Поделиться
Изрешеченная снаружи и внутри тысячами (!) пуль, покореженная и закопченая взрывами "Школа N 1". Она теперь "номер один" в мире. На черных потолках черные куски и сосульки человеческой плоти. В этом классе у этой стены расстреливали мужчин - почти все следы пуль на уровне груди. Через это окно их трупы выбрасывали во двор. Глобус, тетрадки, учебники, стенды, портреты великих, стенгазета с нарисованными цветными карандашами сердечками и трогательными стихами внутри, названием "Умники и умницы" - все это перемешано, подпалено, пересыпано осколками стекол.
Иду в самое страшное место - в спортзал. Передо мной туда же идут двое: мама и дочь. И даже сзади видно, что тонкие руки девочки в синяках и порезах. Слышу: "Дочка, тебе не будет плохо? Ты выдержишь?" "Мам, я должна увидеть тот подоконник. Я успею сказать, если будет плохо..." - Девочка говорит это твердо, как говорит человек, себя знающий. И я иду за ними.
..."Девочкой" оказывается Фатима Аликова, ей вчера исполнилось 28 лет. Окончила филологический факультет университета, шесть лет работает фотокорреспондентом бесланской газеты "Жизнь Правобережья", редактор которой - ее мама, Эльза Баскаева. Ну где Фатима могла быть в то утро, первого сентября?.. В день освобождения, из больницы, ее увезла тетя Рая к себе, в Алагир. А сегодня Фатима вернулась домой и поняла, что она должна пройти тот путь. Ей сейчас страшно, но что-то внутри говорит ей, что это сделать надо. Ради нее же самой.
- Вот через этот главный вход я вошла в школу... Когда они появились и начали стрелять в воздух, я побежала на второй этаж... Там я оставила фотоаппарат, потому что подумала, что с ним они меня наверняка убьют... Потом нас погнали в спортзал... В эту комнату собрали женщин с грудничками... Здесь, в зале, я сначала проползла сюда, под баскетбольный щит, стала все запоминать - где мины, сколько боевиков, стала анализировать, где может быть опаснее, а где безопаснее всего. И в итоге получилось так, что я угадала самое безопасное место... И это было первое чудо.
Прерывая страшную экскурсию, ко мне подходит женщина с фотографией девочки:
- Вы из газеты? Помогите найти, умоляю вас! Ее зовут Мадина Пухаева, родилась 13 августа 1992 года, 6 "А" класс, на среднем пальчике правой руки золотое колечко в виде змеи с фианитовым глазиком, помогите, прошу вас...
Переснимаю фото дочки, оставляю маме визитку и обещаю, что сделаю все возможное. А Фатима медленно идет по спортивному залу и за ней - вереница людей во всем черном. Это матери, отцы, родные тех, кто тоже был здесь, рядом с этой девочкой, но рассказать уже ничего не сможет - они ловят каждое ее слово:
- Здесь у боевиков был проход. Когда дышать стало нечем, рвали страницы учебников, чтоб обмахиваться, и самыми ценными были твердые обложки... Двигаться, вставать и разговаривать запрещали... Боевики заставили старшеклассников подвесить мины и выбить верхние фрамуги окон длинными палками. Стекла были такие крепкие, что не бились и фрамуги вываливались целиком... В первый день они водили по пять-семь человек в туалет и к воде, но пить не разрешали - только брызгать в лицо. Я видела, как одна маленькая девочка сумела принести маме воду во рту. Потом я узнала, что та девочка погибла, а мама ее жива... Боевики стали орать, что мы все умрем, вообще перестали выводить нас. Я все время молилась, за них и за себя: "Господи, они не ведают, что творят, прости их, Господи, и спаси меня..."
Она уже не боялась смерти, а после этого перестала бояться и боли.
...Жизнь - полосатая, это известно всем. В августе у Фатимы пошла странная полоса - тревожная, смутная. Пыталась что-то понять, в себе ли, в жизни - сама толком не понимала. Набросилась на книги философов, читала Коран, Соломона, но когда перечитала Сенеку, поняла - больше всего ей важны мысли о смерти. Исчеркала все "Нравственные письма к Луцилию", многое выписала: "Мы боимся не смерти, а мыслей о смерти, ведь от самой смерти мы всегда в двух шагах".
-...На второй день я уже не чувствовала времени, мне кажется сейчас, что я теряла сознание от жажды... Я не видела, как убивают, как умирают дети и взрослые, мне казалось, что те, кто не шевелится, в таком же забытьи или без сознания, в каком только что была я... Самое страшное и последнее в памяти - совсем старенький наш ветеран, Заурбек Гутиев, его всегда под руки приводили на все праздники, он сидел весь в орденах, так они пиджак с него сорвали, наизнанку вывернули и опять надели...
