- Марфа Всеволодовна, как же это вышло, что легендарная Мухина, пятикратный лауреат Сталинской премии, за столько лет ни одной скульптуры "вождя народов" не создала?
- Да вот так и вышло. Ни Ленина, ни Сталина Вера Игнатьевна действительно ни разу не ваяла.
- Неужели заказов на поступало?
Меня сейчас очень волнует дальнейшая реконструкция монумента. Разговоры о том, что монтаж якобы задача трудновыполнимая, - это тревожный симптом.
- Бывали, конечно. Но каждый раз находились какие-то веские причины. А однажды после войны Молотов подступился к ней с этим предложением всерьез. И тогда она села и написала письмо самому вождю. Суть его была в том, что работать она готова, но только с натуры. И вскоре ей доставили записку, написанную красным карандашом. Сталин сообщал, что согласен позировать, однако сейчас сделать этого не может из-за недостатка времени. Потом он заболел, потом она хворала. Так и протянулось это до 1953 года, когда их обоих не стало. Он умер весной, а она осенью. Моя мама, ее невестка, называла Веру Игнатьевну Мулей, сокращенно от "мамуля". Она рассказывала, что все время ходила за ней и твердила: "Ой, Муля, тебя посадят, ой, посадят!" Но, к счастью, все как-то обошлось. А еще перед войной был большой скандал, когда коллеги жутко поносили Мухину за то, что якобы она намеренно срезает гонорары скульпторам. За "Рабочего и колхозницу" Вера Игнатьевна получила 25 тысяч рублей, а, для сравнения, автору гигантской скульптуры Сталина, стоявшей на канале Москва-Волга, выплатили тогда 300 тысяч рублей. Как говорится, почувствуйте разницу.
- Из официальной биографии известно, что Мухина родилась в богатой купеческой семье. Это происхождение как-то повлияло на ее судьбу?
- Разумеется. Мухины были мощным купеческим родом, владевшим огромным состоянием и недвижимостью по всей Российской империи. В Риге, например, им принадлежала обширная недвижимость - чуть ли не полгорода. Мой прадед - Игнатий Козьмич был младшим из братьев. Он участвовал в Парижской выставке 1887 года и даже получил там большую золотую медаль за разработки по алюминию. На нем, на алюминии, он, кстати, потом и разорился. Вера Игнатьевна очень рано осиротела и осталась на попечении среднего брата отца, который был холостяком. А поскольку клан Мухиных был очень крепкий, дядя назначил Веру и ее старшую сестру своими наследницами. Разумеется, принадлежность к купеческому роду сказалась на характере бабушки. При всей ее одухотворенности Вера Игнатьевна была человеком практичным. Сестры унаследовали колоссальное состояние. Заводы, склады, доходные дома в Москве, имения в Феодосии и под Смоленском. Там, под Смоленском, в родовом имении Мухиных с ней и произошло несчастье. В 14 лет она каталась на санках и разбилась. Да так ужасно, что ей практически оторвало нос. Земский врач пришивал его суровыми нитками. Хоть и был он специалистом хорошим, но все же не пластическим хирургом. Так что в первый раз в Париж она поехала не учиться, а лечиться. Судя по фотопортретам, операция прошла весьма удачно. Никаких следов падения не осталось.
- Вера Игнатьевна занималась в парижской студии знаменитого скульптора Бурделя. А в каком возрасте впервые проявилась ее одаренность?
- Она с отличием окончила гимназию в Феодосии. Это было настоящее классическое образование. Там и петь учили, и танцевать, и рисовать. У нас сохранились ее ранние работы. В 1906 году она переехала в Москву, где живописью и рисунком занималась в студии Юона. Потом увлеклась скульптурой и перешла в студию Машкова, а в 1912 году уехала в Париж.
- Жизнь парижской богемы, длительное путешествие по Италии наследницы огромного состояния... И вдруг кровавые бинты, стоны калек - работа сестры милосердия в солдатском лазарете. Как это совместить?
- Так ведь война же началась. И она, естественно, вернулась домой. Ну а работа в лазарете была нормальным занятием для девушек того времени. Если даже великие княжны занимались этим, то для девиц дворянского и купеческого происхождения стать сестрой милосердия было почетно. Кстати, именно там она и познакомилась с моим дедом Алексеем Андреевичем. У меня хранится бабушкино обручальное кольцо. Обвенчались они в восемнадцатом году.
- Утверждают, что муж Веры Игнатьевны доктор Замков стал прототипом профессора Преображенского из "Собачьего сердца". Это верно?
