24.09.2004 01:00
    Поделиться

    Ежегодно вымирает по одному виду животных

    На стареющей трехглавой сосне (может, это не сосна вовсе, а дракон, превращающийся днем в сосну, вон и филин гнездо именно на ней устроил, ухает по ночам, оторопь на честных людей наводит), которой по всем признакам давно за полтораста весен, сидит большой пестрый дятел, самый главный санитар наших лесов, что-то вроде птичьего Геннадия Онищенко, долбит сухой сук. Время от времени прерывает свою полезную и высокопроизводительную работу, вертит головой туда-сюда и пронзительно вскрикивает. Крик его - скрипучий, резкий, возмущенный - я принимаю в свой адрес, поднимаю ладони, соглашаясь с ним и чтобы показать: чисты и просты мои намерения, как раскрытые ладони. Нет в них оружия. Ну, нет...

    Он, похоже, не верит. Кидается с ветки головой вниз и вдруг круто взмывает к дальней сосне, тоже не молодайки. Макушка у нее уже облысела, сбросила хвою. Дерево тянет в небо сухие костлявые руки, будто хочет остановить ими облака или привлечь внимание небесных архангелов: помогите же, умираю... Дятел садится на одну из этих костлявых ветвей, и опять дремлющие окрестности оглашаются его одиноким тревожным сигналом. Сосна растет в самом углу участка, дятел, видимо, оценивает это расстояние как безопасное для себя и продолжает прерванную работу: так, так... тук, тук... После обильного дождя сухие ветки набухли влагой и древесина приобретает разноголосое звучание.

    - Ну чего кричишь? - выговариваю ему. - Люди спят, последние сны досматривают. А все последнее у людей всегда самое сладкое.

    Дятел замолкает. Прислушивается, что ли?

    - ...А ты - в крик, - пользуюсь я моментом...

    Он вдруг как вскрикнет: отрывисто, сердито, чтобы вспугнуть. Как маневровый паровоз на станции Переделкино - до самого Одинцова разрывает утреннюю тишину, как промокашку.

    - Здрасьте вам, - возмущаюсь в ответ. - Не нравится критика? Небось, всю ночь дрых в своем дупле. Как сурок. А люди, брат, бывает, от зари до зари бдят: кто работает, кто любится-целуется, кто тяжкую думу думает и никак не додумает, а кто и нас с тобой охраняет. А ты...

    - Тук, тук, так... - в ответ. Поговорили.

    Не сошлись характерами

    С дятлом у нас испортились отношения летом 2003 года. Началось с того, что ему, большому пестрому дятлу, трудяге и рождественскому красавцу лесов средней полосы России, чем-то не приглянулись... наши скворечники. Мы их делали все предыдущие лето и осень: доску выбирали добротную, шершавую после пилы, а не после рубанка, какую птицы больше любят. Одну квартиру для птиц мы из чурбака ольхи выдолбили, высверлили сердцевину, на крышу приладили кусок горбыля, под леткой прикрепили сосновую крепенькую веточку, чтобы родителям было на что присесть, отдохнуть возле родного очага, колыбельную спеть малышам и веселую, торжествующую - для нас и для себя; да и просто так, будто на завалинке посидеть. Словом, к весне 2003-го около десятка скворечников висело на соснах, каштане, березе, ольхе, липе, клене... И все были облюбованы жильцами и заселены еще до прилета скворцов - им ничего не осталось. Больше всех расстарались синички.

    Впрочем, о синичках особый разговор. Синички, можно сказать, виновники нашего переполоха. От прежнего дачника нам остался самодельный турник: на двух стальных стойках - перекладина из куска такой же трубы. Место солнечное, под сосной. Вот рядом с этим турником мы и поставили садовую скамейку, уже через неделю ставшую любимым место отдыха и забав. На ней и читалось, и вязалось, и игралось, грустилось и мечталось как-то уютно и необременительно. Старому и малому...

