Культура жить
Культура, среди прочего, единственный способ сохранения идентичности социально-политической системы, наполнения ее содержанием, способ трансляции опыта этносообщества во времени. От того, какие смыслы, приоритеты, а не только квартиры, деньги и даже произведения искусства мы передадим нашим детям, зависит их будущее. Оказалось же смертоносным обычное человеческое понимание справедливости.
Поколения интеллигентов и интеллектуалов внедряли свою версию этого культурного идеала в сознание людей. А воплощение его в нашей стране - с февраля 1918-го по июнь 1921 года - завершилось 11 миллионами жертв. Многие из них умерли с голоду, другие эмигрировали, большинство были зарезаны иначе думавшими соотечественниками. Все мы как будто одинаково понимаем значение хорошо знакомого слова. Но вот оно наполняется другим содержанием и в какой-то неуловимый момент кардинально меняет обстоятельства нашей жизни.
Только близорукие люди могут думать, что нынешнее переживание несправедливо и нелегитимно проведенной приватизации абсолютным большинством российского населения или тот факт, что от 70 до 77% наших граждан, уже тринадцать лет живущих при капитализме, не хотят, чтобы заводы и фабрики принадлежали частнику, - еще не аукнется, не обернется катастрофой.
Главная неразрешимая тут проблема - культурологи не научились фиксировать в конкретных цифрах вклад (воздействие) культуры в развитие экономики страны. Вследствие этого находящиеся у власти профессиональные экономисты и юристы никогда не будут принимать во внимание такие неизмеряемые "вещи", как, например, страх за свое дело и собственную жизнь, недоверие к намерениям и действиям государства, ответственность и обман партнеров по бизнесу или отсутствие у всех групп нашего общества каких-либо моделей будущего. (По последним данным лишь 2% населения России планирует свою жизнь на более или менее дальнюю перспективу.) Они не согласятся с тем, что тот или иной способ понимания реальности напрямую определяет мотивацию, а значит, и все результаты трудового поведения нации. Не измеряется - значит не влияет.
Наше все
Культура для экономистов - это совсем не матрицы поведения миллионов, не системы ценностей и действующие нормы морали, а гетто привычных рассуждений о сохранении памятников, о репертуаре театров, кремлевских концертов и, конечно же, о судьбе любимых народных артистов. Отсюда цеховое понимание культуры как ведомства, отвечающего за отдых, развлечение, память о прошлом и художественные впечатления миллионов. Ведомство, традиционно финансируемое по принципу остаточной строки бюджета.
Может быть, из-за непонимания того, что культура - это "наше все", государственная политика в этой сфере, если она не касается существования творческих коллективов, не становится предметом живого, актуального обсуждения ни в гражданском обществе, ни во власти. Ни в одном из четырех ежегодных Посланий президента Федеральному Собранию о положении в стране не было ни слова о культурной политике. Культура не упоминалась ни как искусство, ни как сфера досуга и развлечения, ни как успешный вид бизнеса, ни, наконец, как идеология.
Как же можно важнейший инструмент развития экономики и госуправления изъять из зоны общественного внимания, из публичного надзора, из области исследования и дискуссий. Ведь только культура вместе со своим основным сегодня проводником - телевидением - способна мобилизировать единственный не задействованный, хотя и самый мощный, ресурс модернизации - массовое общественное сознание.
В августе премьер-министр и его заместитель сообщили о том, что для увеличения ответственности министерств будет полезно, если бюджетное наполнение отраслей с 2006 года станет производиться не по сотням, а по 3-4 интегрированным показателям. В здравоохранении, например, одним из таких показателей было избрано увеличение продолжительности жизни, а к нему сводится все остальное - от лекарств до экстренной медицинской помощи, от количества больничных коек до соотношения платной и страховой медицины.
Но универсальные показатели в культуре - сложнейшая методологическая и концептуальная проблема. Я не слышал об острых публичных дискуссиях на эти темы, но такие показатели в правительство были представлены и утверждены. И это не характеристики развития телевидения, кинематографа или искусства. Речь идет о "росте количества учащихся в музыкальных и художественных школах" и "библиотек на 100 тысяч жителей". Это мышление начала 60-х годов, когда наше общество только становилось массовым. Тогда, задолго до формирования постиндустриальных представлений, мы мечтали, чтобы в каждом втором доме стояло пианино "Красный октябрь" - символ "духовной" жизни, а библиотеки были единственным местом доступа к знаниям.
Капитал идет в кино
К сожалению, мы не готовы к экспансии новых представлений о культуре. Мало знаем даже о том, что на самом деле происходит в разных подсистемах культурной индустрии. Какова реальная экономика наших театров, киностудий, музеев, государственных и частных, в столице и в провинции. Несмотря на то что за последние шесть лет сборы отечественного кинопроката увеличились в 35 раз(!), до сих пор поиск информации здесь - буквально работа разведчиков в тылу врага. Для того чтобы объективно оценить сдвиги в этой области, нужны тонкие расчеты, анализ совсем не прямых зависимостей. В прошлом году 16 процентов всех названий фильмов, зарегистрированных для выхода в кинопрокат, приходилось на российское кино, а сборы от него составили только 4,5 процента. Американские картины в нашем прокате - это 50 процентов по названиям и 89 по сборам.
