Поделиться
- Вы много занимались переводами. Белорусские поэты оказывались в зоне вашего внимания?
- Белорусских поэтов я, кажется, не переводила. Но с Беларусью у меня прочные литературные связи. Лет десять - пятнадцать назад написала статью о Пушкине. Вдруг незадолго до того, как появиться в сборнике "Венок Пушкину", она вышла в Минске, в одном литературном журнале. Еще один сюрприз преподнесли мне белорусы, когда выпустили изящную книгу сонетов Петрарки с моими переводами. В пору молодости, когда я училась в Москве на Высших литературных курсах и была знакома с белорусским писателем Владимиром Короткевичем - он учился на Высших сценарных курсах. Он мне давал стихи для переводов, но перевести не получилось. Мы виделись в одном студенческом общежитии. Помнится, компания у нас была интернациональная. Туда заходил к моим однокурсницам замечательный ганский поэт Джон Окай. Он замечательно плясал. Однажды девочки завели пленку с моей песней "Миссури". До сих пор жалею, что не видела, как пляшут под мою "Миссури"...
И еще в моей памяти сохранилось одно очень сильное воспоминание, связанное с Беларусью: когда я была маленькой, во время Отечественной войны, мы жили на станции Чкаловская в деревянной школе - туда привозили белорусских детей, у которых родители были партизанами, и детей, которые сами были партизанами. Это были мальчики по десять - двенадцать лет, среди них - одиннадцатилетняя девочка Валя Соколова, Герой Советского Союза. На ее счету - удивительные подвиги...
- Как работается вам сейчас?
- Через силу. Сегодня ничего, разработалась. Очень сыро на улице. Терпеть не могу сырость.
- Интересно, надо будет рассказать об этом одному философу. Он, узнав, что я к вам еду, рассказал мне, что сделал несколько фрейдистских анализов ваших стихотворений, в том числе и знаменитого "Девушка из харчевни" или "Я, говорит, не воин..." и пришел к таким умопомрачительным интересным выводам...
- Наверное, чего-нибудь неприличное. Хотя не сомневаюсь, что это было интересно. Фрейдистский анализ тут не подойдет, особенно, к "Девушке из харчевни". Это все от слова до слова неверно. Человек не понимает человека, потому что разные типы людей. Один тип, грубо скажем, красно-зеленый, а другой - бело-черный или сиревый какой-нибудь, Ну, как они друг друга поймут? Никогда!
- А вам на какие типы везло в жизни? И вообще, какие типы вы понимаете?
- Я сама-то на это не претендую. Хотя, нет, иногда претендую на то, чтобы считать себя будто бы понимающей некоторых людей.
- И все-таки ваши строки из известного стихотворения говорят, что у вас основание есть для таких претензий, - так вы за нерв ухватили проблему:
Я, говорит, не воин.
Я, говорит, раздвоен.
Я, говорит, растроен,
Расчетверен, распят...
Ты, говорю, не воин,
Ты, говорю, раздвоен,
Распят и расчетвертован,
но ты - не из растяп...
- Грубовато сляпано, как теперь мне кажется. Молодая была. Хотя самою идею этого стишка я не отрицаю до сих пор.
- Какие стихи сегодня востребованы временем - лирика, гражданские, медитативные? Или поэзия вообще ушла из нашей жизни?
- Никуда поэзия не может уйти! Все поэты могут уйти, а она останется. Поэзия - от Бога. Это помесь предвидения с воспоминанием. Поэзия препятствует превращению людей в носорогов (как у Ионеско!) сейчас, когда эти самые ионесковские носороги целыми стадами вырвались на волю. Поэзия - не только роза в цвету, но и кукиш подлому прагматизму - тому, который думает, что он все знает.
- Вы говорите, не пишется в сырую погоду. Но лето, вроде бы, было нормальное...
- Лето, действительно, было нормальное, но недостаточно сухое для меня. И все-таки я писала - больше прозу.
- Года к суровой прозе клонят?..
- Года годами, но у меня она была давным-давно начата. Иногда это биографические очерки, а иногда - роман. У меня есть роман-трилогия - с 1958 года. Но он весь растерян, "расчетверен-распят", потому что очень много украли: иногда по "воздуху" крали - есть такое выражение "красть по воздуху", такой словесный плагиат! А иногда крали пачки и целые тетради, переписанные набело. Теперь мне приходится восстанавливать.
- А зачем крали-то?
- А я не знаю.
