Поделиться
Я с интересом наблюдаю за эпопеей по сбору и сдаче в Центризбирком подписей в поддержку кандидатов в президенты, не представляющих партии, прошедшие в Думу. Но не потому, что болею за кого-то из претендентов, а совсем по другой причине.
Совершенно очевидно, что в столь короткие сроки (и даже в более продолжительные) ни один из самовыдвиженцев, кроме Владимира Путина, не имеет ни теоретической, ни тем более практической возможности собрать 2 миллиона чистых (то есть реальных) подписей. Тем более что собрать их нужно аж в 45 субъектах Федерации, а не там, где удобнее.
Лишь три фактора дают возможность собрать такое астрономическое число подписей: общенациональный административный ресурс, развитая организационно-партийная структура или чрезвычайная личная популярность кандидата. Финансовый фактор, о котором так много в последнее время говорили по телевидению, сам по себе ничего не значит, хотя без денег в наше время, как известно, мало что можно сделать.
На личную популярность в сборе подписей мог с полным правом рассчитывать лишь Владимир Путин, и теоретически ему даже не был нужен административный ресурс. Все остальные кандидаты в кандидаты (кроме тех, что выдвинуты от КПРФ и ЛДПР, а потому избавлены от сбора подписей), какими бы финансовыми средствами они ни располагали, 2 миллионов подписей за месяц собрать не могут.
Это знают все. Все, кто занимается политикой. Сами кандидаты. Знают в Центризбиркоме.
Однако все в эту игру зачем-то играют.
Качество нашего избирательного законодательства (о его исполнении я уже не говорю) - лучшее свидетельство того, насколько реально занимался построением демократических институтов правящий класс России в предшествующее десятилетие. Впрочем, нетрудно догадаться, что гораздо больше этот правящий класс (от ретроградов до демократов) в тот период был озабочен разделом собственности и реальной (то есть административной) власти.
В ходе предыдущих избирательных циклов правящий класс, прекрасно понимавший, что следование реальным демократическим процедурам приведет к победе коммунистов, задачу удержания власти в своих руках и ее легитимации через выборы решал с помощью административного ресурса, телевидения и тотального использования политтехнологий.
Политтехнологический бизнес - это, безусловно, один из убийц российской многопартийности. Зачем мучиться над созданием партии, выработкой ее идеологии, мобилизацией ее актива и повседневной работой с потенциальными избирателями, годами бороться за их права, если за три месяца до любых выборов, получив от "спонсоров" определенную сумму денег, можно было нанять группу политтехнологов, которые предложат и идеи, и лозунги, и место в СМИ, а главное, обеспечат необходимый результат.
Политтехнологии во многом подменяют сегодня публичную политику и на Западе, но там партии родились за десятилетия, а то и за столетия до пиаровских фирм. В России же - одновременно. И, естественно, менее громоздкие, более дисциплинированные, более технологичные, свободные от каких-либо идейных шатаний и моральных колебаний политические бизнес-структуры оказались эффективнее протопартий.
Между прочим, либералы были самыми яростными пропагандистами внедрения политтехнологий в политику и даже подмены ими политики. 1996 год - рубежный в этом смысле. В борьбе за обеспечение победы Ельцина либералы (группа Чубайса-Березовского-Гусинского) выиграла в том году сначала технологически, а затем и политически у консерваторов (Сосковца-Коржакова), делавших ставку на административные методы. Но победа в прямом смысле слова оказалась пирровой. По многим причинам, но в конечном итоге по двум главным. На первую я уже указал: вывод, что раз есть политтехнологи, то партий не нужно, был самоубийственным. Кроме того, либералы не учли азов столь милой им рыночной экономики. А именно: раз политтехнологии - это бизнес, значит, заказчиком сможет быть любой. И скорее других тот, кто больше заплатит. А центральная власть даже в ослабленной России, особенно с приходом Путина, была более мощным экономическим агентом, чем любая из олигархических групп. Она могла заплатить политтехнологам больше. Что и случилось в 2003 году, когда фактически все политтехнологические службы были наняты аффилированными с властью структурами.
Таким образом, либералы попали в западню, расставленную ими для других (коммунистов): лишенные технологий и ресурсов, с помощью которых либералы только и умели побеждать, они, естественно, проиграли.
Самое печальное в этой истории то, что по сути антагонистическое противоречие между современной индустрией политтехнологий и демократической многопартийной системой остается. В России в силу слабости демократических институтов вообще и всех партий, абсолютное большинство которых и партиями-то не являются, в частности, мы увидели эффект этого антагонизма в чистом виде. Что, кстати, может означать и полную невозможность создания какой-либо политической партии в нашей стране в принципе. То есть мы будем вынуждены прозябать в нашей протодемократии сколь угодно долго. Если только не предположить, что политтехнологический бизнес будет запрещен у нас законодательно.
Но это вряд ли произойдет, а главное, весь "цивилизованный" мир развивается именно в том направлении, реализацию которого мы увидели раньше других. Парадоксальным образом Россия, идя западным путем, вновь обогнала Запад.
Сегодняшние политологи и политики, чаще всего непублично, предлагают смириться с этим и принять как должное факт умирания партий и приход на их место политтехнологических структур. Но если этот путь неизбежен (как железный скок цивилизации), то тогда нужно как можно стремительней законодательно легализовать реальные механизмы проведения современной политики. Что, кроме нового цинизма, может плодить в гражданах, в обществе все большее и большее (а дальше - по мере развития политтехнологий - будет именно так) расхождение между внедренными в общество мифами о демократии и реальными политическими процессами?
Нынешние президентские выборы ставят и еще один вопрос: как, по каким законам и откуда могут появляться сегодня лидеры общенационального масштаба, особенно оппозиционные? Можно ли теперь прорваться в большую политику снизу, перелетев с помощью трамплина народных симпатий через баррикады политтехнологий?
Содержательный смысл ближайших выборов, конечно же, сохранится только в соревновании фигур и образов Владимира Путина и Сергея Глазьева. Посмотрим, состоится ли оно. Если учесть то, с чего я начал, скорее всего нет. Означает ли это, что современные политтехнологии убивают не только партии, но и политиков? Последнее пока неясно.