Поделиться
В этом году знаменитому ансамблю исполняется 20 лет. И если многие из коллег-ровесников "Браво" уже стали частью музыкальной истории, экспонатами Зала Славы русского рока, то группа Евгения Хавтана, сменившая, будто ящерица хвост, несколько составов, по- прежнему греется на самой вершине хит-парадов и как будто не замечает подстерегающего возраста.
26 и 27 ноября группа отметит свой юбилей в Кремле. К нему легендарный состав сделал себе подарок - позвал лучшие голоса перепеть песни "Браво" разных лет. Помимо Земфиры, Ильи Лагутенко, Светланы Сургановой и многих других артистов, погостивших на треках юбилейной пластинки, в Кремль придут все, кто когда-либо стоял у микрофона в этой группе, - Жанна Агузарова, Ирина Епифанова, Евгений Осин, Валерий Сюткин, Гарик Сукачев.
Накануне юбилея корреспондент "РГ" расспросил лидера группы Евгения Хавтана о том, как начиналось и во что выросло "Браво" за тот срок, за который мальчик вырастает в мужчину.
Демон-искуситель
- Желание играть музыку у любого музыканта берется из музыкальной среды, в которой он существует и которая заряжает его жаждой деятельности. Из какой среды выросло ваше стремление заниматься музыкой?
- В институте, где я учился, через меня проходило огромное количество зарубежных пластинок, которые привозили иногородние и иностранные студенты. Благодаря им у меня появилась возможность выбирать - за одну ночь, бывало, приходилось прослушивать по десять пластинок.Мне тогда страшно нравилась "новая волна", возникшая на стыке панк-музыки, глэм-рока и диско; собственно, на 1984 год пришелся пик ее актуальности. Police, Madness, Blondie, чуть позже A-ha - они были тогда моими кумирами.
- "Браво" с самого начала была поп-группой - не по образу жизни, но по стилю. Сложно ли было жить в рок-подполье с такой эстетической позицией?
- К моменту, когда меня позвали в "Браво" - тогда этот коллектив назывался "Постскриптум" и в нем пел Гарик Сукачев, - это была группа длинноволосых рокеров, с которыми у меня вроде бы было мало общего. Я начал среди них подрывную деятельность по пропаганде своих взглядов на музыку. Собственно, после первых мутаций в сторону "новой волны" Сукачев ушел из группы: по тому, как сейчас разошлись наши дороги, видно, кто чего хотел добиться. Но тогда вообще вряд ли кто-то из тех, кто начинал в одно с нами время, заранее продумывал, кем ему быть в искусстве. Хотелось просто что-то делать, не сидеть на месте. Пиком наших возможностей тогда были танцевальные вечера для заводчан в ДК "Мосэнерготехпрома", где мы тогда базировались.
- Но уже в 1986 году вы стали известны уже как ретро-группа, исполняющая рок-н-ролл и буги-вуги. Расскажите, как произошла эта мутация от "новой волны" к рок-н-роллу?
- А никакой мутации не было, по крайней мере в случае со мной. При всех моих гонках за модой и актуальными музыкальными новшествами я имел в подкорке как русскую классику середины века - Кристалинскую, Ободзинского, так и их зарубежных современников - Пресли, Бадди Холли. Так что в какой-то момент старые и новые ориентиры сошлись, и получилось то, что потом почему-то называли словом "ретро". Хотя вот лично мне этот термин даже в применении к нашим рок-н-роллам не очень понятен.
Проверки на дорогах, или Способы вязания
- Любой из ваших современников отдавал себе отчет в том, что заниматься рок- и поп-музыкой вне филармоний опасно, и вы, надо думать, не были исключением.
- Да мы чуть в тюрьму все не сели. За нами следили, после всех наших концертов я писал объяснительные записки - по какому поводу музыка, и откуда взялись эти толпы народа. Интересовались нами с двух сторон: КГБ искал в нашей музыке идеологический подрыв, а ОБХСС пытался прищучить нас за мошенничество с билетами. Как я потом понял, из нашей группы решили сделать страшилку, показать остальным, что может быть с группой, которая "не договаривается", не литует свои тексты и позволяет себе свободно самовыражаться. В начале 1984 года состоялся самый трагический концерт в нашей истории: прямо во время концерта вошли около сотни милиционеров, разделили зрителей и публику, нас загнали в гримерки и отделили друг от друга. Допросили и сразу же вручили повестки на Петровку, 38, где продолжились допросы. Дело тянулось года полтора, пока не было закрыто за неимением серьезных улик против нас. Было страшновато - в это же время сел в тюрьму Леша Романов из "Воскресенья": его просто схватили у выхода с концерта, пришили дело и кинули за решетку. Мы еще дешево отделались - повылетали из институтов и с работ.
- Вас ведь исключали из МИИТа несколько раз...