- Не берусь утверждать, но писатель его наверняка знал. В 1920-1930-е годы дед был в Москве человеком известным. Он был дружен с Орджоникидзе и с начальником внешней разведки Берзиным. Был случай, когда у него Рихард Зорге подлечивался. А лечение Горького прошло столь успешно, что, по слухам, это вызвало недовольство у "кремлевского горца". Вообще биография у Алексея Андреевича словно приключенческий роман! На германскую войну он пошел врачом-добровольцем и вскоре стал начальником госпиталей у генерала Брусилова. Сохранилась его фотография 1915 года в полковничьих погонах. По семейной легенде, после революции ему пришлось взять фамилию своего дяди и происхождение в анкете поменять. В юности он активно участвовал в революции 1905 года, но потом навсегда отошел от политики. В 1918 году, после разгрома юнкерского мятежа в Петрограде, деда схватили и доставили в ЧК на Гороховую. Вполне могли и расстрелять, но, по счастью, он попал в кабинет к самому Менжинскому, которому помогал бежать за границу еще в 1907 году. Тот ему откровенно сказал: "Леша, с такой биографией тебе не выжить!" Отец показывал мне анкету деда, перечеркнутую самим Алексеем Андреевичем. Там было написано: "Происхождение - из крестьян, образование - Пажеский корпус". Очевидно, это дед машинально написал, а потом одумался и зачеркнул.
- А что за история с их арестом в 1930 году? Неужели они с Верой Игнатьевной действительно собирались бежать из СССР?
- Да, им уже тогда стало ясно, к чему все это идет. Дед был человек прямой. Травля началась. Но в 30-м году уехать легально за рубеж было уже невозможно. Был ли там донос или провокация - не знаю. Но они действительно собирались ехать на юг, чтобы там перейти турецкую границу. Однако их задержали с вещами прямо на вокзале. Благодаря покровительству Горького и Орджоникидзе они отделались сравнительно легко: обоих на три года сослали в Воронеж.
- Известно, что булгаковский профессор Преображенский собакам гипофиз пересаживал и лечил партийных бонз от импотенции. А чем занимался доктор Замков?
- Он увлекался экспериментальной эндокринологией и был изобретателем знаменитого тогда гравидана. Этим препаратом дед лечил от бесплодия и импотенции. Даже рак пытался одолеть. Вообще доктор Замков был прекрасным клиницистом и диагностом. В 1916 году свою невесту Веру Мухину он сумел исцелить от опасного заболевания крови. Спас он и сына. В детстве у моего отца обнаружили костный туберкулез. Он был настолько болезненным ребенком, что до 8-го класса учился дома. Дед лечил его, причем столь успешно, что впоследствии отец прожил больше 80 лет. Он скончался в прошлом году.
После возвращения из ссылки Алексей Андреевич открыл в Москве лабораторию, которая вскоре стала институтом гравиданотерапии. По его просьбе Семашко договорился с ЦИК, и бабушке разрешили потратить ее деньги, хранившиеся в швейцарских банках, на медицинское оборудование для этого института.
- И большая была сумма?
- Приданое у сестер Мухиных было весьма солидным. У каждой примерно по 10 миллионов долларов. Тех еще долларов, довоенных. Отец мне рассказывал, что оборудование института было лучшим в стране. Там был даже первый электронный микроскоп. При разгроме института в 1938 году этот прибор благополучно сбросили со второго этажа.
- А что стало с самим доктором Замковым и его легендарным гравиданом?
- Хотя деда и не арестовали, но последствия были серьезными. То, что институт разгромили, было для него, конечно, большим потрясением. Соответствующие органы до самой кончины не выпускали его из-под своей опеки. Когда во время войны Бурденко пригласил Алексея Андреевича к себе вторым хирургом, деда вызвали на допрос и на фронт не пустили. В 1942 году он умер. Ну а секрет гравидана был утрачен. Препарат пытались позже восстановить по сохранившимся в архиве записям, но безуспешно. Очевидно, доктор Замков не все свои профессиональные тайны доверял бумаге.
- Раз речь зашла о секретах, вспомним еще об одном. Бытовала версия, что шарф, развевавшийся за спиной колхозницы, имел некий тайный смысл...
- Это бдительный Молотов сумел как-то углядеть в нем профиль Троцкого. О чем и доложил вождю. Когда перед отправкой в Париж монумент собрали во дворе завода ЦНИИМаш, ночью туда приехал Сталин. Он внимательно все осмотрел и остался доволен. А шарф? Шарф - это весьма важная деталь, которая придает скульптуре динамику полета. По рассказам бабушки, немцы долго выжидали и не заканчивали монтаж своего павильона, пока не будет готов советский. Они хотели, чтобы их эмблема - орел на свастике - оказался выше серпа и молота. Но в том, наверное, и состоял талант Веры Игнатьевны, что, в отличие от фашистского орла, ее фигуры были динамичны, они как бы воспаряли над всем Парижем. После окончания монтажа к ней подошел Морис Торез и сказал: "Мадам, вы нас спасли!"
- В Париже почти 20-метровая композиция стояла на очень большой высоте, а в Москве ее водрузили на 10-метровый пьедестал. Автора устраивало такое решение?
- Конечно, нет. Ей и само место у ВДНХ очень не нравилось. Там все было зажато между автострадой и выставкой. А этой композиции нужен простор. Сама Мухина мечтала установить ее либо на стрелке Москвы-реки, где сейчас стоит царь Петр работы Церетели, либо на Воробьевых горах, там, где расположена смотровая площадка напротив Лужников.
- Помимо "Рабочего и колхозницы", ставших не только фирменным знаком "Мосфильма", но символом целой эпохи, у академика Мухиной было еще много скульптурных работ: Горький, Чайковский, Собинов. Правда ли, что, несмотря на мировую славу и авторитет, не все ее замыслы воплощались?
