Поделиться
С вами говорит телевизор
- Дальше? Я снял в Америке телефильм "Лев зимой", он был представлен на приз Emmy по шести номинациям и даже получил одну - за костюмы. Это ремейк знаменитой картины с Кэтрин Хэпберн и Питером О Тулом. В нашей версии играют Патрик Стюарт и Гленн Клоуз. В России вроде бы уже продается лицензионная копия. Кроме того, сейчас мы с Дуней Смирновой пишем сценарий к фильму, который будет называться "Глянец".
- О глянцевом журнале, глянцевой жизни, глянцевом сознании?
- Всё вместе. Я его задумал год назад, но был занят: ставил спектакль "Чайка", продюсировал программу своей жены Юлии Высоцкой "Едим дома", сейчас еще один спектакль надеюсь поставить... Делил свою жизнь между телевидением и сценой, пробовал успеть все сразу.
- Как кинорежиссер чувствует себя в телевизионной стихии?
- Очень интересно! Через ТВ можно дотянуться до тех зрителей, которые пока еще читают. Мне кажется, в кино в основном сейчас ходят люди от 15 до 25, которые очень мало читают. У нас сейчас происходят процессы, аналогичные тем, что шли в Америке, когда я решил уехать из Голливуда. В начале 90-х кино стало делаться, что называется, детьми, для детей и про детей. Теперь эта тенденция переехала к нам. Молодежь сейчас мало читает. А то поколение, которое смотрело мои картины тридцать лет назад, теперь больше смотрит телевизор, чем ходит в кино. Так что через ТВ до него еще можно достучаться - в сериалах, в телефильмах. Поясню на примере: не так давно я закончил первый фильм цикла "Бремя власти" - про Андропова. Эта фигура меня очень интересовала, но, помимо прочего, мне удалось поделиться в этом фильме своими политическими взглядами, а они у меня достаточно реакционные (я даже веду в одном журнале колонку "Записки реакционера").
- А что, кино не дает возможности высказаться?
- В Америке еще можно снимать более или менее интеллигентные телефильмы по произведениям интеллигентных авторов - например, Гомера, которого я экранизировал в своей "Одиссее". А вот в кино это уже почти невозможно.
Средний бюджет картины - 70 млн. долларов, из них 20 тратят на рекламу. Вложения надо "отбивать". Значит, и картине быть как из Макдоналдса. Голливуд вообще очень похож на фабрику фаст-фуда. Ингредиенты не меняются. И - колоссальное количество потребителей. Но Америка - это не только Голливуд. В Штатах существуют независимый кинематограф, фестиваль в Сан Дансе. А Голливуд подминает молодой талант, будто то Спайк Ли или Тарантино, переваривает, и выходит подделка под независимое кино, которое на самом деле абсолютно зависимое.
В поисках новой искренности
- Как вы относитесь к процессу превращения киноискусства в кинобизнес?
- Оценки давать трудно. У нас все вообще немного по-другому. Наш кинематограф - это отражение развития цивилизации. Мы находимся между двумя эмисферами, западной и восточной, и стараемся принадлежать к западной, являясь на самом деле восточной. Об этом очень интересно написал Солженицын в статье "Беспощадная погоня за новизной и как она разрушила современную западную культуру", опубликованной в "Нью-Йорк таймс" в 1983 году. Он там писал о том, что постмодернизм, стремление к новизне стали важнее, чем содержание. И этим выделил важную сторону постмодернизма: древо западной культуры развивалось на корнях античности, через Возрождение до наших дней. И вот эта преемственность была сознательно разрушена во времена постмодерна.
В кино то же самое. Вы открываете журнал, а там разворот про Эдди Мерфи, который заплатил за этот разворот 30 тысяч. И его деньги срабатывают: вы идете на фильм с Мерфи. Маркетинг стал важнее, чем то, что он "маркетирует". Реклама стала править миром, на земле скоро не останется пространства без рекламы.
- Не означает ли это, что искусство теперь имеет больше шансов дойти до адресата? Что маркетинг снимает с него флер элитарности?
