Поделиться
Air. Talkie Walkie. 2004, Virgin/Gala
Французский электронный дуэт уже дебютной пластинкой уважать себя заставил, а когда записал саундтрек к "Девственницам-самоубийцам", дебютной ленте замечательной Софии Копполы, то стал просто всемирно известен. На волне успеха был записан альбом 10000 HZ Legend, которым успех крепили. Последняя запись, предлагаемая нашему вниманию, очевидно, должна служить точкой определенной фазы в жизни двух электронных музыкантов из города Версаля.
Air для электронной музыки - примерно то же самое, что Кибиров для русского поэтического постмодерна последних лет двадцати. Превращает в перформансы свои творческие вечера Пригов, перелистывает свои карточки Рубинштейн, а Кибиров знай себе пишет старым штилем с грустью про то, что делалось в его юности "под пение сестер Лисициан". Air посреди своих деструктивных коллег-электронщиков выглядят точно так же - на фоне неудобослушаемых упражнений в использовании компьютеров версальские товарищи заливают в свои семплеры потусторонние, покрытые сладковатой ностальгической пылью звуки далекого и расстроенного пианино, поют еле слышными голосами, нажимают на желтеющие клавиши старенького синтезатора, звучащего наивно и бехитростно. В результате получается, как сказали бы фарцовщики 80-х, настоящая фирма. Этот альбом версальцы записывали, словно знали, что от них ждут такого же прорыва, как на дебюте, и, словно нарочно, сделали ровно наоборот - холодноватую и потаенную, словно зимние сумерки в лесу, пластинку без очевидных хитов, но зато со связной и внятной импрессионистской картинкой, которую представляет весь альбом в целом.
Музыка Air, подобно стихам Кибирова, обладает способностью звучать с таким особым оттенком "ностальгии по никогда-не-бывшему": так и тянет сказать, что слышал уже эту музыку, только вот не помнишь где и когда. В оккультно-музыкальных терминах об Air можно сказать, что в них вселились те же демоны, которые диктовали ноты Pink Floyd и Питеру Гейбриэлу; с этими мастерами Air соотносятся как подобные треугольники: та же цветовая и эмоциональная гамма, немного похоже - но полной схожестью или очевидными заимствованиями и не пахнет.
Marc Almond. Heart on Snow. XIII Bis.
Основатель дуэта Soft Cell, составивший наряду с Depeche Mode славу депрессивно-дискотечного синти-попа, большую часть года живет в Москве, в небольшой квартире недалеко от Рогожской заставы. Несколько лет назад английский музыкант и московский резидент поклялся выпустить "русский альбом", обещал спеть что-нибудь из русской песенной классики в дуэтах с лучшими нашими артистами. И вот решил платить по счетам - человек, написавший и спевший "самый продаваемый хит со времен Битлз" (по версии 1975 года), обрусение закончил - переставил на обложке все возможные буквы и стал МаЯсом Аlмоиd. Переименованный британец заказал английские переложения "Журавлей", "Niut de Noel", "Двух гитар" и тому подобного и пригласил для сотрудничества Аллу Баянову, Людмилу Зыкину, Сергея Пенкина, БГ и Илью Лагутенко. Часть переводов сделал сам: его английские версии классических русских песенных текстов - культурологу на заметку. Поет он их, переключаясь с трогательно-шершавого британского русского на свой изысканный оксфордский английский.
Бывший главный лондонский романтик-декадент переименовался не зря. Этим альбомом он вполне доказал, что он и есть самый настоящий МаЯс, то есть маяк, стоящий на границе между изолированным в музыкальном смысле островом Россией и готовым поглотить его всемирным океаном англоязычной музыки и светящий в сторону Британии невечерним светом русской песни. Своему тамошнему слушателю Марк расширил восприятие русской культуры ХХ века как ядерной смеси Bolshoi Ballet и Moiseev Dance Group, а здешнему - просто признался в любви. И не беда, что получилась немного kalinka-malinka: всю свою сценическую жизнь Марк и Soft Cell занимались отчаянной творческой эквилибристикой на грани изысканности и пошлости и никогда не переходили эту грань. Послушать, как Алмонд выпевает старые романсы с лидером "Мумий-тролля" (который и сам весьма горазд переводить, к примеру, Жака Бреля) или слово в слово переводит "Государыню" БГ, по меньшей мере забавно (сам Гребенщиков, кстати, чрезвычайно забавно хрипит в одной из песен). Маяк Алмонд выпевает песни своей второй родины с почти оперной выразительностью - боится упустить крупицы чужого распева, и хотя бы за это стоит сказать спасибо. Диск подарил ему много новых русских друзей - он уже погостил на сцене концерта Людмилы Зыкиной, а неделю назад играл парный концерт с Сергеем Пенкиным, которого отечественная пресса любит называть русским Алмондом. И это комплимент, конечно.
Алеша Пальцев. Вертопрахъ. Ш2/Снегири.
Дебютный альбом человека, пытающегося быть куртуазным, кабаретным и петь романсы. Уровень его наглости - весьма изряден, хотя со слуха сразу и не подумаешь. Он пытается ухватиться и пока держится за ту же жилу "околоромансового" музицирования, которую еще в далеком 1992 году после секундного обладания выронил постепенно опошлившийся Павел Кашин, которую разработал серьезный, филармонического толка исполнитель романсов Олег Погудин и на обладание которой намекал основатель ордена Куртуазных маньеристов Вадим Степанцов. Пальцев при всем стилистическом родстве с этими персонажами не похож ни на кого из них - для Степанцова он слишком несерьезен, его песенки отдают КВНом и музучилищем. Для Кашина - слишком неэстраден и явно чужд больших залов и ломящихся от денег кассовых аппаратов, да и вкуса у Пальцева, простите, больше. Для Погудина (они почти ровесники) - слишком склонен к издевательской иронии и далек от первообразцов жанра.
Пальцев начинал еще в легендарном "Рок-Кабаре", питомнике талантов, которым руководил Алексей Дидуров, один из пионеров рок-движения и рок-поэзии (в группе "Искусственные дети" он принимал участие вместе с Игорем Иртеньевым). Жгучее желание петь "под старину" (заявленное вначале далеко не самой плохой вещью "Капитан") уже к середине альбома дает трещину под напором какого-то студенческого озорства: "Вы теперь говорите - цитирую - "трахаться..."; а под конец и вовсе скатывается к образчикам какого-то псевдоактерского "кабаре". Называть его дебют удачным преждевременно - в отличие от Алмонда его грань проходит между шутовством и изысканностью, и из первого агрегатного состояния он еще не перешел во второе.