- Да, это так. К примеру, не был реализован замысел памятника челюскинцам. А скульптура Горького в Нижнем Новгороде должна была стоять на том месте, где теперь памятник Чкалову. Какому-то перестраховшику показалось неприличным, что пролетарский писатель будет стоять лицом к Разгуляю - району, где в дни его юности размещались нижегородские бордели. По такой же пикантной причине был отрезан задник у памятника Чайковскому во дворе Московской консерватории. Первоначально Вера Игнатьевна изобразила за спиной у композитора пастушка, играющего на свирели. Именно этим, кстати, и объясняется поза Чайковского: он как бы прислушивается к звукам свирели, доносящимся из-за спины.. Но кто-то усмотрел в пастушке намек на нетрадиционную сексуальную ориентацию великого композитора. И памятник обрезали. А вообще своей лучшей работой помимо парижского варианта "Рабочего и колхозницы" Вера Игнатьевна считала надгробие на могиле Леонида Собинова на Ваганьковском кладбище. Леонид Витальевич доводился нам родственником. Он был женат на дочери Ивана Козьмича Мухина - старшего брата моего прадеда. У нас на рояле всегда стояла статуэтка - Собинов в роли Лоэнгрина.
- Имя Веры Мухиной молва связывает с историей спасения монумента Свободы, который в Латвии почитают национальной святыней. Это правда?
- Да, отец мне рассказывал, как все это было. Сразу после войны бабушку послали в Ригу налаживать связи с латвийскими художниками. И как раз в это время там обсуждался вопрос о сносе памятника Свободы - "пережитка буржуазной культуры". Узнав, что Мухина в Риге, местные власти пригласили ее на заседание как эксперта, способного профессионально оценить его художественную ценность. Ну, бабушка и объяснила, что свастика на знаменах никак не связана с Гитлером. Это старый знак, который входил в герб Латвии задолго до 1933 года. Словом, она уговорила власти монумент не ломать. Когда Вилис Лацис возглавил латвийское правительство, он в благодарность предложил Вере Игнатьевне дачу в Юрмале. Но она отказалась.
- Власти современной Латвии весьма щепетильны в вопросах возврата собственности. А как обстоит дело с наследством купцов Мухиных?
- Мухины когда-то отстроили в Риге всю левую сторону улицы Тургенева, им принадлежали трехэтажные склады у Центрального рынка, лесопилка на Красной Двине и многое другое. Утверждали, якобы перед войной Вера Игнатьевна ездила в Латвию и отказалась от наследства. Но на самом деле никах бумаг она не подписывала. Я знаю, что на долю моего отца приходилось 16 гектаров земли в самом центре города, но "отбить" удалось только 2 гектара. Поскольку родители мои давно были в разводе, я в этом дележе участия не принимала и никакой собственностью в Риге не владею.
- Мухиной молва приписывает авторство еще одного символа той эпохи - граненого стакана. Якобы вместе с Малевичем в 1943 году они придумали форму этого самого народного сосуда СССР...
- Ну это выдумки! Достаточно взглянуть на знаменитый "Утренний натюрморт" работы Петрова- Водкина. Там изображен граненый стакан с чаем! А между прочим, датируется картина то ли 1913, то ли 1918 годом. Но зато форма поныне популярной граненой пивной кружки - это действительно бабушкино творение. Тут и спору нет. Вообще основные ее стеклянные проекты - это, конечно, послевоенные. Тогда судьба ее свела с Николаем Васильевичем Качаловым, директором экспериментального стеклянного завода в Ленинграде. Она много работала в стекле и фарфоре. Они вместе успешно занимались дизайном. Вера Игнатьевна всегда тяготела к простым формам, пыталась делать красивые недорогие вещи. Так сказать, ширпотреб элегантной формы.
Но это все, так сказать, дела минувшие. Меня же сейчас очень волнует дальнейшая судьба реконструкция монумента. Разговоры о том, что монтаж якобы задача трудновыполнимая, - это тревожный симптом.
- Вам как художнику и искусствоведу утвержденный проект нравится?
- Откровенно говоря, я вообще в деталях с ним не знакома. Как ни добивалась, ни настаивала, меня - прямую наследницу автора даже в экспертный совет на включили! Впрочем, сама идея использовать торговый центр как постамент Вере Игнатьевне, вероятно, понравилась бы. Она же купчиха была по происхождению и цену деньгам знала. Между прочим, неосуществленный проект памятника челюскинцам включал в себя гараж. Так что функциональность ей была по душе. Возможно, кто-то со мной не согласится, но творение Мухиной я считаю таким же достоянием мировой культуры, как статуя Свободы в США или величественный монумент Христа в Бразилии. Американцы берегут свою статую как национальное достояние. После событий 11 сентября туда даже туристов пускать перестали во избежание терактов. А у нас был монумент - и нету! И общественности до этого дела нет. Идеология здесь ни при чем. "Времена не выбирают..." Она же не режим сталинский воспевала. И сама ее биография тому подтверждение.
Вел интервью Вячеслав Нечаев.