    А еще через неделю стала донимать нас пара синичек. Оказалось, что в поперечной трубе турника они каким-то образом сладили себе гнездо, отложили в нем яйца и вывели птенцов. По их писку, усиленному трубой как резонатором, мы и догадались о происходящем. Да по беспокойству родителей. Поохав да поахав по поводу того, как же это они умудрились в таком крохотном пространстве - три с половиной сантиметра в поперечнике - разместить многодетное семейство, женщины стали налаживать дружбу с пернатыми соседями. Успокоили их и даже начали прикармливать. Но мы, мужики, взялись решить птичью жилищную проблему кардинально. И вот - решили.

    - А ведь чего-то мы не так сделали, - первым усомнился Михалыч, мой младший внук.

    - В скворешнях что-то не так?

    - Нет. С ними что-то не так.

    - Яснее можешь?

    - Да много их очень. Почти каждое дерево занято.

    - Больше жилья - больше радости, - мудро рассудила бабушка. - Видите, как птички туда-сюда шныряют и щебечут? Осваиваются, довольны.

    - А весной, когда и другие прилетят? Сезонные?

    - Перелетные.

    - Ну, перелетные, - согласился внук. - Ведь разборки пойдут.

    Разборки начались даже раньше, чем предполагал Михалыч.

    - Дедушка, - прибежал сияющий Петя, старшой. - Там дятел вытворяет...

    Как всякий сильный в этом мире среди себе подобных, он вламывался в наши владения бесцеремонно, криком предупреждая уже на подлете: "Пришел на вы!" Это потом мы догадались (надеюсь, не слишком поздно), что владения не наши, а его, большого пестрого дятла, и только он волен в них решать, кто и где будет строить свои гнезда, добывать корм и выводить птенцов. И кричит он, действительно предупреждая конкурентов: мои владения, осади. Как услышишь крик или стук, значит, уже перешагнул его границу. Конкуренты дятла об этом знают. Первая скворешня, укрепленная на березе перед крыльцом, первой и подверглась разбойному нападению. Мы вначале не поняли, что это разбой, думали, что чудаковатый какой-то дятел живет в наших краях.

    ...Вышли вслед за Петей. Дятел сидел на приступочке скворечника и самозабвенно долбил окошко, расширяя его, изредка вскрикивая, видимо, предупреждал нас: не мешайте, - но не прекращал работы. Дорожка под скворешней уже была припорошена щепой и крошкой. Было интересно наблюдать, как он справлялся с доской, откалывая от нее очередную щепу. Долбанет раз, другой, наклонит голову направо, ударит справа, как дровосек подрубает дерево, потом слева также, раз-другой и опять - по центру. Щепочка отскочит, а он повернет голову вправо-влево, крикнет задиристо-непререкаемо, мол, кому говорю, не мешайте, и снова: тук, тук, тук...

    Ни суматоха, поднятая синичками, ни это немотивированное нападение на скворечник нас особо не смутили: видимо, сам хочет поселиться в готовой квартире - вот и расширяет парадный подъезд. Мол, борьба видов - побеждает сильнейший.

    Но дятел таким образом дня за три-четыре сделал ревизию всем скворечникам и угомонился.

    У птиц, как у людей

    ...Можно было ожидать все, что угодно, но только не того, что случилось в конце мая.

    Птичья паника в который раз позвала всех нас на улицу. Вокруг березы носились взволнованные птахи, а над скворечником разбойничал дятел. Он просовывал голову в скворечник - в этот момент вся всполошившаяся птичья братия, и поползни тоже, кидались с криком на него, а разбойник не реагировал - секунд пять что-то делал там, внутри, а когда выпростал голову наружу, то в клюве у него жалко трепыхался птенец. Он, видимо, был еще слепой, с непрорезавшимися глазами, головка на длинной шее беспомощно болталась, а голые ножки судорожно вздрагивали, пытались обо что-то опереться, но только царапали воздух... В этот миг птичья мелкота храбро навалилась на вора, но-куда там! - он мелькнул пестрой молнией и через секунду-другую исчез за стеной елей. Те стражи порядка кинулись было за ним, но тут же отстали. Видимо, поняли тщету своих усилий. Похоже, у птиц - все как у людей: их семьи грабят и разоряют, их детей крадут и убивают, а они повозмущаются во гневе, погалдят, поплачут... и успокоятся. До следующего разбоя. То ли покорились року, названному ученым Чарльзом Дарвином борьбой видов, борьбой за выживание, то ли нет у них мудрого да сильного, чтобы организовать из них силу. Так я подумал вначале, наблюдая, как один наглый и сильный всех одолел. И сочувствуя паре синичек, что юркнула в скворечник, скорее всего посмотреть, остался ли кто живой. Родители недолго там оставались, обнаружив, что уцелевшие и живые подняли писк, требуя еды. Через полчаса все успокоилось.

