Поделиться
Сталина начал репетировать Сергей Юрский. Блаженную - Татьяна Фасюра. Но потом Сергей Юрьевич начал пьесу Иона Друцэ переписывать. Он ведь даже "Стулья" Ионеско переделывал - привнес в классику абсурда элементы, которых там и в помине не было, - и ничего. Сам Ионеско этого не видел - умер в том самом году, в котором "Стулья" были поставлены, но люди, хорошо его знавшие лично, свидетельствовали: Ионеско бы не возражал. "Вечерний звон" классика молдавской литературы Друцэ Юрский тоже дописывал: добавил две роли артистам, вывел их из массовки во второстепенные персонажи, подарил им имена. Отрицательных слов автор пьесы не сказал. Но с тех пор прошло почти два года, прежде чем мы увидели Юрского в роли Сталина.
Собственно, Юрского в гриме Сталина мы уже видели - на фотопортрете Екатерины Рождественской, который сейчас висит на ее выставке на Пречистенке, а два года назад был опубликован в очень популярном толстом глянцевом журнале. Портрет Юрскому понравился, а мысль запечатлеть этот образ и на сцене показалась ему сегодня еще более соблазнительной. Почему? Потому что у человека, достигшего невероятных высот власти, тоже была частная жизнь, за которой вполне интересно наблюдать в театре народу: как общался генеральный секретарь с обычными людьми, какие женщины ему могли нравиться и как он за ними специфично пытался ухаживать. Далее: что это был за выдающийся талант, какая у него была личная трагедия абсолютного одиночества - не по причине скверного характера, а из-за той высоты, на которую, кроме него, уже никто не мог забраться... Но что для Юрского было самым принципиальным - так это то, что, как подсказали ему историки, "Сталин был иностранцем - полугрузином, полуосетином, кавказским человеком, который, будучи именно не русским, со стороны, открыл код России".
Акцент Юрский ставил себе специально. Строил его на соединении сталинского, который слушал по записям на пластинках, и специфически акцентированной речи Иона Друцэ. Так случилось, что премьера совпала со 125-летним юбилеем Сталина. Намерения сотворить что-нибудь политическое, разумеется, не было. Но вообще-то таких откровенно политизированных подарков, специально или нет, ко дню рождения уже давно не дарят. Юрский Сталина сыграл как человека, который "живее всех живых", и притом настолько убедительно, что медицинский диагноз Иосифа Виссарионовича - раздвоение личности, паранойя - трактуется в его спектакле не как болезнь только его героя, а как эпидемия всей территории страны, помнящей Сталина, "которую нужно скорее лечить, а для этого ее нужно констатировать"...
Первый акт Юрский играет без грима. Со сверхзадачей: вы ждете Сталина, значит, этой певице, вам, тебе, мне - всем нам можно подсунуть что угодно, с усами, без - все равно в массовом сознании это будет Сталин. Во втором акте он предстает во всех сталинских физиономических подробностях. "Принцип, которым активно движется наш театр и которому я не менее активно стараюсь противостоять, - это принцип мелких шоков и разжеванных объяснений, - рассказывал Сергей Юрский, когда стихли овации. - Вы видели когда-нибудь портрет Сталина, думали о Сталине или родители вам рассказывали, - он в нас живет, поэтому мы можем подменить Сталина, любой может прийти, а мы и не заметим, поспешим закричать: мессия явился... Главный посыл спектакля - это судьба России. Для меня она сосредоточивается и в талантливой, но угнетаемой женщине, и в стражниках, и в самом Сталине - он ведь тоже Россия. А одиночество нашей героини - это и одиночество самой власти. Сталин одинок. Все одиноки. Наконец, это проблема и сегодняшнего зрительного зала"...
...Итак, принял на своей даче Сталин певицу Большого театра. Выглядела она очень бледно, и не только потому, что петь ей пришлось генеральному секретарю на расстоянии вытянутой руки. Чтобы исполнить что-то народное, она требует цветастый платок. А потом долго, мучительно и старательно входит в образ. Сталин ждет. Зритель ждет. Платок не помогает. В роли певицы Надежды Блаженной выступила дебютантка Татьяна Фасюра. Для драматической актрисы она неплохо поет, для певицы, когда-то окончившей музыкальную школу Галины Вишневской, терпимо играет. Не более того. Поэтому и бунт ее - не бунт, а так, дерзость застенчивой девочки, стоившая ее героине жизни... Рядом с органичным донельзя Сергеем Юрским она явно теряется. И уж точно пока не тянет на ту великую роль, которую отводил ей автор пьесы Ион Друцэ.
прямая речь |
Ион Друцэ:
- Не зря Флобер сказал, что "мадам Бовари - это я", - он пережил всю ее трагедию. Драматург, когда пишет пьесу, он ее и ставит, и играет. Мне важно было следующее. Одна умная театральная дама, с которой я давно знаком, прочитав мою пьесу, сказала: да, Юрский в роли Сталина - это я понимаю, но кто будет играть женскую роль? Ведь ваша героиня - олицетворение России, и отношения Сталина и певицы - это отношения Сталина и России...
Я сам из Бессарабии. Бессарабия раньше входила в состав королевской Румынии. Мне было 12 лет, когда Бессарабию присоединили к Советскому Союзу, и мы в одночасье стали другим государством. Отец мой участвовал в Первой мировой войне в царской армии, много знал о революции, - мы ничего этого не знали. И однажды в селе была сходка, на которой всем главам семей дали большие портреты Сталина. Пятьсот человек в деревне жили - все получили. Вместе с распоряжением поставить их в своих домах на видном месте. Все поставили, никто не посмел ослушаться. И я очень хорошо помню, как с того дня что-то изменилось в жизни нашей семьи. Мои родители, когда входили в дом, шли мимо этого портрета молча. Тогда для меня было загадкой - с чем это связано? И вот прошло много времени. Сменилось не одно поколение. Но я обнаруживаю, что физиология того ужаса до сих пор живет в людях.