Утро после штурма Берлина

Вечер был теплый. Потом начал накрапывать мелкий дождь. С крыши Рейхстага открывался изумительный вид на Берлин. В тот день до ужина я попросила отвезти меня в Трептов-парк. К знаменитому памятнику нашего воина с ребенком на руках подъехать на машине нельзя. И пока мы шли к нему - не встретили ни одного человека: не очень, видно, посещаемое место. Лишь когда возвращались обратно, встретили веселых туристов. Спросила у них: "Вы из России?" Мне хором радостно ответили: "Да, мы из Казахстана".

В центре Берлина на улице Уландштрассе живет близкий друг семьи - врач Павел с женой Зиной. Не виделись лет пятнадцать. В первый же берлинский вечер позвонила ему и тут же услышала: "Приезжай немедленно". Я была не одна - со мной еще двое коллег, и времени - к одиннадцати вечера. "Может, не сегодня?" "Немедленно, ждем всех". И мы поехали. 87-летний Павел встречал нас на улице - совсем не по-стариковски, а пижонски, как в былые времена, одетый. В гостиной его изящной, красивой квартиры был накрыт стол с водочкой, селедкой, баклажанной и красной икрой, солеными огурчиками - как в России. Я знаю Павла столько лет, что не все столько живут. Он появился в доме моих родителей в Горьком (теперь - снова Нижний Новгород) в начале 1946-го еще в щеголеватой форме майора медицинской службы - только демобилизовался. А теперь за столом в Берлине, пропустив несколько рюмок водки, обращаясь ко мне и моим коллегам, Павел сказал: "Девчонки! А ведь я участвовал во взятии Берлина. Организовывал здесь медицинскую службу. Не только наших раненых лечили - всех, кто обращался". И мы выпили за это.

Война прошла по моему детству. А то, что в детстве, помнится особо. Бомбежки, холод, тонюсенькие кусочки черного хлеба, которые на деревянном подносе школьная медсестра приносила на перемене в класс. Мы бережно, чтобы не потерять ни одной крошки, брали эти кусочки и неторопливо - продлевали удовольствие - их съедали. Каким-то особым - теперь уже не помню, каким, образом мы вытравляли из самодельных тетрадей старые записи, линовали их, чтобы снова использовать. Чернила в "непроливашках" (такие были чернильницы) нередко замерзали. Для обогрева и освещения мы в классе жгли ручки из золотистой пластмассы.

В Горьком не было настоящих бомбоубежищ. В те окопы, которые сами нарыли около домов, почти никто не ходил. Прятались как могли. Мы жили в старом, крепкой дореволюционной постройки двухэтажном доме. В парадном были чугунные двери с массивным засовом - прямо как ворота. Так вот в этом парадном и спасались от бомбежек жители не только нашего дома, но и двух соседних. Все с наивностью верили в прочность нашего укрытия. Каждый раз, как только начиналась бомбежка, а бомбили ежедневно, возникал спор: надо закрывать ворота на засов или нет. Если не закрыть, то во время взрыва они распахнутся, и мы беззащитны перед осколками. А если закрыть, то сами ворота может вырвать взрывная волна, и мы окажемся погребенными под грудой металла.

Каждый приходил в подъезд с самым ценным: почему-то ценное было у всех в узелках. Зима была лютая. Зимней одежды не было. Я и моя сверстница-кузина выглядели очень нелепо: на нас были кроличьи жакеты моей мамы и старшей сестры, а на детских тоненьких ногах их же фетровые боты (были такие) на каблуках. Поверх жакетов - пуховые взрослые платки, повязанные крест-накрест. Так вот я спасала свою любимую дворнягу черно-пегую Моську. Была собачонка некрасива, криволапа - видимо, где-то в роду затесалась такса. Я прятала Моську в просторный жакет - мне самой было теплее, а главное, возражений окружающих меньше. Дело в том, что как только начинали выть сирены, Моська им громко подвывала, а когда рвались снаряды, бомбы, она визжала во весь голос. Однажды, во время уже летнего налета, Моська родила двух очаровательных, совершенно белоснежных, пушистых, с черными глазами и носами кутят, ставших всеобщими любимцами и примирившими всех с моей Моськой.