- Да, второй раз это случилось после концерта на даче у Александра Липницкого (Суходрева, знаменитый рок-деятель 80-х, один из основателей группы "Звуки Му" и автор московского прорыва группы "Аквариум") на Николиной Горе. Был его день рождения, концерт должен был проходить в местном клубе, но туда явились полковники (!) КГБ и человек, который до этого беседовал со мной по идеологическим вопросам на Петровке. Пришлось ретироваться на дачу, где уже, конечно, все оторвались по полной. Территория дачи была огорожена, и туда они не сунулись, но мы видели, как щелкают камеры, и уже махнули рукой: никуда от них не денешься. Меня после этого концерта в институте вызвали в комитет комсомола, где сидело несколько "серых пиджаков". Стали допрашивать: "Вы играли у Липницкого?" - "Да нет, не играли"; - "Как же не играли, вот запись" - и ставят нам запись нашего выступления, комсомольцы.
- Не было ли соблазна уйти в глухую оппозицию, стать антисоветчиками на манер Егора Летова?
- Я уважаю подвиг этого человека, который он совершил в 80-х годах, но мне не близки его позиции. Я всегда был из другого теста. Меня интересовали оттяг, музыка 60-х годов, вечеринки, длинные автомобили - это был мой ответ тогдашней серости. Все, что мы могли - запираться в квартирах и танцевать рок-н-ролл, одеваться и вести себя так, как будто вокруг не застойные сумерки, а яркий карнавал жизни. Не диссидент я совсем. И никогда им не был.
Помоги Чернобылю, и он поможет тебе
- Но ваша опала продлилась недолго: уже в 1987 году советская власть ничего не могла с вами сделать, а людям уже страшно понравились ваши рок-н-роллы и голос Жанны Агузаровой...
- "Аквариум", как известно, сломал стену после того, как пробился через музыкальный ринг. Для нас точкой прорыва стал концерт "Счет 904" в помощь Чернобылю, на который нас пригласила Алла Борисовна Пугачева и после которого мы вдобавок к серьезной, всесоюзной славе получили еще и иммунитет от преследования: все шлюзы открылись. Мы сыграли две или три песни, концерт показали во многих странах мира. Все. После этого начались съемки, концерты, бесконечные концерты и полная упоения свободная жизнь.
- Многое ли для вас изменилось с падением Советского Союза?
- Ни-че-го. В начале нашей деятельности был накоплен некий личный запас ценностей - порядочность, верность, любовь, который сделал меня человеком, который потом ни во что не конвертировался ни при каком строе: я пишу песни все на той же гитаре, которую мне подарили в незапамятные времена родители. Зато многое менялось вокруг - люди стали выглядеть по-другому, музыкальная индустрия перестроилась в корне.
Кто здесь главный, или Что сегодня играем?
- Какие изменения были для вас наиболее чувствительными - колебания музыкальной конъюнктуры (восход и закат русского рока) или внутренние процессы в группе (расставания с солистами и житейские коллизии)?
- Следя глазами за конъюнктурой, сам не заметишь, как твои ноги вляпаются в пошлость. Я отдавал себе отчет в том, что происходит в музыке вокруг, но это никогда не выводило меня из равновесия и не заставляло судорожно бежать за ней, задрав штаны. Отношения с людьми, с музыкантами и вокалистами для меня всегда были куда более чувствительным моментом. Я ведь, строго говоря, никогда не был фронтменом группы.
- Как вас понимать? Последние лет 15 я слышу вашу фамилию только в сочетании с выражением "лидер группы "Браво"...
- Это лишь только потому, что я пишу песни и играю на гитаре. Но ведь на самом деле все мальчики и девочки смотрят на красавца (или красавицу, как в случае с Жанной) у микрофона, который поет и тем самым определяет лицо группы. А вовсе не на меня - гитариста. И поэтому если в группе происходит перестановка, то это всегда сказывается на амплуа группы: приходят другие люди, нужно писать другие песни, менять звук. Поначалу мне казалось, что это просто невыносимо тяжело, но потом я понял: да, нелегко, но это все-таки очень мощный стимул меняться, не сидеть на одном месте, подновлять себя и задерживать собственное старение. Классиком не хочется становиться.
- Тем не менее о вас говорили и говорят, что "Браво" - одна из самых успешных групп в истории русского рока. А вы - самый большой прагматик.
- Это началось не сейчас. Дело вот в чем. Как только мы появились, рокеры немедленно приняли нас в свой пантеон. Мы ведь играли рокабили, а в Питере эта музыка была даже популярнее, чем в столице. На Неве нас вообще считали своими земляками и очень удивлялись, когда узнавали, что мы из Москвы. И поэтому когда мы на волне нашего признания в 1986 году устроились работать в Московскую филармонию, этот шаг многими непримиримыми рокерами был воспринят как предательство. Подпольные журналы "Рокси" и "Урлайт" стали нас критиковать в пух и прах. А мы, собственно, никогда, подчеркиваю, никогда не были рок-группой в социополитическом понимании этого термина: куда интереснее было экспериментировать с поп-культурой. Сейчас продолжается все то же самое: для рокеров мы слишком "поп", а для поп-мира мы слишком "рок".
