предприятия они будут возвращаться. По нашим расчетам, технопарк может окупиться за 6-8 лет.
- А если продажа не пойдет так успешно, как хотелось бы?
- Тут важная деталь: сами немцы готовы продавать через собственную сеть по мировым ценам 25 процентов выпускаемой продукции. Это позволяет предприятиям технопарка выйти на внешний рынок сразу же после выпуска первой серийной продукции.
- Значит, реализация оставшихся 75 процентов - уже наши проблемы?
- Конечно, привычнее торговать нефтью, но ее запасы не бесконечны. Между тем один грамм лазерной гетероструктуры по цене эквивалентен 10 тоннам нефти, а чипы на базе одной пластины диаметром 300 мм - уже 40 тоннам нефти. Так не пора ли подумать о будущем?
Я абсолютно уверен, что продукция будущего завода найдет сбыт если не за рубежом, то у нас в стране. Хотя и говорится, что собственный рынок микроэлектроники в России не развит, однако, по нашим оценкам, импортные поставки в страну больших и супербольших интегральных схем достигли в 2002 году 1,5 млрд. долл. Эту нишу рынка и будут заполнять российские предприятия.
Но даже если возникнут временные трудности с реализацией продукции, их можно пережить. Игра стоит свеч! Построив ультрасовременное предприятие, мы сразу выходим в электронике на мировой уровень. Кстати, все страны "золотого миллиарда", за исключением США и Канады, практически не имеют сырьевых ресурсов и тем менее прекрасно живут- во многом благодаря развитой электронной промышленности. Погубить ее, что и случилось у нас в 90-е годы, а теперь упустить шанс вернуть потерянное - значит не думать о благе государства.
Помимо общих соображений, я пекусь о возрождении "Светланы", "Позитрона" и других некогда знаменитых российских предприятий. Кроме того, российская наука наконец-то начнет получать заказы на опытно-конструкторские и фундаментальные работы не из-за рубежа, как сейчас, а от своей промышленности.
И еще. С появлением технопарка Санкт-Петербург станет одним из мировых центров хайтэка. Строительство только первой очереди дает примерно полторы тысячи рабочих мест, а всего на сервисных предприятиях получат работу около десяти тысяч человек.
- Приходится слышать, что реализация супербольших интегральных схем сегодня вызывает сомнения. Может, "урезать" проект: оставить только сверхбыструю и оптическую электронику на основе ваших приоритетных разработок по гетероструктурам?
- Это было бы повторением ошибки, совершенной в первые послевоенные годы. Тогда электронной промышленности не придали того же значения, что и созданию ракет и атомной бомбы. Да, были специальные постановления, довольно большие вложения в электронику, но она выполняла служебную функцию, работая на оборону страны. Не было оценено ее огромное значение для научно-технического прогресса в целом.
Так случилось, что независимо от меня обращение к Президенту России направили 37 руководителей крупнейших предприятий - потребителей супербольших интегральных схем. По их мнению, закупка изделий микроэлектроники за границей обрекает оборону страны на опасную зависимость от поставщиков, поэтому необходимо именно в России приобретать технологию и оборудование для производства таких схем. Повторяю, два "кита" электронной техники - это микроэлектроника и гетероструктуры, но при всей любви к гетероструктурам должен признать: потребности в чипах превалируют. Не имея собственной компонентной базы, мы оставим свою военную технику слепой и глухой.
- Какова реакция Президента на ваше письмо и обращение директоров "оборонки"?
- Смысл резолюции Президента на моем письме в том, чтобы в Правительстве ускорили проработку вопроса о целесообразности создания технопарка. Датирована она 27 августа. С тех пор о судьбе проекта мне мало что известно. Знаю, что стоимость его растет из-за непрерывного увеличения цен на оборудование. Хотя с отдельными членами Правительства и удалось его обсудить.
- И как они настроены?
- По-разному. Было несколько содержательных разговоров по существу. Но мне передали и приватное мнение одного министра: "Потратим огромные средства, построим завод, а лет через пять снова отстанем". Эта позиция меня поразила. Тогда нужно закрывать Академию наук, продавать нефть и газ, покупать дешевый электронный ширпотреб и довольствоваться в мире третьими ролями.
Вообще в Правительстве плохо представляют, как в науке тратятся деньги и на чем она может заработать. К примеру, я задолго до этого проекта предлагал построить пилотную линию электронных компонентов и сверхчистую гермозону в Шувалове. Наши НИРы - научно-исследовательские разработки - всегда охотно покупали на Западе. Но продавать выполненные на их основе ОКРы - опытно-конструкторские разработки - гораздо выгоднее. Будь у нас эта пилотная линия, мы бы могли прилично зарабатывать. Я уже не говорю о том, что построить и запустить завод, имея пилотное производство оптоэлектронных компонентов, намного легче, чем без оного.
Помнится, гермозона фигурировала почти во всех академических заявках на финансирование.
И отовсюду вычеркивалась. Даже в новом корпусе Академического университета, который сейчас строится, должна быть исследовательская гермозона. Корпус почти закончен, а денег на нее так и не выделено. На двух моих письмах есть положительная резолюция Президента, но она блокируется бюрократами, "утоплена" в переписке с Минфином.
- А вы не исключаете, что торможение "там, наверху" происходит потому, что проект "Всемирного диалога" прочно связывается с вашим именем. Жорес Алферов кому-то не нравится, взгляды у него "не те" и вообще много на себя берет: чуть что, напрямую обращается к Президенту?..
- До сих пор я поднимал перед Президентом вопросы важные, но частные. А вот нынешний - важнейший для России. Без микроэлектроники нам - труба. Допускаю, что я кому-то не нравлюсь, но, когда требует дело, личные симпатии-антипатии надо задвигать в дальний ящик. К тому же я не претендую на то, чтобы стать исполнительным директором или менеджером проекта. Убежден, что решать крупные научно-технические задачи нельзя без прямого участия лиц, уполномоченных государством. В истории нашей страны такой опыт есть. Игорь Васильевич Курчатов был научным руководителем атомного проекта, но организационную работу взяли на себя Берия, Ванников и Завенягин.
В ближайшие десятилетия микроэлектроника по-прежнему будет локомотивом развития базовых отраслей промышленности. Поэтому, как бы ни сложилась судьба "Всемирного диалога", предлагаю рассмотреть вопрос о состоянии и развитии полупроводниковой электроники в России на первом же заседании в 2004 году Совета по науке и высоким технологиям при Президенте РФ.