21.03.2005 04:00
    Поделиться

    Советники Горбачева отвечают на статью Третьякова

    От публициста такого класса, как В.Т. Третьяков, можно бы ожидать более объемного, а главное более точного знания предмета... И большей дистанции от расхожих оценочных клише разного происхождения.

    С самого начала признаем, что в статье, как обычно у этого автора, много глубоких и оригинальных мыслей. Однако...

    Попробуем ответить Третьякову в его жанре - тезисно.

    1. У лидера перестройки якобы не было продуманного, четко сформулированного и вообще "никакого стратегического плана реформ".

    Если исходить из того, что реформы можно начинать, лишь имея в руках нечто подобное "железнодорожному расписанию" и под условием гарантированных результатов, то их вообще никогда и нигде не было бы. Государственные деятели, берущие на себя риск преобразований, не могут предвидеть всех последствий своих действий.

    Во-вторых, порочность навязывания обществу схемы была продемонстрирована особенно убедительно при большевиках и сталинистах. И вполне естественна идиосинкразия Горбачева к такому подходу.

    В-третьих, у Горбачева и его соратников была программная идея глубоких преобразований, необходимость которых давно назрела и перезрела, что признает и Третьяков. Она состояла сначала в том, чтобы заставить работать те факторы развития, которые укоренились в советском обществе и отменить которые с ходу означало бы провалить перестройку до того, как она началась. Отсюда "ускорение" и надежда на то, что всегда послушная партия возглавит процесс и станет авангардом перестройки.

    Когда оказалось, что ни того, ни другого не получается, Горбачев пошел на демократизацию экономических методов и практически на ликвидацию монополии КПСС на власть и собственность. То есть, вопреки утверждению Третьякова, предусмотрел невозможность иначе двигаться дальше и сделал принципиальную корректировку курса преобразований.

    2. Насчет прогнозирования - куда пойдет дело и чем может обернуться кардинальная реформа. Оценки Третьякова сродни тому, что мы читали и слышим на протяжении 15 лет. И идет это не только от "презумпции виновности" Горбачева, а и от незнания того, о чем думали, что говорили и что делали он и его ближайшие коллеги. Всё они прекрасно понимали, совершенно реалистически оценивали происходящее, видели все опасности и неимоверные трудности, не исключали возможность срыва начатого. Но надо было выбирать: сохранять и продолжать курс по сути демократических перемен или свернуть назад - к тоталитарным, насильственным методам. Выбор для Горбачева был очевиден. Кстати, Третьяков не учитывает такого момента в помыслах и действиях Горбачева, как мораль, нравственное начало в политике. Вообще считает, что морали не место в политике. Может быть, до какого-то момента в мировой истории это и было "правильно". Но после опыта ХХ века исключение этого компонента из политики чревато большой бедой для человечества. Великая заслуга Горбачева как раз в том, что он это своевременно понял. Этим он отличается от сонма политиков прошлого и настоящего. И в немалой степени благодаря этому состоялся тот эпохальный поворот в мировом процессе, который Третьяков вполне тоже признает.

    Но демократия по самой своей природе - особенно при крутом повороте от закостенелости и железной дисциплины, да еще с учетом "русской натуры" - неизбежно чревата хаотичностью и разлаженностью общественно-государственного организма. Это - общее место.

    Сам Третьяков, противореча себе в п. 5, признает, что не представляет себе политика, который мог бы "разработать стратегию эволюционной демократизации такого гигантского и многосоставного объекта, как СССР и соцлагерь, тем более - полноценно осуществить задуманное.

    3. В п. 4 статьи Третьяков утверждает, что не было у Горбачева прогнозирования и во внешней политике. Опять же тут мы сталкиваемся с незнанием реального "материала политики" Горбачева.

    Горбачев понимал и учитывал, что весь мир, а не только его страна, устали от конфронтации, холодной войны, от безумной гонки вооружений, что человечество созрело для перехода на "мирный путь" обустройства международных дел. При этом в высшем советском руководстве, в Политбюро скрупулезно и неоднократно просчитывали возможные варианты действий в случае той или иной реакции на наши инициативы со стороны США, Европы (ее главных величин), Китая, Индии, "третьего мира" и т.д. И выбор всегда - и перед Женевой, перед и после Рейкьявика, и в связи с другими встречами на высшем уровне в Вашингтоне, на Мальте, в Москве, в Лондоне, Париже и т.д. - делался в пользу малейших шансов достичь согласия, сблизить позиции во имя мира, строго оберегая при этом интересы собственной, национально-государственной безопасности.

    Поэтому весьма странным выглядит под пером такого автора, как Третьяков, упрек Горбачеву, что он "свернул боевые действия Москвы в холодной войне с Западом", "перестал вести" холодную войну и тем самым позволил Западу выиграть ее. А что, надо было продолжать холодную войну, продолжать безумную и разорительную, крайне опасную гонку вооружений, добиваться "победы" во что бы то ни стало?! То есть держать курс, который уже загнал экономику и общество в состояние кризиса и стагнации? И куда бы такая политика завела и нас, и весь мир? И как это согласуется с признанием самим автором, что одним из главных достижений перестройки было снятие угрозы глобальной ядерной войны, военного столкновения между СССР и Западом? Даже многие западные ученые и политики считают, что прекращение холодной войны было общей победой.