- Но неужели вам никогда не хотелось оседлать некую "сегодняшнюю" волну и заработать денег на такой "актуальности"?
- Конечно, хотелось, но только вот не получалось никогда (смеется). Возьмите хотя бы один из самых успешных наших периодов, когда мы работали с Сюткиным, - чрезвычайно удачно все попадало, успех был огромен. Но совсем не потому, что мы скопировали какой-то сегодняшний звук: наоборот, это было старомодное стиляжничество. Мы просто всегда работали по-западному: тщательно готовили свои пластинки, снимали клип, делали рекламу, не бросали ничего на самотек - это сейчас так же все выстраивают и "Мумийтролль", и все, кто пришел позже. А в 80-е, видимо, это считалось чем-то предосудительным.
- А не хочется отказаться от экспериментов с жанрами, чтобы, например, пооткровенничать? Высказаться, а не развлекаться?
- Хочется, конечно. И я это сделаю на своем сольном альбоме, отдельно от контекста большой жизни большой группы "Браво". Это будет более личный альбом, который обязательно должен восприниматься немного "на отлете" от того, чем я занимаюсь последние двадцать лет.
Юбилейная бронза
- В начале этого года вы довольно равнодушно высказывались о праздновании собственного 20-летия. Однако наблюдения за вами показывают, что свои круглые даты вы никогда не пропускаете: десятилетие отмечалось очень широко, пятнадцатилетие ознаменовалось туром "Бравомания". Что повлияло на ваше решение в этом году?
- Нам просто очень хотелось сделать пластинку, а уж лучшего повода ее представить, чем такой юбилей, сложно себе вооброзить. Идея возникла из желания поработать с Земфирой, с которой мы давно общаемся. Мы встретились в Питере и я сказал, что, мол, хорошо бы записать песню, где мы сыграли бы, а ты бы спела. Обещала подумать - и вот уже мы записали с ней "Как быть?" Дальше - больше. Пригласили Лагутенко, Светлану Сурганову. Полгода записывали альбом. Ну а где пластинка, там и концерт - пусть все, кто спел на пластинке, придут и споют с нами вживую.
- А почему вы позвали "варягов"? Устали от микрофона?
- Нет, почему, не устал. Просто хотел дать еще одну жизнь старым песням за счет влияния извне.
- Не страшно вам от юбилейной цифры? Для группы 20 лет - это много.
- Я вот смотрю на другие юбилеи, и у меня они почти никогда не вызывают энтузиазма. Страшно. Только если об этом думать, с ума можно сойти. От юбилейной бронзы не уйдет никто. Но важно, как ты ощущаешь себя во времени, а не то, что время думает про тебя.
- Вам не сложно существовать в сегодняшней звуковой среде?
- Я не собираюсь оставаться в каком-то одном звуке, мне интересно все время наливать новое вино в мехи. Но ведь дело в том, что в нынешнем звуке очень много от того, чем мы занимались несколько лет назад. Посмотрите, нынешние главные рок-группы White Stripes и Franz Ferdinand пишут на своих обложках "No computers" и исповедуют психоделический звук 60-х. Время больших открытий и радикальных экспериментов в музыке закончилось лет пять-десять назад. Последним открытием был рейв, да и то в электронной музыке.
- В Кремле соберутся не только ваши друзья, но и все вокалисты, которые когда-либо работали с вами. Ностальгии не испытываете от таких встреч, не хочется снова вместе поработать?
- Сейчас - нет, а вот когда мы впервые воссоединились с Жанной после долгого перерыва - было дело. На самом деле нам очень повезло: мы ни с кем не прощались со скандалом, и каждый, кто к нам придет на юбилей, - наш большой и любимый друг. Обратите внимание, у всех после нас дела пошли хорошо - Валера Сюткин выступает, Женя Осин хорошо держится, Жанна занимается музыкой; всем, мне кажется, помогает тот заряд, который им дало "Браво". Есть и новые друзья - Дима Спирин из "Тараканов" несколько песен написал для нас, одну - для моего сольного альбома, другая - ее премьера состоится в Кремле - для нового альбома.
- Был ли в жизни "Браво" период, о котором хочется вспоминать меньше всего?
- Разное бывало. Есть зато такой, который вспоминать как раз хочется - это самые первые годы. Когда мы еще только выходили из подвалов и в свои 20 с небольшим лет становились звездами. Знаете почему? Все вокруг было абсолютно непредсказуемо. Мы никогда не знали, что будет с нами завтра.