    На второй день, вернувшись с работы, застал в унынии всю семью: дятел разбойничал весь день... К вечеру синички, как говорится, охрипли от плача. Сначала они не поняли своей беды, прилетали с клювами, полными мошек, ныряли в скворечник, выпархивали оттуда, скакали по веткам, беспокойно пищали... Так повторялось несколько раз. А потом синички пропали.

    Словом, в то лето только пара трясогузок сохранила в целости и сохранности свое потомство. В конце июня они выпорхнули из-под конька крыши - пять или шесть беспокойных комочков, и мгновенно, один за другим спрятались там же, как только ворона спланировала на крышу. А все счастливые семьи в скворечниках в течение недели сделал несчастными дятел-разоритель. Выходит, что наши скворечники стали причиной массового разбоя?

    Чем вызвана аномалия

    Позвонили знакомым ученым на биофак МГУ им. Ломоносова.

    - Аномальное поведение, вызванное резким изменением cреды обитания, - охарактеризовал один ученый случай с дятлом.

    - Резкое сокращение ареала за счет вырубки леса вызвало агрессивное поведение дятла, - сказал другой. - Хотя странно: обычно дятлы не разоряют гнезда других птиц. А в подмосковных лесах, нынче лишенных надлежащего ухода, пищи для дятла с избытком.

    Был и третий, кого я встретил в лесопарке. Он ладил на ореховый куст карусель с восемью кормушками. Карусель была с меня ростом, но выглядела легкой, воздушной: на каркасе из дюралевой проволоки на независимой подвеске крепились восемь прозрачных пластиковых кормушек.

    - Дупла у вас на участке дятел имел? - спросил он.

    - Три: два - на одной сосне, одно - на второй.

    - Жил в каком из них?

    - В том, на которое мы скворечник повесили.

    - Вот и разгадка.

    - Да, но он еще раньше сбежал. В тот год, когда на "драконьей" сосне поселился филин, построил гнездо и вывел птенцов.

    - Дятел один ретировался?

    - Нет. И вороны, и мелкота затаились.

    - А сейчас филин живет?

    - Нет. - И тут до меня стало доходить. Появился филин - дятел исчез, филин скрылся - дятел тут как тут, снова хозяин конфискованных было владений. Воистину все как у людей.

    - Так-то оно так, - сказал знаток птичьего уклада жизни, - лес вокруг вас убывает?

    - Ох, убывает. Коттеджи растут, как грибы. А этим летом пол-лесопарка забор опоясал. Под стук топоров и визг пил общаемся с природой.

    - Думаете, у птиц психика железнее? А теперь сплюсуйте все тяготы, которые навалились на вашего дятла... Корова взвоет.

    И все-таки мы сделали еще один, качественно иной шаг к установлению мира и согласия в птичьем царстве. Знать бы где упасть - соломки подстелил.

    Минувшей зимой на елях мы с Мишей и Петей приладили деревянные полочки-кормушки, на орешнике повесили, вырезанные из пластиковых пятилитровых бутылей. На неделю нам хватало килограмма семечек подсолнуха для пернатых и полкило ореха для белок. Мы с удивлением обнаружили, что через полчаса после заправки кормушек об этом радостном событии знала вся птичья братия, зимующая в лесопарке. И даже за его пределами. Птиц было много, но они не лезли сразу и всем гуртом, каким-то образом избегали толкотни. Взяв семечко в клюв, птаха перескакивала на ветку кустарника или соседнего дерева и счищала с него шелуху. На это уходило секунд пять - десять. Возвратившись к кормушке, она ждала, когда появится просвет в одной из четырех "дверей". Клюнет - и опять на ветку.