- Искусство не просто повернулось лицом к потребителю. Оно теперь делает только то, чего потребитель хочет. А хочет он, как правило, примитивного и доступного; это и получает. Чехов говорил о "народных театрах": какая белиберда! Надо не искусство спускать до народа, а народ поднимать до искусства.
- Недавно канал "Культура" показывал вашу "Асю Клячину". Почти во всех ваших картинах сквозит некий холодок, а здесь - искреннее желание понять свой народ. Как теперешний Кончаловский относится к самому себе времен "Аси Клячиной"?
- Я всегда делал кино, чтобы поделиться любовью к тем или иным характерам, бескорыстно понять человека - и ничего более. Я не испытал революции своих взглядов, а есть естественная эволюция в отношении к жизни, по мере накопления жизненного опыта. Все мои картины разные, о разном и по-разному получились, но я делал только то, что мне хочется, и потому счастлив. При советской власти не всегда можно было сказать правду, но я всегда избегал лжи. "Дядя Ваня" или "Сибириада" - абсолютно искренние картины, хотя свои задачи мне приходилось решать в условиях советской цензуры. Поэтому дальше была Америка, и я там снимал совсем другие картины, но тоже искренние. Поэтому они и провалились в прокате почти все, кроме "Поезда-беглеца".
- И все-таки, как вы относитесь к временам своей юности?
- Кроме счастья ничего не испытывал. Солнце было всегда, дождя не было никогда, снега тоже. Было солнце, красивые девочки дарили очаровательные улыбки, пьяный ходишь от гормонов... Вообще, я к себе отношусь... ну, неплохо. И мне всегда кажется, что мои картины лучше, чем они, наверное, есть на самом деле. "Дом дураков" для меня очень дорогая картина, а "Курочка Ряба" еще дороже. Это картина о крестьянской русской зависти, которая сейчас начинает в России обретать четкие и даже агрессивные черты.
Понять злоумышленника
- Вам не кажется, что в фильме "Дом дураков" было некое социо-политическое послание, которое не услышали власть и общество?
- Я делаю кино, чтобы выразить свое убеждение через чувство. Вы верно почувствовали в картине попытку понять противоположную сторону. Достоевский говорил: легко осудить злоумышленника, понять его - тяжкий труд. Я пытался эту работу выполнить. В данном случае злоумышленники - боевики. Мы пытаемся понять их культуру, их бытие, понять, что они за люди. Я не думаю, что задача кино - пророчествовать. Кинематограф сегодня - продукт общественного потребления. Картинка стала самоценной. Посмотрите газеты - картинки важнее текста, они вытесняют слова. И культура текста отмирает, он перестает быть нужным. Ницше правильно сказал, что многие беды человечества происходят от невнимания к банальным истинам: чисть зубы, пей чистую воду, не ври... Но ведь теперь воздух плохой, вода хлорированная, и не врать невозможно. Правду скажешь - наживешь врагов.
- В вас чувствуется страсть к культурологии, к аналитике...
- Я интересуюсь культурологией, потому что мне небезразлично будущее планеты и нашей страны. Американский сенатор Мойнехэн говорил: "Мы, консерваторы, отличаемся от либералов только одним: либералы думают, что политика определяет культуру. Мы же убеждены, что культура определит любую политику". Либералы думают, мол, сейчас я в политику приду, и все у меня получится. Ничего подобного - все обламывается о культуру. Вот консерваторы - те понимают, что культура перемелет и выгнет любую структуру в свою этическую форму, задаст свой характер отношений между индивидуумом и властью. Вообще в основе любой культуры - это характер отношений между индивидуумом и властью.
- А возможен ли в России консервативный проект?
- Она сама по себе консервативна. Я бы сказал так: не знаю, возможен ли консервативный проект, но либеральный - невозможен.
Авторитарное обаяние буржуазии
- Какие модели развития могут сейчас быть у России?
