В издательстве "Вагриус" готовится не совсем обычная книга Василия Аксенова в жанре "нон-фикшн", включающая публицистические статьи и автобиографические рассказы. С нее мы и начали разговор.
Российская газета: Василий Павлович, вы ведь долго отказывались от автобиографической книги?
Василий Аксенов: Я и сейчас отказываюсь от прямого мемуара. Почему-то у меня не лежит душа к жанру профессионального воспоминания. В принципе я многое использую в своей беллетристике. Но все, что берется из жизни, как-то перелопачивается. Прямой мемуар будет пренебрежением к уже выработанному стилю работы. Скажем, книга "Десятилетие клеветы" - она отчасти мемуарная, отчасти нет. Или "Американская кириллица", вышедшая в издательстве НЛО, где рассказывается о том, как Америка создавала материал для моих романов.
РГ: В сборник "Вагриуса" она войдет?
Аксенов: Нет, она вышла отдельно. И, кстати, открывалась новым текстом, который называется "Адмирал и империя". Это мемуарный рассказ об отставном американском адмирале, с которым мы дружили. Начинается с военно-морских похорон в самом сердце Америки. А потом рассказ о его жизни. Во время войны он работал в Москве военно-морским атташе и занимался ленд-лизом. Страшно интересные материалы, в том числе и из его книги "Comissar and caviar", что я перевел на русский язык как "Икрометные комиссары". Он был очень забавный человек - жизнелюб и фантазер.
РГ: Мемуары, это ведь еще и люди. А о реальных людях вы пишете немного, - мама, отчим...
Аксенов: В книгу "Вагриуса" войдет рассказ, который написан не так давно для "Нового очевидца", так ужасно почившего. Сам сборник, кстати, назван по этому рассказу - "Зеница ока". Впервые я написал его в 1960 году, то есть 45 лет назад. Когда я его предложил куда-то, мне сказали: "Да что ты, это очень острый материал!" И я про него забыл. А потом переезжал из Америки, и он выпал на поверхность из вороха переворачиваемых бумаг. В оригинале он назывался "Голубой глаз отца". И когда Кабаков попросил что-то дать для нового журнала, я переписал его заново. Там я фигурирую как сын Павлуша. Фамилия родственников немного изменена. Казань названа Булгородом. Такие перелопаченные мемуары мне более милы.
РГ: А всю свою жизнь запустить в таком беллетризованном карнавале?
Аксенов: Боюсь наврать с три короба. Люди же всему верят, а в мемуарах включается ложная память. В принципе она и есть творческая память. Когда-то Мандельштам написал, как ему приснилось, что маленьким мальчиком он вошел в большой зал филармонии и включил там весь свет. Все вспыхнуло. И он как-то забыл, что это сон, и всерьез верил, что так и было. А этого не было.
РГ: Вы боитесь к кому-то оказаться несправедливым?
Аксенов: Да нет, я боюсь наворотить с три короба, а все поверят, что абсолютно так и было на самом деле. Блестящий пример такого мемуара - "Алмазный мой венец" Катаева. Он изменил имена, придумал прозвища, и в художественном смысле получилось точнее и ярче, чем были бы сами по себе воспоминания.
РГ: Вот и о самом Катаеве написали бы.
Аксенов: В том же "Десятилетии клеветы" есть статья о нем к юбилею. И там есть точные моменты, связанные с Катаевым, из того, что я видел.
РГ: Если я спрошу о важных для вас людях, о которых вы не писали, кто оказался бы в этом списке?
Аксенов: Я никогда не буду писать о Бродском, хотя мне есть что сказать о нем. Но я не хочу трогать образ этого человека. Во всяком случае пока.
РГ: Это еще и весь питерский круг, породивший, кстати, множество мемуаров?
Аксенов: Вот именно. Взять Анатолия Наймана, с которым мы древние друзья. Он писал сначала в чисто мемуарном жанре об Ахматовой. А сейчас начал писать повести, в которых жизнь близких людей воплощается в прозу.
РГ: Итак, не Бродский. Кто еще?
Аксенов: Предположим, что Евтушенко. Зачем мне все это трогать? Или какие-то романтические воспоминания, когда они уже много раз использованы мной в художественном жанре.
РГ: Даже повесть "Пора, мой друг, пора" была о Таллине 40-летней давности.
Аксенов: А потом туда путешествовал Борис IV из "Московской саги". Он ездил в Таллин на мотогонки и оставил точные воспоминания. Например, о ссоре с эстонским парнем, якобы из-за сестры этого парня, за которой ухаживал. Они уже пошли драться, и парень вдруг отвернул пиджак и показал подкладку, к которой был пришит черно-бело-синий флаг независимой Эстонии. Это было со мной. Мы сидели в ресторане "Пирита", и какая-то компания начала нас задирать. И с одним парнем эстонским мы вышли поговорить по душам в угол этой ресторации. Саксофонист играл, какое-то возбуждение было, такой фон. И он мне сказал: "Ты не видаль никогдааа, вот я тебе, масквииич, сейчас покааажууу". И он мне показал: "Ты это когда-нибудь видел?". Я говорю: "Нет, никогда не видел. Это что?" - "Это нашь флааг". Я говорю: "Так я приветствую твой флаг". И он сказал: "Тогда давай пожмем руки друг другу".
РГ: Сегодня на телевидении и в кино - явный бум исторических сериалов и фильмов, затрагивающих самые разные периоды российской истории. О чем еще нужно рассказать?
Аксенов: Например, об анархистах, таких же радикальных сволочах, как большевики, и их ближайших союзниках. Но потом большевики уничтожили их в первую очередь, еще до эсеров. Это было серьезное движение, а в наших фильмах они мелькают как экзотический фон.
РГ: Вроде Левы Задова?
Аксенов: Да, Лева Задов, пьяные матросы, "Анархия - мать порядка". Всегда думал, что это в фильмах за такие неуправляемые матросы. А это, с одной стороны, анархизм. А с другой стороны, наркотики, оказавшие колоссальное влияние на военный флот. В мемуарах академика Лихачева я как-то наткнулся на его утверждение, что это была операция германского военного командования по внедрению наркотиков в Балтийский флот, осуществленная с помощью большевиков. Немцы не могли взять Петроград, потому что вход в него закрывали четыре непробиваемых линкора Балтийского флота. Без военной авиации взять их было невозможно. Для того чтобы вывести их из строя, пошел0 в ход морфий, кокаин, героин и так далее. То же самое потом было на Черноморском флоте. Сначала все обожали Колчака как главкома. И вдруг на безобразнейших митингах матросы начали снимать штаны, показывать ему задницы, терзать офицеров с какой-то немыслимой жестокостью. Надо поднимать, исследовать, рассказывать, что это было за гуляй-поле. Невероятное число тем для сериалов, фильмов, книг.
РГ: А картинка, которая идет сейчас в сериалах и которая воспринимается молодежью как истина, не кажется вам отчасти пародийной?
Аксенов: Так кто-то должен прийти и сделать иначе. Чем бесконечно жевать Чехова - когда одновременно идет 18 "Чаек", 34 "Вишневых сада" и так далее, - пусть молодые серьезно подходят к этим вещам. Ничего не сказано о Гражданской войне и белом движении. Почти не сказано, что на самом деле было на войне. К сожалению, в сериал по "Московской саге" не вошла польская часть романа, где рассказано, что такое была Армия Крайова, как там наши действовали, как мучались многие офицеры.