Поделиться
После "Любовника" Тодоровский снова снял кинопритчу - только на этот раз на базе совсем не притчевого сюжета: с войны (угадывается чеченская) возвращается солдат (актер театра им. Моссовета Даниил Спиваковский, дебют в большом кино) с повязкой на глазу: он выдает себя за сына хозяина дома (Леонид Ярмольник). Семья пытается найти с несчастным общий язык - безуспешно, парень упорно ищет врагов на чердаке и заговорщиков среди друзей семьи; герой не то чтобы не может адаптироваться к мирной жизни - он не находит ни единой точки соприкосновения со своей названной семьей и тем миром, в котором она живет. Со временем вызванная военным синдромом паранойя начинает прогрессировать, ведя свою жертву к единственному возможному финалу - окончательному психозу.
После фестивального показа фильма корреспондент "РГ" расспросил Валерия Тодоровского о его последней картине.
- Довольно неожиданно увидеть картину с таким сильным социальным пафосом после "Любовника", в котором герои существовали словно бы в невесомости, отдельно от остального мира.
- "Любовник" - это экзистенциальная история, а "Франкенштейн" - социальная, но в обоих случаях мы имели дело с безысходными ситуациями; с вернувшимся с войны парнем ничего нельзя сделать, как и с одиночеством после смерти любимого человека.
- Трудный оказался материал?
- Очень. Сама история на самом деле очень тяжелая, опасная - хотя бы потому, что сам сюжет пытается диктовать способы своего воплощения. Я же пытался снять эту картину не бытоподобно, а достаточно остро - и не уйти при этом ни в гротеск, ни в плакатную социальщину. Или выдать отвлеченную притчу, не имеющую отношения к действительности. То есть это я сейчас так формулирую, а на съемках приходилось интуитивно мучаться и пытаться угадывать, как продержать еще секунду ту ноту, интонацию, которая звучала с начала фильма.
- За последние три года эта тема стала лакомой для кинематографистов, начиная от Алексея Балабанова с его "Войной" и заканчивая "Кавказской рулеткой" Натальи Пьянковой. Контекст на вас не давил?
- И нечему было давить. Для такой страны, как наша, таких фильмов на данный момент еще мало. Снимали в основном не об этом - я же снимал фильм про войну без войны, про то, как она поселяется в человеке и живет в нем после того, как кончились бои. Хотя... конечно, мне хотелось наконец возразить, нет, ну хотя бы поспорить с теми, кто снимает фильмы о том, как хорошо убивать, как это прекрасно, когда наши БТРы входят во вражеские села.
- У вас были личные причины заняться этой темой?
- Знаете, эту историю я или сценарист Геннадий Островский не вычитали в газетной заметке или не услышал в чьем-то пересказе за столом. Мне кажется, эта проблема витает в воздухе - с чеченской войны приходят солдаты, которых здесь уже даже перестали уважать или хотя бы жалеть. Семья, в которую приходит Павел, проходит с ним все круги - от первоначального сочувствия и жалости до желания от него отделаться ввиду полной невозможности сосуществования с ним на одной территории. Хорошие люди - им хочется верить ему, и именно поэтому они становятся его заложниками. У нас есть две страны - та, в которой все нормально, люди продают квартиры и меняют старый "Фольксваген" на новый, и та, в которой идет война. И мы живем иллюзией того, что беда далеко, в другом мире. А на самом деле от этого не спрячешься нигде: война везде тебя догонит. Потому он и Франкенштейн, что эпоха и время сделали его таким, каким он сошел с поезда на вокзале, и теперь никто не знает, что с ним делать.
- То есть ваша картина о том, что все предопределено, о том, что вернувшийся с войны, человек все равно пойдет дорогой Павла?
- Да. Вы знаете, мы ведь не очень жестко следовали сценарию - до последнего момента надеялись, что действие выведет нас на другое развитие событий, уведет нас от финального выстрела. Но у человека, который ищет врагов на чердаке, не может быть хэппи-энда. Просто не может. В финальной сцене штурма у нас снимались настоящие спецназовцы, и они рассказали мне, что их инструкции предусматривают только одно развитие событий - освобождение заложников и огонь на поражение.
- Леонид Ярмольник, помимо исполнения одной из главных ролей, выступил в качестве продюсера вашей киноленты. В чем заключалось его участие и влияние?
- У Лени есть талант от бога - помимо того, что он великолепный актер, он еще и блестящий организатор: очень многое у него получается само, кажется, что даже без видимых усилий. Он взял на себя огромное количество скучных дел, подставил свои плечи под сложный и нудный труд, и дал мне возможность сосредоточиться на вещах более отвлеченных, за что ему огромное спасибо. Меня совершенно поразило, что при этом стоило хлопнуть хлопушке, как он мгновенно скидывал с себя груз дел и существовал дальше только в своей роли.