Поделиться
Роман учился в волгоградском интернате с грузинами, татарами, чеченцами и одним ингушом. Интернатских приходили бить хулиганы. Против них боялись выходить все, кроме чеченцев.
Однажды главарь хулиганов накурился травы и повел своих громить соседний корпус. Чеченцы тотчас собрались, взяли в руки все, что можно считать оружием, и пошли драться. Роман запомнил выражение их глаз. Обкуренного главаря увезли на "скорой" в коме.
- Нет, что вы, - говорит Роман, - у этих детей нет ненависти к русским людям. Для них "русские" - некоторое абстрактное зло, которое бомбит, стреляет и насылает самолеты. Хотя сам характер неистребим, это точно.
После окончания духовной академии Роман поехал в мертвое Косово писать живую икону. Привез с собой краски, стал работать. Написал. Прошел с иконой по разгромленному городу.
Потом привез сербских детей в Волгоград отдыхать. Когда дети улетели обратно, подумал: "Чем Чечня не Косово?!" Друзья-бизнесмены дали денег на дорогу, и Роман стал собираться на Кавказ.
Пока собирался, написал первую в новейшей истории икону солдата-срочника Жени Родионова, убитого чеченскими боевиками. С благословления Церкви Роман изобразил его в форме с пограничными петлицами, а поверх камуфляжа накинул алый плащ римского мученика... Кстати, вопрос о канонизации пока не решен.
Роман странствует по Чечне с 2000 года. Приезжает в села, собирает детей, дает уроки рисования. Был в Итум-Кале, Шарое, Курчалое. Кое-где задерживался дольше, чем на несколько дней. В Гвардейском ему вообще позволили открыть студию живописи.
Выставку в Фотоцентре Роман составил из того, что нарисовали воспитанники приюта в Гвардейском. Плюс из фотографий самих детей.
Чечня научила его не бояться вопросов, не имеющих правильного ответа.
- Где кончается ребенок и начинается человек, готовый к смерти? - спрашивает Роман.
Магомата нашли в трубе. Он сидел там, посреди Грозного, прятался от взрывов, а как залез в нее и где жил до бомбардировки, не помнил. Война убила память. Единственное, что Магомат знал, - это свое имя. Звали его Алик: родители, кажется, были русские.
Человек, случайно заглянувший в трубу, отвел его к своим родственникам. Те дали 5-летнему Алику новое имя и фамилию и отвезли в Гвардейское. Когда Роман приехал в приют, воспитанник Магомат Магоматов окончательно забыл прошедшие 9 лет. Вернее, запер на тяжелый замок где-то внутри памяти, а ключ выбросил.
Роман искать ключ не стал. Подарил Магомату то же, что и остальным. Кисти и краски.
На картинах Магомата - море, птицы и парусники. За ними талант, Магомат может стать художником. По крайней мере хочет стать. Это хорошо, говорит Роман. Раньше Магомат хотел одного - чтобы кончилась война.
Он ненавидит изображать города, потому что, рисуя город, придется нарисовать трубу. Или даже несколько труб.
Выставленные в Фотоцентре рисунки имеют две темы. Войну и мир.
Война очень конкретная. Если солдат стреляет, то из "Калашникова". Если летит вертолет, то обязательно грузовой или, наоборот, десантный. Если едет бэтээр, то под ним написано: "бэтээр".
И, конечно, детали. Сожженное дерево, разрушенный дом, взорванный сарай.
Мир ужасно неконкретный. Какие-то холмы, горы, сады неопределенных возможностей. Солнце светит, птица. Но никаких подробностей: они не знают, как бывает, когда мир.
Роман хотел сделать портреты детей, а получились фотографии-символы.
Девочка обнимает безглазую куклу. Чеченская мадонна несет черноглазого младенца. Безымянный мальчик скинул детскую шапку с завязочками и натягивает кожаную тюбетейку взрослого.
- Война не может стереть фантазию, - говорит Роман. - Они плачут, когда вспоминают родителей, а потом забывают и рисуют сказки. Уверяю вас: это обыкновенные дети. Хотя психика их искорежена, да.
Роман обещал Мадине компьютер. И через год привез - волшебный, красивый, белый. Поет, играет, фильмы показывает. Все приготовились играть в "квэйк". Но директор отобрал у Мадины компьютер. Сказал: вы маленькие, а он -сложный, сломаете - я отвечать буду. Тогда Роман написал доверенность. Но компьютер все равно заперли в кабинете. Мадина и остальные поверили, что и правда им рано играть в "квейк". Целыми днями они ходили за Романом и говорили: "Пойдем, пойдем рисовать, мы хотим еще рисовать". Роман, понятное дело, учил их. А компьютер так и остался стоять в запертом кабинете.
Однажды в приют приехали милиционеры и увезли Романа в отделение. А там проводили работу с золотозубыми бандитами. Стращали, убеждали сдаться Кадырову, а после выпивали с ними. Роман испугался, но виду не подал. Подержали его милиционеры, поспрашивали, где регистрация, а потом дали понять, что долго терпеть его художества не будут. Роман понял, что придется уехать. И через неделю уехал.
Роман хочет создать галерею, где выставлялись бы работы детей войны, беженцев. Передвижников поневоле.
В его папках хранится более 500 потенциальных экспонатов. Эти рисунки сильнее военных репортажей и трупов на первых полосах газет.
...На выставку привели русских детей из художественной школы N1 и чеченских - из фольклорной студии. Директор школы подарил Роману огромного смеющегося ангела и назвал его символом дружбы, а руководитель ансамбля сказал, что, когда обзываются, он объясняет своим: это не конкретный Вася плохой, а в каждом народе есть неумные люди.
Рамзан слушает взрослых и качает головой. Он помнит всю первую войну. Как их машины обстреляли, как его выкинули на повороте, как взорвался соседний "КамАЗ", как не стало бабушки и дяди. Все эти "как" въелись в его тело. Он сам говорит "тело" - душа ни при чем, война осталась именно в физиологии, в крови.
Рамзан знает, что его друзья из Гелгадена, потерявшие родственников, никогда не простят русским. Те, кто младше, может, забудут. А они слишком хорошо помнят бомбежки и зачистки.
Взрослые спорят о том, что теперь делать, как возвращать детей войны к жизни. "Красота спасет мир", - восклицает Роман.
"Многие все равно не простят", - качает головой Рамзан.
"Единственное, чем мы можем помочь, - это быть добрыми, - говорит директор школы. - Давайте будем".