    За последние 400 лет вымерло более 200 видов и подвидов птиц. Да плюс еще более сорока, в свое время встреченных, описанных, но после этого вот уже более 50 лет нигде и никем не встреченных.

    Кормушки-полочки, куда мы сыпали не только орехи, но и семечки, сразу захватили невесть откуда появившиеся красавицы сойки. Эти смелые, но осторожные птицы вели себя решительно, клевали семечки споро, насытившись, взлетали на самую вершину ели, усаживались там и могли полчаса болтать о том, о сем. Как я понял, у них была непримиримая вражда с воронами, которые и крупнее, и сильнее соек. Стоило только сойке сесть на сук, как тут же появлялась ворона и шаг за шагом подбиралась по суку к ней. Сойка проворнее, ей ничего не стоило увернуться от грузной обидчицы.

    Потом в поведении соек появились новые приемы боевых искусств. Увидев ворону, они с двух противоположных сторон бросались на нее, били клювами и крыльями. Ворона кувыркалась и, не раздумывая, спасалась бегством. И эта вражда не унималась ни на день. Странное дело, сойки не трогали малых птах.

    Ближе к весне мы стали замечать, что осторожные сойки привыкли к нам и не улетали при нашем появлении. А в начале мая обнаружилось, что они свили себе гнездо... под навесом, на поленнице дров. Между крышей и дровами оставался просвет сантиметров 30 высотой, вот там однажды мы и обнаружили притаившуюся сойку. Но вслед за нами и воронье обнаружило гнездо своего злейшего врага. Стоило самцу отправиться куда-то за пропитанием, как ворона с полена на полено, все вверх, вверх и хвать за веточку, торчащую из гнезда, давай тянуть, раздергивать его. На крик всполошившейся подруги появлялся глава семьи, и тогда вороне доставалось по первое число. Но она все не переставала повторять свои попытки. Мы как могли гнали ворон. При этом боялись потревожить маму-сойку, занятую высиживанием потомства. Единоборство соек с воронами закончилось печально: рано утром, выскочив на крик соек, мы обнаружили развороченное гнездо и хозяйничающую в нем чью-то кошку. Рот у кошки был в птичьем пуху.

    Сойки бросили гнездо с пятью голубовато-серыми яйцами и улетели.

    Странное дело, наш дятел-разбойник ни разу не пытался напасть на них. Хотя восстановленные и усиленные дополнительной защитой скворешни продолжал атаковать. Нынешним летом из половины скворешней все-таки вылетели в большой мир подросшие птенцы. И не одних только синичек. Может, потому, что появились среди них отважные серенькие птички с неприметным оперением, с красноватой грудкой и возглавили оборону своего жилья. Стоило дятлу известить своим криком, что он пришел, как эти малые птахи первыми кидались наперерез разбойнику и на лету принимались его атаковывать. Одновременно с разных сторон. Что-то в их поведении было от эффективных приемов соек против ворон. И отучили разбойника от грабежа.

    Правда, дятел не переставал появляться на участке, но скворешней не трогал, а занимался своим штатным делом. Пока не опустели скворешни.

    Но и тут у него вышла незадача. Однажды ближе к вечеру долбанул раз-другой скворечник, оттуда выглянула белка, цокнула предупреждающе - дятла как ветром сдуло. Даже обычного крика не издал, а какое-то заикатое бормотание.

    Другой опустевший скворечник, один из "любимых" дятлом, захватили для ночевки стрижи. Словом, что-то странное стало происходить с нашими птицами.

    ...В августе дятел вернулся и по утрам теперь будит меня неутомимыми пулеметными очередями. Скворешни грохочут, как пустые бочки. Он кричит торжествующе и громко. На мои увещевания не реагирует. Я переворошил ворох специальной и энциклопедической литературы, чтобы понять, что происходит в птичьем мире. Понял: происходит. В нашем мире. И не кошки, не вороны и дятлы тому виной.

       sos!

    Мы их теряем

    Ученые составили хронологию, употребив слово "скорость", вымирания животных на планете. Сначала по эпохам (геологическим), потом по годам. Чтобы до нас, больно умных, быстрее дошло.