- Вроде бы плагиат сейчас не в моде, не так ли?
- Никогда он не выйдет из моды и будет всегда. Сейчас особенно без плагиата люди никуда - очень мало самостоятельно мыслящих и самостоятельно видящих. Отсюда все эти римейки. Одну и ту же чеховскую "Чайку" и так, и сяк уже переделали, и вверх ногами, и по-всякому. Потому что сами уже ничего не могут. У меня есть две пьесы - одна по Грину, а одна самостоятельная - "Трактир "Четвереньки". Может быть, она плохая, может быть, в ней есть что-то антипостановочное, как мне пытались внушить.
Я когда писала, прекрасно видела перед собой сцену. Понимаю, она длинновата. А я еще написала: "пьеса для двух вечеров". Сейчас таких не делают пьес - сейчас все больше пьесы "для пяти вечеров" - такие протяженные. А у меня только для двух вечеров. Не могу поверить, что моя пьеса совсем никуда не годится и хуже ничего нельзя придумать. Тридцать пять лет не могу ее поставить нигде. Может быть, секрет в том, что в этом "Трактире "Четвереньки" у меня все песни - мои... В ней есть претензии на комизм, даже ходят на четвереньках. Но есть и страшное. Моя героиня вдруг обретает ораторский дар, правда, речи свои она произносит всегда невовремя, не там, где надо, и не перед той публикой... Некоторые режиссеры с ума сходили по этой пьесе - чуть не подрались. А взять - не взяли. Им мешает, видимо, мое авторство. Им бы эта пьеса подошла, если бы ее написал их кум или свояк, или брат, или сват. А то ее написала какая-то Матвеева.
- Давайте аукнем со страниц нашей газеты: может быть, найдется режиссер, который решится поставить пьесу Новеллы Матвеевой?
- Не хочу! Я теперь терпеть их не могу и презираю. Если обратятся - пускай ставят. Они об этой пьесе прекрасно знают. Мою пьесу уже раздергали на фразы, куски. Зачем ее теперь ставить. К тому же "Трактир "Четвереньки" все-таки вышла - ее в книге "Кассета снов" издал Миша Столяр. А "Предсказание Эгля" - это моя пьеса по Грину - поставил в восьмидесятые годы детский театр в Москве. Успех был огромный - не скажу пьесы, может быть, постановки. Правда, пьесу быстренько-быстренько со сцены сняли, хотя на нее был спрос. Ко мне подходила билетерша, простая женщина: "Вы знаете, самый большой сбор - на вашу пьесу!" Почему сняли? Тогда у нас боролись с алкоголем. А у меня действие происходит в трактире, и много пьют.
- Новелла Николаевна, а почему вашу кошку - это трехцветное существо - зовут Репкой?
- А потому, что она кругломордая и форма головы у нее репчатая, а хвост у нее очень пышный, как ботва! У всех кошек есть хвост, правда? Если, конечно, его не оторвали в боях. Поэтому каждая кошка могла бы быть репкой.
- А кошка может быть музой?
- Может, может. У меня какой-то стих на днях был - детский. Я его не записала...
- У вас такой заросший сад, как на театральных декорациях... Не занимаетесь садоводством?
- Хотела бы, но мы с Репкой приезжаем только на лето. А за лето так много надо всего сделать по кабинетной части (у меня кабинет на крыльце). Это единственное место, где тепло, а в доме холодно). В саду у меня растет американский клен - он заполонил все.
- А польза от него есть?
- Когда стоял один, польза была - еще при жизни Ивана Семеновича (Иван Семенович Киуру - покойный супруг Новеллы Матвеевой. - Ред.). Когда у нас вырос американский клен, мы обрадовались, я даже сонет написала, там была строка:"Вот ты каков, американский клен..." А теперь он заполонил все. Куда ни глянь - кругом американские клены. Как натовские войска! Я его даже возненавидела и попросила один американский клен, заслонявший все окно, срубить. По примете хозяин или хозяйка не могут рубить у себя в саду дерево, это может плохо кончиться. И один добрый человек срубил его у меня - тупым топором. А остальные американские клены остались - тут надо еще столько работать и работать! Есть у нас в саду и жасмин, и орех, и малина. А в основном - крапива и белена.
- Хорошо, что у вас соседи - не режиссеры. А то бы проходились по адресу вашего "Трактира "Четвереньки": мол, если объесться белены - не такое напишешь!..
- Я бы не удивилась!