Поделиться
Первый раз к бирюсинским староверам я заглянул лет двадцать назад. В то время ученые еще не называли их культурно-историческим феноменом. Потом на рубеже веков проплыл через все пороги на резиновой лодке, останавливаясь в каждом общинном поселении. Тогда мне казалось, что время не в силах поколебать их устои. Триста лет постоянных гонений, а они как кремень. Но мой последний приезд к ним был ошеломляющим. Как будто шел-шел по привычной дороге и вдруг - пропасть.
Другой мир
Может, помните рыжебородого старовера с картины Сурикова "Утро стрелецкой казни"? Того самого, который пронзает взглядом "нововерца" Петра. Так вот, Карп Иванович Кочев - из этого рода-племени:
- Приехали как-то к нам чалдоны. Неверующие, значит, по-нашему, - рассказывает он мне. - И спрашивают: что вы все бороды красным красите? А мы отродясь такие. Говорю. Всегда - огнебородые.
Большое семейство Кочевых живет в Прилуках. Маленькую деревушку специально спрятали от мира за бурными чунскими стремнинами. Только раньше здесь было двадцать семей, а теперь - девять. Вначале такую текучесть мне пытались объяснить таежным пожаром, который оставил их без зверя и пушнины, грибов и ягод. Но потом Карп Иванович сообщил о настоящем бедствии:
- У меня у самого два сына в мир ушли. Один в Киеве обитает. Второй - в Канске.
- Веру они сохранили?
- Какая там вера! Где была она - теперь дыра на том месте...
- А кто ж виноват?
- Кто?! Отец за сына отвечает. Я виноват! На работу все время цыганским кнутом мы их гнали. А когда здесь лес сплавляли... Они и пошли матросами на катера. А потом... Уплыли. Оба. И от нас. И от веры нашей.
- А в городе можно остаться старовером?
- В писании говорится, что и посреди града будут спасаемы... Молись... Постись... - Кочев горестно вздохнул. А затем со всего маху рубанул рукой воздух. - Только все равно можешь пропасть! Я-то сам как: глаза не успел открыть, а уже на соседа косо смотрю... С греха утро начинаю... А вот не осуди никого за всю свою жизнь и спасешься!
Раньше старостой в Прилуках был Карп Иванович, "а теперь сын Афонька". Только принципиальная разница в том, что для Афанасия это должность. Причем зарплату он получает от районной администрации. И никто его не считает еретиком. Хотя совсем недавно староверы избегали власти как черт ладана.
Взаимовыгодный всплеск общения с "порочным миром" начался и в других сферах. Староверы сейчас торгуют всем: берестяными туесками, кадушками, срубами для дач, картошкой, медом, рыбой, мясом... И сами покупают почти все. Кроме водки, чая и сигарет... Правда, некоторые отступники уже начинают познавать вкус и этих "запретных плодов". Причем подобное происходит во всех старообрядческих деревеньках: в Шивере, в Луговой, Усть-Кайтыме и Бурном. Почти уже не осталось кержаков, которые не получают пенсий или не обзавелись паспортами. Хотя раньше таковых было в достатке.
Но другая Россия здесь сохраняется до сих пор. Дома крепкие. Живут - не бедствуют. Работают не покладая рук. Наркоманов и воров - нет. Стар и млад относятся к друг другу с почтением. Если ты не богохульник, примут тебя с искренним радушием и хлебосольным гостеприимством. Другой мир. Другие люди. Потомки тех русичей, которые в свое время отказались идти путем, указанным России "высшим государем".
Запоздалая реабилитация
Знаменитый церковный раскол в XVII веке не был "простым" обрядовым расхождением. В тогдашних верхах шла борьба за власть с прицелом на европейское господство. Но только вышло так, что у нас крестились двумя перстами, а в других единоверческих странах, осеняли себя троеперстием. Вот тогда и приняли решение переписать "не правильные" отечественные церковные манускрипты на греческий манер. Неподготовленную бессмысленную реформу вводили в жизнь силой.
"Ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелось латинских обычаев и немецких поступков..." Эти слова принадлежат протопопу Аввакуму, который будет затем живьем сожжен как идеолог старообрядцев.
Факт, почти неизвестный, но в советское время, в 1971 году, Русская православная церковь на Поместном Соборе отменила клятвы "на старые обряды и книги". То есть была восстановлена историческая справедливость: русские древние рукописи признали праведными. Цена запоздавшей реабилитации - сотни тысяч погубленных и исковерканных судеб.
Теперь уже непредосудительно креститься и "по-новому", и "по-старому". Как и ходить в крестный ход: по солнцу и против него. Можно и так и эдак. Только самих староверов после отмены клятв не перестали считать раскольниками, потому что "не проявили они в свое время необходимой кротости".
Только нельзя идеализировать староверов, как это делают некоторые современные исследователи. В прошедших столкновениях с обеих сторон было пролито столько крови, что виноватые - есть. А правых уже не найти. Тем более что в существующих сегодня десятках староверческих толков и согласий тоже нет единения.