Да, у нас слабая инфраструктура культуры, разрывы в доступе к ее благам - удручающие. Но поскольку никто не заказывает исследования, определяющего воздействие культуры на все сферы общественной жизни, включая экономику, остается надеяться, что лет через десять таким заказчиком непременно станут ассоциации продюсеров, которым реально надо будет отслеживать и понимать происходящие сдвиги.
Государство - через консолидированный бюджет - сейчас вкладывает, к примеру, в кинематограф около 100 миллионов долларов в год, а публика и бизнесмены - больше миллиарда (билеты в кинотеатры, видеорынок, DVD, продажа прав). В своей охоте за вниманием зрителей-покупателей рекламодатели направляют в телевидение почти два миллиарда долларов. А всего сфера развлечений, по самым скромным подсчетам, приближается к планке в десять миллиардов долларов.
А это всего лишь деньги, связанные с рыночным производством и потреблением культуры. В этой связи очень опасно думать, что рынок автоматически разрешит все проблемы. В условиях интенсивного роста коммерческой культуры и шоу-бизнеса именно государство обязано умножить усилия по поддержке культуры нонпрофитной. Должно защитить ценности, продукты и типы потребления, доступные немногим. Сохранять необходимый баланс, поддерживая неприбыльное искусство от имени всего общества и будущих поколений. Как все это считать и как делать - большой вопрос.
Талант на экспорт
Общеизвестно, что наша культура была во все времена чуть ли не единственным конкурентоспособным продуктом. Скорость извлечения прибыли в некоторых подсистемах культуры растет быстрее, чем при продаже нефти. Но нефть и газ - это исчерпываемые ресурсы. Запасов изведанных месторождений хватит до 2020 года, и через пятнадцать лет мы не сможем так же активно, как сейчас, экспортировать нефть. Что же тогда в эпоху "общества знания" станем продавать? Нашу семиотическую сложность, креативность, ментальное отличие от Запада. Кстати, 63% российских граждан считают, что "наш народ не похож ни на какой другой", 20% убеждены, что "мы скорее европейцы", 5% - что "мы ближе по ментальности и ценностям к США", а 6% - "к Азии".
Да, у нас уже давно есть множество общепризнанных брэндов: мультипликация, музыкальное исполнительство, цирк, неигровое кино. Второе направление культурного экспорта - пока еще достаточно качественное российское художественное образование. Конечно, его традиции за последние десять лет утеряны, в том числе потому, что выдающиеся педагоги преподают не от хорошей здесь жизни в немецких, японских, испанских университетах и школах. Но если хотя бы попытаться создать им нормальные условия для работы - увеличить зарплаты, изменить контекст их профессиональной жизни, обустроить общежития для студентов, то Россия могла бы если не доминировать в некоторых зонах художественного образования, то стать на этом рынке серьезным игроком. И, наоборот, необходимо всячески содействовать обучению наших художественных дарований в иностранных школах, соединив их талант с освоением западных технологических возможностей.
Еще одно очевидное направление - отношения с туристическим бизнесом. Сегодня чужеземные путешественники привозят в Россию 5-6 миллиардов долларов. Эту сумму можно за три года увеличить в несколько раз. Интуристы заплатят за эксклюзив настоящие деньги, которые пойдут в русский провинциальный музей, в театр, где играют "настоящего Чехова по системе Станиславского". Если, конечно, в этом театре будут наушники с переводом на английский.
Конец союзов
Творческих работников очень трудно убедить, что рынок - это не только зло. Он циничен и готов платить за качественное искусство, если будет организован спрос. Тот же Швыдкой не пошел на поводу у наших кинематографистов, не поддержал их идею квотирования американского кино в России, убедил правительство этого не делать. В результате Голливуд вытянул из ямы наше кино. Частные предприниматели сами, без копейки бюджетных денег, построили семьсот новых кинозалов (через несколько лет их будет полторы тысячи) и сразу привезли к нам один из самых лучших кинорепертуаров в мире, вдохнули ресурсы в студии, перспективы в продюсеров. У нас начали снимать собственные фильмы, которые, возможно, будут вполне конкурентоспособными. Сегодня в прайм-тайме телевидения уже 60 процентов продукции, снятой на русском языке. Значит, она побеждает и без насильственных решений Думы. Вот что значит верное политическое решение, которое многим неспециалистам поначалу казалось неправильным.
Главная надежда теперь - на основного партнера государства в культурном строительстве - на продюсеров. Именно они, а не творческие союзы, чья эпоха, на мой взгляд, закончилась. Потеряв какой-либо смысл, союзы должны превращаться в цеховые гильдии, задача которых - противостоять другим профессиональным сообществам. Оградить операторов, актеров и режиссеров от своеволия продюсеров, поддержать бедных и старых товарищей, а главное - защитить авторские права. Всё. То, что было придумано при тоталитарном режиме, не возродишь. Дело тут даже не в свободе (в России это всегда колоссальное испытание), а в других принципах, иной философии культурной деятельности.