- Авторитарный, "замороженный" режим, который работает на благо народа и в понимает, что самая главная задача - это реформа национального сознания.. Россия самая богатая страна мира с едва ли не самым бедным населением. Почему? А потому, что это в нашей культуре заложено: православный человек сам не хочет быть богатым и другому не даст. Это то, что сознательно пытались разрушить Столыпин, когда доламывал крестьянскую общину, и Ленин. У Ильича не получилось. Получилось у Сталина: он согнал всех в колхоз, а это та же община. Носитель правосознания и демократии - буржуазия, а у нас ее никогда не было. Буржуазная революция - это революция граждан, которые осознают как свои обязанности, так и свои права по отношению к государству. Наша буржуазия никогда не была свободна от власти: все контролировал монарх.
- С этим можно поспорить...
- Вы хотите сказать о купцах? Но ведь они не имели ничего своего - только право торговать. Даже земли не имели. А буржуазность определяется не родом владений и занятий, а отношением субъекта и власти. Себя, например, я считаю буржуазным человеком, хотя живу в России, крестьянской по менталитету стране.
- А что такое крестьянский менталитет?
- Крестьянин - это община. Очень узкий круг доверия, ограниченный только своей семьей. Возвышение соседа воспринимается как угроза собственному благополучию. Он думает, что деньги - объективно существующая величина, которая только перераспределяется, и не задумывается о том, что капитал всегда прирастает. Поэтому в России так и любят говорить про богатеев: мол, наворовал... В буржуазном сознании возвышение соседа рождает мысль о том, что, если я буду так работать, я тоже разбогатею. Принципиально другая установка. Россия не единственная в этом роде. 80% населения планеты живет в крестьянском сознании, вся Латинская Америка.
Театр-жизнь и жизнь-театр
- Кино - картинка. Чем вас привлекает театр?
- Кино - это подготовка: 20 секунд сняли - готовим следующий кадр. В театре занимаешься постоянным анализом, целишься в результат. В этом смысле театр для меня - наслаждение.
- Что вы сейчас ставите в театре?
- Идет "Чайка", где моя жена играет Нину Заречную. Готовлюсь ставить "Фрекен Жюли" Стриндберга. Очень трудная пьеса, для трех артистов всего. После Нины Заречной для Юли (Высоцкой. - Ред.) это очередная глыба, Эверест, на который ей надо забраться. Я хочу поставить еще по меньшей мере пару пьес Стриндберга и три - Шекспира.
- Интересно, что в минувшем сезоне был бум на постановки "Чайки". У вас были какие-то причины обратиться к чеховской комедии?
- Я ее ставил в парижском "Одеоне", и мне захотелось перенести этот спектакль на московскую сцену. Большинство постановок по Чехову оставляют ощущение, что в скучной стране живут унылые люди. А у Чехова масса юмора!
- У репертуарного театра сейчас есть будущее?
- Настоящий, мирового уровня репертуарный театр всегда формировался вокруг режиссера. Мейерхольд, Станиславский, Стреллер, Товстоногов. Вот Табаков, при моем глубоком к нему уважении, не режиссер: он замечательный артист и классический бизнесмен. А вот Фоменко создал свой ансамбль. У Анатолия Васильева маленький коллектив, который выживает только за счет фанатизма труппы. Но большой постановочный театр сегодня создать невозможно. Масштабных режиссеров почти нет, и виной тому, на мой взгляд, - увлечение молодых постмодернизмом с его отрицанием традиций. Но критики, увы, делают очень много для того, чтобы такие режиссеры стали звездами. Спектакли, которые у меня вызывают чувство протеста, критики считают гениальными. Например, шестичасовой "Вишневый сад" Някрошюса. Его сделал человек, который терпеть не может Россию. Спектакль про отвратительных людей в отвратительной стране.
- Но вы же сами часто показываете людей отвратительными.
