Поделиться
Ровно 40 лет назад был смещен со всех своих постов Никита Сергеевич Хрущев, человек-символ. В то время ему было 70 лет, он сильно поднадоел партноменклатуре и широким трудящимся массам. Это ощущение потом было вербализовано и названо заковыристым словом "волюнтаризм".
В сущности, свою историческую миссию Хрущев к 1964 году выполнил. Эта миссия сводилась главным образом к десталинизации государства и общества.
Хрущев возглавлял партию, а затем и правительство в 1950-е, но в историю вошел как символ шестидесятничества со всеми его стилеобразующими признаками. Борьба против культа личности и травля Пастернака. "Обгоним Америку по мясу и молоку" и кукуруза. Арест романа Василия Гроссмана "Жизнь и судьба" и публикация "Одного дня Ивана Денисовича" Александра Солженицына. Кочетов и Твардовский. Война с "абстракцистами" и аджубеевские "Известия". Карибский кризис и супермаркеты, заимствованные у Америки. Ликвидация приусадебных участков и строительство "хрущоб". Новочеркасск и "Это идут барбудос". Постукивание ботинком по трибуне ООН и Гагарин. Коммунизм к 1980 году и легендарный "Новый мир".
Итог - ироническая поговорка октября 1964 года: "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Центральном комитете".
В дни снятия Хрущева писатель Александр Бек сдал в "Новый мир" рукопись романа "Новое назначение", посвященного, в сущности, исследованию советской партхозноменклатуры. "Такую "точку отсчета" не забудешь", - записал Бек в своем дневнике. Судьба рукописи оказалась несчастливой. Возможно, при Хрущеве все было бы иначе.
Впрочем, ввиду необычайной противоречивости личности Никиты Сергеевича конструировать политическую и любую другую реальность в сослагательном наклонении решительно невозможно.
Состоялся бы процесс Синявского и Даниэля, если бы Хрущев сохранил свой пост еще на один-два года? Думаю, что да. Улучшилось бы состояние экономики? Конечно, нет.
В этом лидере было больше стиля, чем конкретных результатов. Больше ветра перемен, чем основательных построек. Хотя и десталинизация, и обеспечение огромных масс людей плохими, но отдельными квартирами, что резко переменило советский быт, - это реальные достижения. Не говоря уже о таком нематериальном активе с материальными последствиями, как "оттепель".
Идеологический либерализм Хрущева был крайне непоследователен. Все эти свободолюбивые мифологемы в виде физиков с лириками, поколение поэтов на площадях и с гитарами, толстые свитера под Хемингуэя имели внятные противовесы в виде очевидных мировоззренческих ограничений со всеми Поликарповыми, Ильичевыми, Фурцевыми, главлитами, секретариатами творческих союзов, вместе взятыми.
Помощник Хрущева Владимир Лебедев, очень много сделавший для того, чтобы "Один день Ивана Денисовича" был напечатан, через пару лет, прочитав рукопись "В круге первом", в ярости говорил Твардовскому, что жалеет об оказанной в 1962 году поддержке. А затем доверительно убеждал Александра Трифоновича, что его ближайший сотрудник Владимир Лакшин - еврей, и это очень плохо. Едва ли Хрущев был более последователен в своих взглядах, чем его помощник.
Газета "Известия" при всей своей либеральной славе на самом деле отличалась от "Правды" главным образом стилем и подачей материалов. Алексей Аджубей, судя по воспоминаниям современников, был аналогом Хрущева в журналистике - экспансивным, азартным, быстро принимающим решения. Он и снят-то был со своей должности в один день со своим тестем Никитой Сергеевичем.
Идеологическая либерализация оказалось заметной, но она не могла быть полной. Потому что находилась в смирительной рубашке официальной догматики, разрушать которую Хрущев даже и не собирался. Он изменил тональность, но не содержание. Он отпустил вожжи, но не выпустил на свободу подведомственную ему "паству". Он напечатал то, что отвечало тренду десталинизации, но на этом и остановился. Потому что за переменой идеологем и официальной мифологии мог наступить мировоззренческий обвал. А за ним - смена общественно-политического строя.
Если рассматривать личность Хрущева "с точки зрения вечности", то его смело можно поставить в один ряд с Борисом Ельциным, который тоже реформировал общественную и государственную среду не железной логикой, а агрессивным стилем, за которым стояли не знания или глубокое понимание процессов, но ощущение исторической миссии и звериное политическое чутье.
Стиль - это человек. По стилю нет ближе политических деятелей, чем Хрущев и Ельцин.
Стиль - это эпоха. Эпохи Никиты Сергеевича и Бориса Николаевича, безотносительно к их конкретно-историческим различиям, однотипны по политической эстетике.
Можно сказать, что Хрущев и Ельцин - политики утопического склада. Социалист-утопист 60-х - это капиталист-утопист 90-х. В 1961-м Никита Сергеевич обещал, что следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Спустя 30 лет Борис Николаевич обещал, что капитализм наступит в течение одного года. Что и произошло. Только как капиталист-утопист он предполагал, что переход из царства социализма в царство свободы окажется безболезненным.
При всей условности формулы "Догнать и перегнать Америку" историческая логика периода Хрущева и периода Ельцина одна и та же - догоняющее развитие, бегство от нищеты и отсталости. Первому лидеру догонять мешала коммунистическая догматика, второму - невероятная глубина необходимых преобразований. Говорят, что Алексей Косыгин согласился поддержать "заговорщиков" только при том условии, что ему дадут возможность начать экономические реформы. Эксперимент закончился, едва начавшись. Уже в то время реформирование системы отторгала сама система.
Да и реформаторская "косметика" мало что в принципе могла изменить.
Программа КПСС 1961 года не была выполнена - коммунизм не был построен к 1980 году даже на нефтедоллары. (Как и сейчас для окончательной победы развитого капитализма недостаточно просто получать в неимоверных количествах те же нефтедоллары - необходимо проводить радикальные реформы, меняющие фундаментальные основы экономики.)
Но зато спустя 20 лет после отставки Хрущева, после конца "оттепели" и начала болотообразного застоя с редкими заморозками на границе мерзкого дождя и мокрого снега начались тектонические сдвиги сначала в идеологической, а затем политической "коре" Советского Союза. И во многом благодаря тому, что когда-то Никита Сергеевич выступил в роли расхитителя гробниц - вынес мумию Сталина из Мавзолея. Это был большой идеологический толчок не только с краткосрочными, но и долгосрочными последствиями, проявившимися десятилетия спустя. В этом смысле Хрущев - все еще действующий политик нашей эпохи.