    Если бы Третьяков знал стенограммы переговоров, которые вел Горбачев с лидерами других стран, если бы он поинтересовался записями, отражающими во всех подробностях и перипетиях то, "как в Политбюро делалась политика" перестройки и нового мышления (а это 3000 с лишним страниц), он, хотелось бы думать, от многого бы воздержался в своей статье и в своих претензиях к Горбачеву. И уж во всяком случае не присоединился бы к банальностям насчет того, что Запад добивался краха "горбачевского Советского Союза", постоянно якобы обманывал его и т.п. Это не подтверждается ни заявлениями западных лидеров, сделанными тогда, и не потом! Ни их поведением именно тогда, ни их конкретными действиями в то время... Незадолго до путча мировые лидеры принимали "на равных" Горбачева в Лондоне на заседании "большой семерки" и всерьез рассматривали проблемы помощи и поддержки СССР, оказавшемуся в кризисе. Поручили премьеру Великобритании Мейджору, координатору "семерки", заняться этим конкретно и срочно.

    Запад единодушно и резко осудил августовский путч против Горбачева и его политики. В Москву зачастили "шерпы" от "семерки", министры и специальные посланцы от премьеров и президентов, авторитетные и полномочные экономические делегации, предлагая различные проекты преодоления наших трудностей, решения наших острых проблем. И от имени своих правительств заявляли, что их задача - помочь Горбачеву справиться с ситуацией.

    Запад, конечно, был разный. Многие там тоже были зациклены на лжи, предрассудках и страхах холодной войны. И всякое там можно найти и тогда, и сейчас в отношении нашей страны. Но остается фактом, что те, кто там отвечал за политику своих государств, не хотели развала менявшегося на глазах Советского государства. Буш, побывав осенью 1991 года в Киеве, пошел на риск (и потом получил нахлобучку от отечественных консерваторов), предупредив украинцев об опасности развала Союза. Даже самые отъявленные наши недоброжелатели на Западе опасались непредсказуемых последствий распада ядерной сверхдержавы.

    Ссылки Третьякова на собственные наблюдения с постперестроечных международных встреч (как и утверждения десятков авторов, доказывающих "победу" над СССР в холодной войне), говорят лишь о том, что post factum западные идеологи и политики, по легко объяснимым побуждениям, присвоили себе не принадлежащую им "заслугу" - исчезновение СССР. "Плод" сам свалился им в руки, но отнюдь не по вине Горбачева. Третьяков не может не знать о невероятных усилиях Горбачева спасти Союз и о том, кто саботировал, топил один за другим проекты Союзного договора, преднамеренно и целенаправленно вел дело к разрушению Союза, какую роль в этом сыграли амбициозные, корыстные, националистические, сепаратистские силы.

    4. В пп. 9, 10, 12 Третьяков перечисляет позитивные последствия политики Горбачева. Спасибо Виталию Товиевичу, что он так подробно и точно (в данном случае) их называет. Но как же можно, признавая такие достижения, твердить рефреном на протяжении всей статьи о поражении перестройки?! Да, плюсы и минусы при подведении итогов, да еще спустя 20 лет, можно и должно ставить. Но ведь даже если их количество совпадает (хотя мы с этим не согласны), весомость каждого плюса и каждого минуса разная, очень даже разная, причем качественно и по своим долговременным последствиям, и по масштабу воздействия на мировой цивилизационный процесс.

    Да, конечно, перестройку не назовешь полной победой всего того, что в нее закладывалось. Но глубинные ее завоевания оказались неустранимыми. Уже в 1991 году мы фактически имели другое общество, по сравнению с тем, каким оно было в середине 80-х годов. За шесть перестроечных лет изменились и страна, и мир.

    Обосновывая "поражение" перестройки, Третьяков приписывает Горбачеву (особенно в п. 10 и частично в п. 11) то, к чему тот не имел отношения и что случилось вопреки ему и после его ухода от власти.

    5. В связи с этим хотели бы под конец просто постулировать некоторые очевидные вещи.

    Отставка Горбачева 25 декабря 1991 года является не "поражением перестройки", а фактом личной биографии Горбачева.

    Следует обратить внимание на то, что разгром путча состоялся именно потому, что те, кто выступили против него, апеллировали к идеям перестройки, к ее достижениям.

    То, что перестройка была прервана, открыло нескончаемую полосу катастрофических событий в России и других бывших советских республиках. Это результат не перестройки, а предательства дела перестройки. Все признаки этого налицо: расчленение страны; полная смена правящей элиты; толпы предателей, перебежчиков и дезертиров. И массовое обращение в "иную веру".

    Подчеркивая принципиальное отличие перестройки от последующего периода, нельзя не напомнить и о цене ельцинских "реформ": ежегодная убыль населения почти в миллион человек, что вполне сопоставимо с жертвами Гражданской войны 1917-1922 годов. Перечислять все остальное нет возможности, да оно и хорошо всем известно.

    И еще одно: если бы благодаря перестройке не произошли кардинальные перемены в системе международных отношений, нельзя исключать, что разрушение СССР могло бы приобрести иную форму - форму жестокой гражданской войны, которая по своим масштабам и последствиям далеко превзошла бы то, что случилось в бывшей Югославии, не говоря уже о том, что речь шла о второй по величине ядерной сверхдержаве.

    Что касается "циничных" вопросов в конце статьи Виталия Третьякова, то они резонны. Обсуждение их, споры и стычки будут продолжаться долго. Но это - лишнее подтверждение, что "идеи перестройки" и ее последствия, в том числе позитивные, продолжают жить и в сознании людей, и в реальной жизни. А значит, перестройка "не умерла", как самонадеянно припечатал Виталий Третьяков.

    А. Вебер,
    В. Логинов,
    А. Черняев
    (Горбачев-Фонд)

    Поделиться