За душевной благодатью
Новую избу семидесятилетний старовер Петр Харин срубил на берегу Бирюсы. Дом получился бравый. Только по соседству никого нет. На десятки километров - безлюдная тайга. Вот уже двадцать лет живет он отшельником в сибирской глухомани.
Жить ему тяжело, но одиночество не в тягость. Потому что сам ушел за этим уединением. За душевной благодатью.
Но "истинные" старообрядцы своим его не считают. Он и сам однажды назвал себя "оппозиционером". Но почувствовав, что "слово это для тайги дрянное", сразу выбросил его из своего лексикона.
Философия Харина проста: жить по совести, в ладу с самим собой. И люди тянутся к нему. Кто раз у него побывал, мимо уже не проплывает. Потому что редкая добросердечность - сродни святости. А простота его поступков убедительнее нравоучений. И, находясь с ним рядом, подспудно ловишь себя на мысли: а ты бы так смог? И чаще всего отвечаешь: нет.
Мы вместе с ним увидели на реке разноцветный балаган. Туристы сплавлялись на разукрашенных катамаранах. К берегу они пристали в километре от избушки Харина. Поплыл Петр Абрамович проверять свою сеть и заглянул к путешественникам. А у тех - уха без рыбы. Харин отдал им только что выловленных ельчиков и окуньков. Да еще и богатое место указал. "Вы, - говорит, - вон по той речушке пройдитесь и в бочажках харюзков поудите. Много их там стоит. Да жирные такие..."
Узнал я о такой благотворительности Харина только тогда, когда увидел этих самых рыбаков с двумя ведерками крупной рыбы. Проходя мимо меня, они не скрывали своего восторга: "Молодец дед! Такое место нам указал! Завтра утром последних выловим и отчалим".
Улучив момент высказываю Харину свое недоумение:
- Разве так можно, Петр Абрамович?! Вы же фактически припасы свои раздаете. Потом из-за этой доброты зимой голодным сидеть будете.
- Бывает, что и сижу, - отвечает. - Но только как душа подскажет, так и поступаю. Вот в позапрошлом году на этой самой Хаинде, по осени, я много харюзов наловил. Целую бочку засолил. Тоже думал, что зимой с рыбой буду. А медведь выждал момент, пришел незваным гостем и все съел. Пока есть возможность, надо делать добро. От жадности богатым не станешь.
В другой раз к нему рыбак Федор заехал со своей бедой.
- Выручай, - говорит. - На камень налетел. Все, что было в лодке, в воду ухнуло.
Петр Абрамович пошел в дом и стал собирать котомку... Снабдил пострадавшего продуктами, да еще и сети дал, чтобы тот с рыбой домой вернулся.
- Скажи, чем я тебя могу отблагодарить? - причитает несказанно довольный Федор. - Что тебе надо привезти? Заказывай!
Петр Абрамович рассмеялся и на полном серьезе ответил:
- Есть одно такое дело. Можешь помочь. Вот когда меня в аду будут жарить... Так ты не забудь в кострище дровишки подбрасывать. Хорошо?! Поможешь мне сполна за мои грехи ответить. Вот этим и отблагодаришь.
Соблазн свободы
Среди старообрядцев всегда были те, кто забирался в глухомань, чтобы ничем не опорочить святость. Мои знакомые с Бирюсы как раз из этой породы радикальных консерваторов. Оставшись без церквей и попов, они при малейшей угрозе бросали обжитые места и уходили все дальше и дальше в "медвежьи углы".
Но в последнее время необходимость в этом отпала. Власть их перестала преследовать. Только долгожданная свобода оказалась пострашнее антихриста. Рыночные соблазны с дьявольской изворотливостью начали уводить молодых единоверцев в новую жизнь. Сейчас среди "ревнителей благочестия" - кардинальный конфликт поколений.
Катерина, молодая староверка из Луговой, гостившая в Прилуках, скажет:
- От пережитков надо отказываться, пока не поздно. - И приведет пример. - У нас школу новую начали строить, а старики ворчат: достаточно и четырехлетки. И чтобы никаких там компьютеров не было.
Карп Иванович только глянул на нее, и разговор враз прекратился. А на следующий день Катерина была ниже травы, тише воды. Кочев разъяснил:
- Лишку сказала... Может, старое-то и надо обновлять. Но не веру! Мы еще не доросли до этого. Иначе совсем к погибели придем!
Вечером к Петру Абрамовичу приплыл на лодке его сын Петр. Я когда-то жил у него дома в Усть-Кайтыме. Тогда он жестко оценивал "мир" и отгораживался от него, как мог. А тут вижу: ничего уже не чурается. Спросил: в чем дело? В ответ - мат. А для старовера это грех страшный. Поясняет:
- Раньше идешь по тайге в райцентр, лесовоз остановится и подвезет тебя без проблем. А сейчас деньги требуют. Перед носом дверцей хлопают. Совсем ваш рынок людей испортил. А если вы так к нам, почему я должен по-другому?!
Отец помолчал, а потом сказал: "Беда подкрадывается неприметно... На других смотришь, а в себя не всматриваешься... Так и не заметишь, как вся жизнь под откос полетит!"