- Никогда. Я этих людей обожаю. А то, что они глупы и претенциозны, не означает, что я их не люблю. Человечество надо любить не потому, что оно хорошее, а потому, что другого нету. Надо жалеть этих несчастных, чтобы было больно за то, что они так скучно проводят жизнь. За то, что считают себя гениями, а на самом деле - серость и посредственность. В этом величие Чехова. Он любит этих людей, он их жалеет. И ненавидит, как может ненавидеть мать своих детей, которые пьют и буянят. А когда пьеса идет шесть часов, - я не понимаю, за кого меня держат. Антон Павлович, кажется, во время репетиции "Вишневого сада" в середине третьего акта сказал "стоп". Станиславский: "Что такое?" А Чехов: "Все, пьеса кончена". - "Почему?" - "Она должна идти три часа шесть минут. Все, пьеса здесь кончилась". Им пришлось выбросить половину пауз... Для меня ремарка Чехова и его ход мысли священны. Я пытаюсь понимать людей через Чехова, а не через себя. И когда я его ставлю, у меня задача только одна - понять, что задумывалось.
- У вас какое-то интимное чувство к Чехову. На чем оно основано?
- Чехов был человек, который искренне хотел понять и искренне признался, что ничего не понял. Фридрих Горенштейн писал: если Толстой и Достоевский были донкихотами русской литературы, то Чехов был ее Гамлетом. У Толстого, Достоевского ответы есть, они вели читателя к своим постулатам, своей морали. А Чехов мучился оттого, что у него нет идеала. И это очень созвучно современному человеку, который искренне пытается понять.
- То есть ваш идеал - отказ от проповеди истины и поиска идеала?
- Почему? Я ищу, но это не значит, что найду. Движение - все, конечная цель - ничто. Большой художник никогда не говорит: я понял человека, он лишь движется в сторону понимания и никогда не достигнет его. Мне близки художники, у которых есть вопросы, но нет ответов. В большинстве современных постановок Чехова сквозит чрезмерная наглость режиссера, а ведь это в конечном счете неуверенность или художнический страх: "Я до конца не понимаю, и боюсь что другие заметят, что я не понимаю". И поэтому он стремится к "современной" форме, к шоку. А степень современности на самом деле определяется тем, заплачете вы, рассмеетесь или же нет. Я вот годами хожу смотреть эти спектакли, а эмоциональных откликов почти никогда не видел. Даже от тех, кому спектакль нравится.
Хороший человек с приветом
- Интересно: вы уходите в театр, а ваш сын Егор, напротив, активно разрабатывает жилу кинобоевика...
- Не сравнивайте меня с Егором, он взрослый человек, ему 40 лет.
- "Антикиллер" вам понравился?
- Нет. Очень профессионально сделанный и очень вредный фильм... Как можно провоцировать чувство ненависти к людям "кавказской национальности"?!!
- Вы сказали сыну об этом?
- Сказал.
- Вы когда-то хотели открыть ресторан.
- Хотел. Может, еще открою.
- Будете там главным?
- Нет, что вы. Я по натуре не главный, я - идеолог. Бизнесом я заниматься не могу, все решения принимаю эмоционально. Поэтому все деньги могу растратить на глупости.
- Рецепты вашей супруги Юлии Высоцкой, говорят, - золотая жила.
- Она талант. Я не знал, что она так готовит, она сама не знала. Призналась мне недавно: я начала готовить, потому что ты никогда не требовал, чтобы я была на кухне... Знаете, есть такой артист, Дэниэл Дей-Льюис, он играл в "Бандах Нью-Йорка" усатого ирландца. Так он второй год живет во Флоренции и учится сапоги шить. Понимаете, какое счастье? Учиться шить сапоги! Он в рекламе снялся, миллион долларов получил - отдал какому-то благотворительному обществу. Хороший человек с хорошим приветом.
- Вы тоже хотели бы чем-то заниматься, сменить сферу творчества?
- У меня нет возможности. Самое большое наслаждение для меня - сажать деревья и делать вино. Обожаю деревья, совершенно первобытное чувство испытываю, как друид. Дерево нельзя построить, его можно только вырастить за десятки, иногда сотни лет.