И здесь - спор между принципиальной безмозглостью, укоренившейся в кино начала нулевых, и куда более захватывающим "экшн", который происходит в человеческой душе.
Экранизировать русскую прозу - дело почти безнадежное: кино несвободней литературы, фактурней и приземленней, сковано сюжетом, исчезают и текст, и подтексты. Блистать эрудицией, сравнивая повесть с фильмом и подсчитывая потери, не только не нужно, но и бессмысленно. Вопрос в том, насколько цельным и художественно убедительным получился фильм как самостоятельное явление. "Долгое прощание" в этом смысле почти не имеет прорех. Его смотришь на одном дыхании и затаив дыхание - как единый ток времен и судеб, полностью подпадая под обаяние едва ли не главного у Трифонова - нескончаемой элегии, грусти о быстротекущем времени и краткости жизни. О нашей неспособности разглядеть свое счастье в миг, пока оно существует.
В финале это все формулируется в закадровом тексте. Но это лишняя дань литературе: фильме все сказал раньше и без слов. Здесь территория кино, в него можно войти и за два часа стать старше на целую жизнь.
Кто-то на открытии фестиваля перепутал: не в "Килле-Билле", а в "Долгом прощании" живы чеховская глубина и горьковская социальная страстность.
Сюжет в принципе - любовный треугольник, "осенний марафон", но весной. Молодая и очень успешная актриса делит постель со штатным драматургом своего театра - человеком лысеющим и практическим, и мужем - классическим молодым романтиком-неудачником, мятущейся непрактичной душой. На самом деле она по-настоящему не любит ни того, ни другого: драматургов, как и режиссеров, "на театре" любить принято, так что это дело почти служебное, а мужа она искренне любит, но очень по-русски - то есть его жалеет. Все три души пока не устроены в жизни, все три ищут чего-то еще. Один ищет утешения от тягот, другой - понимания и поддержки, третья - чего-то неясного, но более прекрасного. И - очень русская черта: все как бы замерли в ожидании некоей другой, уже совсем полной и гармоничной жизни.
И никто еще не знает, что этот текущий момент и есть жизнь и что другой, гармоничной, не будет.
Щемящее чувство "неясности прекрасной мечты" и ее категорического раздрая с существующей реальностью пронизывает фильм, как пронизывало и повесть, и все творчество Трифонова. Его считают певцом диссидентства, а на самом деле он Чехов второй половины ХХ века, классический интроверт, целиком сосредоточенный не на политике, а на человеке. Причем не на поступках даже, а на движениях, мучениях и приключениях души. О них и фильм.
Поэтому лишними и дисгармонично грубоватыми кажутся поверхностные "аллюзии", к которым редко, но прибегает режиссер. Так, в одном из усталых, но похотливых покровителей героини мы должны увидеть Берию. Не вполне чисто сделаны сцены в 70-х, где уже постаревшие герои ностальгируют по близорукой юности: в красавице Валентине Шарыкиной невозможно разглядеть черты красавицы Полины Агуреевой - иная психофизика, иное внутреннее наполнение.
Но такие нестыковки и впрямь редки в огромном киноромане. Сценарий Эльги Лындиной и Сергея Урсуляка оказался достаточно плотным, насыщенным эмоциями и мыслью, при просмотре не возникает желания сравнивать с первоисточником и подсчитывать потери - знак умного, тонкого и самостоятельного отбора материала. Тем не менее это сугубо "литературный кинематограф" - не иллюстративный, а вполне автономный, такой, что не хочет притворяться жизнью и потому умеет ее отразить полнее и глубже.
Фильм замечательно, тоже тонко и нежно снят оператором Мишей Сусловым. "Ретро" сделано точно и эмоционально - в скупых деталях ("победы" с шашечками) и, что важнее и труднее, в самой атмосфере кадра. Осмысленно использованы колориты: все, что мечта в полете (театр, любовь), дано в цвете; все, что будни, - выцветший монохром, современные роману 70-е - холодные "кодаковские" цвета; финальный безжизненный пейзаж новой обезличенной Москвы станет в ряд с лучшими финалами Тарковского.
Главная актерская пара - Полина Агуреева и Андрей Щенников - подтверждает бесспорное первенство "фоменковской" школы, не имеющей сегодня равных ни в нашем, ни, по моим наблюдениям, в мировом театре. Это традиционная русская актерская школа, что не отрицает, а предполагает современный нерв и отзывчивость на меняющийся пейзаж жизни. В обоих интересно все, включая долгое молчание, а "постельная сцена", где нам вдруг с пронзительной ясностью открывается природа этой любви и этих душевных мук, рекордна по точности, нежности, лаконизму и выразительности.
На фестивале "Кинотавр" Агуреева названа лучшей актрисой. Она, несомненно, явление в театре и кино. Готовая звезда, которая вознеслась бы на самый гребень славы и в советском кино, и в Голливуде. Но мы не в Голливуде и не в советском кино, и всех пророков, включая Чехова, ищем только за границей...