Модернизация - это всегда кризис, пережить который непросто. Лучше ее не откладывать. Вот, к примеру, театральные предприятия до сих пор действуют по принципу непроясненной собственности. "Все хотят социалистических гарантий, капиталистического жалованья и феодальной неподвижности", - писала "РГ". Как известно, подавляющее большинство "красных директоров" не справились с преобразованиями ни в одной сфере хозяйствования. Они способны функционировать только в советской системе. Но и государство почему-то не принимает в расчет, что люди (в данном случае деятели театра), опираясь на столетнюю практику, ему не доверяют. Не могут даже допустить, что пугающие их "страшилки" - попечительские советы - будут состоять не из чиновников, а из независимых интеллектуалов и продвинутых бизнесменов, которые не дадут превратить театр в место извлечения прибыли. Как преодолеть обоюдное "не верю"?
Опасные зоны
В нашей культуре есть две области огромной значимости, которые вообще выведены из процесса профессионального анализа. Я имею в виду телевидение и архитектуру. Это два полюса культуры, два ее края: сиюминутный, основной производитель и транслятор актуальных смыслов, и долговременный, свидетельствующий о том, как мы жили в это время. Заметьте, именно телевидение и архитектура практически не обсуждаются профессиональной критикой на форуме публичного внимания, находятся вне экспертизы гражданского общества.
Телевидение это ведь не только информация, развлечение, просвещение. В постиндустриальном, виртуальном обществе, где первая и вторая реальности совмещены, это сама жизнь. Но я не назову имен даже десяти известных специалистов, которые бы регулярно анализировали его колоссальное воздействие.
Так же и в архитектуре. Эпохи модернизации в России всегда создавали шедевры мировой архитектуры во времена петровских, екатерининских, ленинских реформ. Почему сегодня, когда в стране столько денег и столько свободы, мы видим лишь убогие результаты приблатненного строительства? Но ведь архитектура - единственное достоверное свидетельство времени, метафорический снимок конкретного состояния национальной культуры и цивилизации.
Почему, к примеру, у нас нет публичных дебатов между профессором Комичем и мэром Лужковым о приоритетах сохранения Москвы? Через двадцать лет никто не будет помнить имени главы города, который способствовал появлению огромного количества художественно пустых, порой ужасных построек, но они многие десятилетия будут хранить память о нашем гражданском культурном попустительстве.
Контрольный выстрел в голову
Сегодня наше общество именно в силу культурных шатаний нечувствительно к опасным проблемам. К интенсивно внедряемым идеям, связанным с реабилитацией прошлого. Герои сериалов, фильмов, документальных программ - это люди в основном из советской жизни. Ежедневно на телевидении нам рассказывают, как страдал несчастный в семейной жизни Сталин, каким неврастеником был Суслов, как Косыгину не дали ничего сделать, как Хрущев... При этом за редким исключением не ставятся современные пьесы, очень мало сценариев о реальных жизненных коллизиях. Шесть из восьми фильмов этого года - ретро. Остальные - про 37-й, 56-й годы, про войну. Современность не дается. Может, привезти английских сценаристов, чтобы они что-то актуальное написали и поставили про нас и нашу жизнь?
Известно, что российские художники с начала 90-х существуют в режиме самозаказа. Они сами себе заказывают истории, жанры, тип главного героя. Такой герой у нас теперь один - бандит. Точнее, стереотипы о бандите. Постепенно было снято важнейшее культурное табу - убивать в жизни и телесериале стало не стыдно.
Еще одна из опасностей культурной политики - примитивное понимание природы интересов массовых потребителей. Главным критерием при принятии любых решений остаются величина рейтинга и количество купленных билетов. Считается, что только ориентация на усредненные вкусы способна сделать культурное событие коммерчески значимым. Между тем все специалисты по современному маркетингу знают, что именно предложение формирует спрос, а не наоборот. Просто этой работой мало кто занимается. Существуют значительные сообщества образованных и достаточно состоятельных потребителей. Они тоже нуждаются в защите. Именно эти "меньшинства" накапливают тот культурный опыт, без которого мы окажемся в смысловой пустыне, да еще и без удвоенного ВВП.
Культурная норма - великая сила. Отсутствие общественной солидарности, моральная терпимость к криминалу - показатель опасных культурных оползней в нашем сознании. Терпимость к тому, что суд через действие дорогих адвокатов может отнять все что угодно и у кого угодно. Что семейные, товарищеские и производственные связи легко разрушаемы. Мы можем с утра до вечера смотреть про "ментов", но, по данным социологических опросов в октябре 2004 года, милиции сейчас доверяют только десять процентов российского населения, а восемьдесят процентов не верят в справедливость судов. Разве стоящие за этим ценностные сбои менее важны, чем наше вступление в ВТО или срок перехода к профессиональной армии?
Культурная политика, конечно, дело не одного ведомства. Чтобы определить приоритеты, сроки и ожидаемые результаты, нужна кооперация с другими социальными, образовательными и политическими структурами. Надо же когда-то начать обсуждение приватизации культурных имуществ, механизмов эффективного финансирования экспериментального искусства, функций независимой критики и т.д.