    100-60 миллионов лет назад на нашей планете вымирал 1 вид за 1000 лет.

    С 1600 года до середины ХХ века за каждые 10 лет с лица Земли исчезало по одному виду живого мира.

    В это же время мы стали образованными и могущественными, пустили в действие колоссальные ресурсы, наши души открылись Богу - мы построили гуманную цивилизацию с гуманным оружием, уничтожающим людей и зверей в один миг. Без мучений. Сотнями. Тысячами. Целыми семействами (не путать с семьями) и видами.

    С середины и до конца ХХ века каждый год исчезало, уходило в небытие по одному виду животных. Ученые предупреждают: человек не остановится на достигнутом, коль взялся за гуж. Общество, которое мы сформировали, пока неспособно остановиться у опасной черты. Оно настолько невежественно, что не осознает пагубности своих действий, которые способны уничтожить цивилизацию, не видит в них опасности таких масштабов.

    Какое это имеет отношение к моему дятлу? Прямое. Из тех потерь больше всех "досталось" птицам. В научной литературе описаны 198 семейств птиц, когда-либо существовавших на Земле. Исчезли с лица Земли более тридцати семейств - их поглотили геологические эпохи... Но вот четыре семейства пернатых безвозвратно истреблены после 1600 года эры Христовой. Некоторые представители видов этих семейств водились на Земле в фантастически огромном количестве. Хрестоматийный пример - дикий странствующий голубь. Их еще в XIX веке было 3-5 миллиардов голов, а в 1907 году недрогнувшей рукой американского фермера был убит последний. До 1914 года у землян еще оставалась надежда, но в этом году угасла. Вместе с жизнью "эксплозивного" экземпляра, содержащегося в зоопарке. Меньше чем за полвека строители новой деловой цивилизации расправились с реликтом многих эпох - он, видимо, мешал им создавать великий гуманный народ великой гуманной страны, наносил ощутимый урон. Зато теперь эта великая и самая богатая страна владеет самой богатой статистикой утраченного.

    Впрочем, на этой дорожке мы сближаемся все теснее и теснее. За последние 400 лет вымерло более 200 видов и подвидов птиц. Да плюс еще более сорока, в свое время встреченных, описанных, но после этого вот уже более 50 лет нигде и никем не встреченных.

    Среди тех, кто стоит на очереди в этот поминальный список, и белоклювый дятел - прямой родственник нашего большого пестрого. Пока благополучного по статистике. Говорю пока, потому что настораживает особо дикая реальность.

    Из 219 видов и подвидов птиц, что были уничтожены человеком или вымерли по причинам, порожденным им, 202 (92 процента) обитали на островах. Большинство из них были эндемичными, то есть нигде более не встречающимися. Именно самые отдаленные острова, где, казалось бы, может вечно существовать все живое, стали самыми уязвимыми перед человеком разумным. Красноречивый пример - Гавайские острова: 75 процентов эндемиков здесь исчезло. Еще более поразительна причина, из-за которой, по многолетним наблюдениям и подсчетам, исчезло 20 процентов островных видов птиц. Их истребили одичавшие кошки, завезенные на острова большими любителями этих милых домашних животных и брошенные ими за ненадобностью. Не спешите говорить, что у нас все по-другому.

    Одичавшие стаи брошенных собак стали острой проблемой для московских лесопарковых зон: участились случаи нападения их на человека. Но и кошки в дачных поселках Подмосковья - не меньшая проблема. А им выживать как-то надо.

    ...Вчера мы опять вспугнули кошку, пирующую под сосной. В зубах у нее, показалось, была белка. Такое у нас на даче случалось и раньше.

    Как-то поаккуратнее надо бы нам с братьями нашими меньшими. Как конкретно? Ну, на этот счет толстые тома написаны, большими тиражами изданы - умно и красиво. Большими учеными все по полочкам разложено, что и как.

    Только кто же у нас слушает ученых? Они что, на рейтинг повлияют? Да и кто они такие, эти... ну, дятловеды?

    Поделиться