Во вторую ночь я поняла, что обязательно умру, если не вдохну хоть глоток воздуха... Я каким-то чудом доползла до этого проема... двери уже не было... да, вот до этого... Надо же, до него-то всего три метра... В этой комнате спали боевики на матах, окно у них было разбито, поэтому только здесь был хоть какой-то сквознячок, стало легче... И тут я увидела, что все подоконники спортивного зала заняты, а один почему-то свободен, только весь завален обувью... да, вот этот самый подоконник. Я залезла сюда... мне очень мешала лежать эта рейка под спиной... потом я о ней забыла... Я вспоминала Сенеку, и мне становилось легче: "Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе". Смерти я уже не боялась, но очень боялась боли. И еще боялась, что когда душа отделится от тела, тело будет хотеть пить, как сейчас...
..."Неизвестно, где тебя ожидает смерть, так что лучше сам ожидай ее везде". Трагедия Христа в кинотеатре Беслана точно совпала с трагедией самого города: "Страсти Христовы", фильм Мела Гибсона, шел аккурат с 30 августа по 5 сентября. И Фатима, конечно же, его посмотрела. За два дня до страданий собственных. И когда в очередной раз она потеряла сознание на жестком подоконнике, ей вдруг привиделось, как вздымается крест с телом прибитого, распятого на нем Христа, и она почти закричала: "А ведь Ему было гораздо больнее, чем мне!" Да, она уже не боялась смерти, а после этого перестала бояться и боли. И это было второе чудо.
-...Меня почти не ранило взрывом, я его даже не слышала... Только два неглубоких осколка - в голове и в руке... Волной выбило раму, и я пришла в себя от воздуха, и поняла, что свободна - это было третье чудо. Да, на этой свободе стреляли, я это видела, но после трех суток в аду спортзала все остальное казалось ерундой. Остальное помню смутно: перевалилась с подоконника на землю, бежала... вокруг стреляли... смотрите сколько я пробежала - весь двор! А ведь там.. и там, видите - прямо напротив - сидели снайперы, я их видела в лицо, когда по коридору проходила мимо них... когда меня вели в туалет... один раз... Да!.. долго я бежала... а мне казалось - секунды две... Надо же - значит, то, что меня здесь не убили,- четвертое чудо. А потом я упала... нарочно упала вот здесь, между гаражами... да - здесь... Я вжалась в землю изо всех сил... Что-то прямо надо мной взрывалось... я лежала, пока не кончилась стрельба. Потом перелезла через эту стену... ну-ка, подсадите меня... а ведь мне казалось, что я перепрыгнула эту стену, даже не касаясь...Я спрыгнула туда, а там люди в камуфляже подхватили меня на носилки и побежали бегом - я видела только прыгающее небо...
Мы стоим с Фатимой на той земле, на которой она лежала несколько часов. Сейчас я вижу, что над девушкой ничего не взрывалось - это по ней бил снайпер: окно второго этажа, где он сидел, смотрит прямо сюда, в эту узкую, шириной полметра, межгаражную щель - три маленьких входных отверстия пуль в стальном листе гаража и три рваных выходных, в сантиметрах над ее телом. А грохотало потому, что гараж был пустой. Если бы она не весила 49 килограммов и тело ее не стелилось по земле, снайпер бы никак не промахнулся. И я понимаю, что это было пятое чудо.
Мы не успели с Фатимой наговориться вдоволь и условились, что встретимся завтра.
В новостях - отставка правительства Северной Осетии. По всем каналам пошла развлекаловка и только на местном замершая картинка - детская ручонка держит взрослую и - алая роза. И бесконечно - круг за кругом - фотографии, имена десятков пропавших, детей и взрослых.
Мы идем с Фатимой по улице Беслана. По соседней - похоронная процессия. "Вы знаете, - говорит она,- в городе петухи петь перестали. Раньше - каждое утро, почти в каждом дворе. Я от них и просыпалась всегда. А сейчас тихо...
- Фатима, как ты изменилась после всего этого?
Она думала всего секунду:
- Я не стала хуже.
- А те твои поиски, тревоги, копания в смыслах жизни и смерти, Сенека?
- Все прошло. Я как-то почувствовала, сама еще не понимаю как, - почувствовала счастье просто жить. У меня такое было, но давно, в юности. Сенека сказал: "Никакое зло не велико, если оно последнее". Знаете, я готова отдать все... даже жизнь... ради того, чтобы это наше зло было последним...
И это - шестое чудо Фатимы Аликовой.