А весной сорок пятого мы жили только близкой победой. Уже не было бомбежек. И даже когда у меня в начале месяца украли, а может, я сама потеряла, все хлебные карточки, это уже не было такой страшной трагедией: впереди была победа, и перед этим все остальное меркло. Как же мы ждали взятия Берлина! Как же ловили каждое сообщение о боях за Рейхстаг...

Может, жив кто-то из авторов удивительной книги «Штурм Берлина»? Может, кто-то откликнется... Зачем? Затем, наверное, что время уходит. Но память должна оставаться.

В Берлине есть удивительный музей известной во всем мире фармацевтической фирмы Шеринг. Музей в самом старом здании фирмы, построенном в 1872 году. Оно уцелело во время жестоких уличных боев в городе. Даже не все берлинцы знают об этом музее, мало кто был в нем. В 1937 году у фирмы в разных странах было 37 тысяч сотрудников. В 1945-м - всего две тысячи. В 1939-м году сотрудник фирмы, работающий с ней по договору, за открытие природы гормонов был представлен к Нобелевской премии. Но Гитлер запретил ее получать, так как перед этим Нобелевскую премию за вклад в дело мира получил еврей. Никак не получается, что кто-то, даже великие ученые, могут быть вполне независимыми от политики, от времени, в котором живут. Вот и первый продукт, выпущенный после войны фирмой, был порошок от вшей - велика была опасность эпидемии сыпного тифа.

Я попросила сотрудника фирмы снять копию с документа, написанного на русском языке. Датирован документ 10 мая 1945 года. Уже развивалось над Рейхстагом Знамя Победы. Накануне была подписана капитуляция фашистской Германии. Берлин лежал в развалинах. Их надо было разбирать, надо было налаживать жизнь в искалеченном войной городе, нужны были рабочие руки. А (цитирую документ) "Комендант города Берлина постановил немедленно восстановить завод Шеринг (Мюллер улица, 170-172) для снабжения русских лечебниц лекарствами. Вышеупомянутого сотрудника просим его не задерживать и не направлять на другие работы, так как он необходим для производства этого завода". Нам, наверное, не узнать имя вышеупомянутого сотрудника. И не это, наверное, главное. Главное, что даже в поверженном городе необходимо восстанавливать производство лекарств.

В июле 1948 года я впервые попала в Ленинград. На многих домах еще были надписи "Во время обстрела эта сторона улицы менее опасна". Или, напротив, "более опасна". Только что впервые после восстановления забил фонтан Самсон в Петергофе. Мы ходили с моей старшей сестрой и ее женихом по удивительному городу, и в книжном магазине неподалеку от Исакия сестра купила мне в подарок книгу "Штурм Берлина". Это книга воспоминаний, писем, дневников участников боев за Берлин была выпущена военным издательством Министерства Вооруженных Сил СССР в 1948 году. Открывается, естественно, красочным портретом "отца всех времен и народов". Она начала создаваться в первые же дни после Великой Победы. Авторы ее - солдаты, старшины, сержанты, офицеры и генералы. Они писали о том, что каждый из них делал, видел, думал, чувствовал, переживал, штурмуя Берлин.

