Впрочем, иногда авторы успешно совмещают аттракцион с приметами искусства - характерами, хорошими актерами, психологическими разработками, даже с легким касанием серьезной проблемы. Так случилось, к примеру, в американском "Титанике" или в нашем "Экипаже". Эти фильмы обладают большей живучестью - о них помнят благодарные потомки. Остальное - видимость.
Считается, что фильмы-катастрофы нас пугают. Это не так. В американских образцах жанра сложился непреложный закон: природной или технологической катастрофе обязательно противостоит сильный герой (отважный пожарный, опытный моряк, полицейский или просто мужественный человек, оказавшийся среди терпящих бедствие и сумевший сплотить их в критическую минуту). Зрители выходят приятно взволнованные - убежденные в том, что кто-то (человек, общество, власть, страна) при нужде обязательно придет на помощь.
В этом конструктивность американского кино в сравнении с сегодняшним нашим, где в угоду дурно понятому реализму лишают зрителей любых надежд.
Если бы Роланд Эммерих снял "Послезавтра" на "Мосфильме" и вместо Нью-Йорка разрушил, скажем, Петербург, его бы обвинили в ненависти ко всему русскому. Но он снял картину в Голливуде, попутно содрав с гор знаменитую надпись Hollywood и сладострастно растерзав два крупнейших города США, но никто ему не напомнил, что он немец, и не заподозрил в ненависти ко всему американскому. Отсутствие подозрительности отличает верящее в себя общество от общества, полного комплексов.
Эммерих постоянно ломает Америку. Он ее топтал мощными лапами "Годзиллы". Он напускал на нее инопланетян в "Дне независимости". Теперь, учтя уроки этих успешных блокбастеров, он погрузил ее в пучину более реального бедствия - глобального потепления, таяния ледников и, как следствие, - затопления и нового ледникового периода, в одночасье захлестнувшего все северное полушарие. При этом его совершенно не интересует судьба родной Германии или, скажем, Сибири, где расположился один из эпицентров глобальной катастрофы. Но обвинять его в небрежении глупо. Он делает фильм, задача которого поразить воображение, - а согласитесь, что затопить горделивый Манхэттен на порядок эффектнее, чем сибирскую деревню, затопление которой мы каждую весну видим в телехронике.
Мы не должны задаваться и вопросом, отчего Нью-Йорк уже затоплен и вмерз в льдины, а в недалеком Вашингтоне еще горит свет в кабинетах. И отчего работают все телестанции страны, а у жителей еще есть электричество, чтобы смотреть леденящие кровь репортажи. И отчего жители замороженной Калифорнии сразу за государственной границей, в соседней Мексике, находят зеленые пальмы - словно беду всемирного оледенения с порога завернули бдительные таможенники.
Все эти мелкие "почему?" отступают перед шикарно поставленными компьютерными пейзажами: внезапно развившийся тайфун, сносящий небоскребы Лос-Анджелеса; гигантская волна, накрывшая Манхэттен; невиданно грозные тучи, собирающиеся в циклопические воронки с крутыми кипящими краями. Это все не такая уж выдумка - зрители канала "Дискавери" вообще могут счесть труды голливудских лабораторий по спецэффектам натурными съемками реальных смерчей и штормов.
В фильме Эммериха есть вполне реальный итог: из зала выходишь с сильным ощущением непрочности того, что называют цивилизацией. Даже все недоумения, которые посещали во время сеанса, свидетельствуют об этой непрочности: да, действительно, в реальности такая катастрофа не имела бы хэппи-энда, а стало быть, не о чем было бы снимать фильм. Человечество прихлопнули, как муху, - где тут найти место развитию сюжета? Кино - такая же условная штука, как театр.
С другой стороны, глобальное потепление - реальный процесс. Реальна неизвестность относительно его последствий. Реально взрывообразное нарастание тревожных тенденций. То есть фильм печется о будущем, которое под реальной угрозой. Остается думать, что делать, пока послезавтра не наступило.
Герой картины, ученый-метеоролог Джек Холл (Деннис Куэйд), предупреждает политических лидеров об опасности - те отмахиваются: есть дела поважнее. Так что прозвучавшие в фильме слова о небрежении наукой - тоже реальность, причем для сегодняшней России еще более острая, чем для США. Не менее важна, при всей декларативности подачи, финальная тема: необходимость объединяться перед лицом глобальных проблем.
Я не знаю, как позиционирует себя в кино сам Роланд Эммерих, но считать его художником, ждать от него выдающихся творений высокого искусства я бы не стал. В том универсальном, многоликом и многожанровом пространстве, которое называется кинематографом, он представляет собой род конструктора тематических парков, где люди не только развлекаются в комнатах ужасов, но и получают некоторые полезные сведения о мироздании. Там вполне уместны разбросанные по аллеям актуальные призывы-лозунги, которые напоминают, что мы - люди, а Земля - наш общий корабль. И все мы виновны в том, что с каждым годом этот корабль все заметнее теряет плавучесть.
Из всех возможных сюжетов в фильме выбран самый стандартный и плакатный, но и самый близкий и внятный - упрямая вера сына в отца и упрямое стремление отца прийти на помощь сыну. Американцы не устают твердить о семейных ценностях, понимая семью и как ячейку общества, и как общество в целом. И надо признать, что при всей банальности этих ценностей именно в них - сила и надежда. То, что вполне ремесленный фильм Эммериха смотрят миллионы, и в них как бы ненароком закладываются его тревоги и его ценности, на мой взгляд, делает такое кино важнее не только развращающих "Бригад", но и разрушительных "Тельцов".
Если бы Эммерих решил свою общественную задачу в виде артхаусной головоломки, то в пустых залах его тревоги никто бы не заметил. Массовое кино, как из кирпичиков, складывается из базовых понятий. Потому что из этих понятий сложена реальная жизнь. Все остальное - видимость.