Книга - это большого формата увесистый том - стоит у меня чуть особняком среди всех остальных книг. И не высоко под потолком, а как бы под рукой. Почему? Не могу объяснить - так сложилось. И когда вернулась из поездки в Берлин, в очередной раз сняла этот том. На внутренней стороне обложки воспроизведены подлинные записи, сделанные нашими воинами на стенах поверженного Рейхстага. Да, здесь есть в красной рамке надпись "Великому Сталину Водрузившему знамя над Рейхстагом Ура! Саранск-Берлин л-т Горхов Н.Н." (сохраняю орфографию оригинала. - И.К.). Конечно, Сталину. А как без него в том победном 1945 году, когда, по словам ныне забытого поэта Михаила Исаковского, "мы так вам верили, родной товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе". Моя старшая сестра, мобилизованная в июле 1941 года с четвертого курса медицинского института, в страшном 1942 году вступила в "партию большевиков". Такое было время...

Еще надписи на обложке книги: "Я начал поход - Керч-Сталинград и пришел в Логово Зверя, т/е Берлин. Зверев А.К. 11.5.45 г." "Мы из колхоза. Рязань. Сухарев.". "Была в Берлине 9/V.45.г. Галя Джаши из Тбилиси". "За кровь земляков - никопольцев, москвичей, орловцев, тамбовцев, орехово-зуевцев мы отомстили. Майор Буланыш В, майор Шеленков, майор Якунин, капитан Симонова, ст. л-т Свиридов".

На восстановленном здании Рейхстага, конечно, этих надписей нет. А память? Память жива? Или тому, кто ужинает на крыше Рейхстага, она вовсе ни к чему? Тем более, с крыши такой чудный вид на такой мирный, утопающий в поздней осенней зелени город...

Я листаю страницы "Штурма Берлина". Понимаю, что опубликованные записи редактор правил. И все же дыхание, искренность того времени сохранены. Вот 76-я страница. Строки старшего сержанта В. Черемухина: "Мы проснулись от гула орудий и сразу поняли, что этот гул возвещает о начале штурма Берлина. Бойцы говорили, что такой канонады они еще в жизни не слышали". А на 208-й странице вклеен "Листок-молния". "Прочти и передай товарищу" - гласит рекомендация мелким шрифтом. Крупно портрет солдата со знаменем и призыв: "Водрузим над Берлином Знамя Победы!" А выпущена листовка по поводу того, что "сегодня отличились в бою. Комсорг роты Гарбуз командир отделения в числе первых ворвался в Берлин и уничтожил при этом 8 фаустников. Комсорг б-на. 23.04.45 г." Фамилия комсорга неразборчива. На 418-й странице Герой Советского Союза сержант М. Егоров, тот самый, который вместе с Кантария водрузил Знамя Победы над Рейхстагом, рассказывает о том, как это было. Рассказывает обыденно, как сквозь черный дым карабкались на крышу, где рвались снаряды, как искали место, "куда же знамя поставить, чтобы на весь Берлин видно... Поднялись на самый верх, выше некуда. Привязали покрепче знамя чехлом и спустились вниз (чехлом потому, что забыли взять веревку, чтобы прикрепить знамя. - И.К.). Перебегаем площадь. Со всех сторон немецкие снайперы бьют. То в одном, то в другом конце слышатся крики "Ура!". Это наши воины идут на штурм. Их зовет в бой знамя, поднятое над Рейхстагом...".

Шестьдесят лет прошло. А утро того майского дня, когда взяли Берлин, помню в деталях. Очень хотелось сорвать с окон светомаскировку - не будет же больше налетов, бомбежек! Конечно, даже предположить было невозможно, что когда-нибудь доведется ужинать на крыше Рейхстага.

Девятого мая нынешнего юбилейного года на Красную площадь привезут бывших воинов - самим участникам тех событий пешком дойти уже трудно, да и осталось их - по пальцам пересчитать: время неумолимо. Для них шьют легкие костюмы из натуральных тканей, удобную обувь. Дай им Бог силы пройти по площади... Когда-то дошли они до Берлина, спасли мир от коричневой чумы.

Может, жив кто-то из авторов удивительной книги "Штурм Берлина"? Может, кто-то откликнется... Зачем? Затем, наверное, что время уходит. Но память, память должна оставаться. Нет ничего страшнее беспамятства...