Поделиться
Хижина тети Грэйс
Фон Триеру не откажешь в отваге: в "Мандерлае" он вступил в ту же воду, что в "Догвилле". Точно так же дома и предметы размечены мелом на полу студии. Точно такой же сумрачный колорит кадра. И та же девушка Грэйс, переехавшая из спаленного ею Догвилля в Алабаму, где негров вешают. Правда, сыгравшая ее в первой ленте Николь Кидман категорически отказалась снова сниматься у фон Триера, и ему пришлось взять на роль значительно менее известную актрису Брюс Даллас Хоуард.
Идею картины навеяло предисловие критика Жана Пулана к европейскому изданию скандальной книжки "История О" под провокационным названием "Счастье – в рабстве". Эта картина – о расизме.
Мандерлай – плантация на юге США. Действие по-прежнему происходит в 30-е годы ХХ века. И Грэйс, столкнувшись с рабством, которое отменено, но существует, пытается навести справедливость. Есть несколько колоритных персонажей: старая хозяйка плантации Мэм, молодой негр Тимоти, с которым у Грэйс состоится акт то ли любви, то ли изнасилования. Американский юг по-прежнему смахивает на датский север. Попытки Грэйс насадить в пустыне ростки демократии не встречают у рабов энтузиазма. А тут еще песчаная буря уничтожает весь урожай, в Мандерлае начинается голод, и, чтобы не умереть, рабы поедают собственное дерьмо (сцена по исполнению тошнотворна, но по идее должна восприниматься как метафора рабства всех цветов и оттенков).
На вопрос, что он хочет сказать своим фильмом, режиссер отвечает: "Не знаю. Это все та же история, которая начинается снова. Забавно, что теперь картина включает такое понятие, как расы. У нас в Дании никаких рас никогда не было. Теперь появились, и расизм показал свое страшное лицо. Так что "Мандерлай" столько же о Дании, сколько об Америке. Вы, наверное, назовете все это морализующей комедией. Конечно. Но я надеюсь, в ней есть и другой смысл, особенно в конце".
По обыкновению, Триер лукавит. Картина действительно не об Америке. Она о внутреннем рабстве, заставляющем рабов искать все новых хозяев – вассалы страшатся свободы и хотят "сильной руки". Идея, несомненно, более европейская и даже восточноевропейская, нежели американская. Жаль, право, что боящийся ездить Ларс фон Триер не бывал в новой России – там он вдохновился бы как минимум на тетралогию.
Третья часть "антиамериканской трилогии" под названием "Васингтон" откладывается, потому что ее автор решил срочно придти на помощь подзабытой всеми "Догме", сняв новый "догматический" фильм.
Смерть на пляже
Когда один из своих последних репортажей из Канна я озаглавил "Костлявая и с косой", я еще не предполагал, насколько бедствие серьезно. Но дальнейший ход фестиваля показал, что смерть стала навязчивой идеей кинематографических авторов независимо от возраста. Так, 37-летний Франсуа Озон объявил, что его фильм 2001 года "Под песком" является первой частью задуманной трилогии о смерти. Вторую часть "Время уйти" (Le temps qui reste) он представил вчера в каннской программе "Особый взгляд", а третью надеется снять, рассказав в ней о смерти ребенка.
Озон - автор своеобразный. Он долгое время ходил в маргиналах, пока ему не удалось ввести стиль и тематику, характерную для кино сексуальных меньшинств, в круг более широкого артхауса – и это, надо отметить, его личное завоевание. Потом он отошел от этих тем, стал ставить любовные мелодрамы и мюзиклы, что позволило ему внедриться в мейнстрим, стать любимцем крупнейших европейских фестивалей. В фильме "Время уйти" он снова играет на своем поле и показывает однополый секс с тем же спокойным бесстрашием, с каким наше ТВ крутит в детское время ленты о полуночной любви. Но картина не о сексе. Она о том, как молодой, полный надежд человек узнает о том, что должен сгореть за три месяца, и все уже, в сущности, кончено – у модного фотографа Ромэна обнаружен рак. При этом режиссер задается по-своему садомазохистской задачей показать физическую деградацию человека непременно красивого – приглашает на эту роль первого любовника французского кино Мельвиля Пупо, а в операторы зовет Жанну Лопари, чтобы она женским взглядом раскрыла и подчеркнула его мужские достоинства. Пупо пришлось сначала накачаться, а затем по ходу съемок выдержать пытки голодом, на наших глазах превращаясь в живой тающий скелет.
Узнав о том, что он обречен, Ромэн впадает в истерику. Выгоняет своего давнего любовника Сашу, оскорбляет сестру. Едет навестить бабушку (Жанна Моро), с которой хочет побыть в одной постели, – обоих теперь сближает близкая смерть. Наконец, принимает предложение случайно встреченной женщины (Валерия Бруни-Тедески), у которой стерильный муж, сделать им обоим ребенка – следуют пароксизмы страсти, но уже втроем. Перед кончиной он встречается с самим собою – ребенком, в его сознании проходят сцены детства, где закладывались все его будущие радости, печали и проблемы. Финальная сцена смерти героя на вечернем пляже до безвкусицы патетична. Во время просмотра этого трагического по сути фильма не оставляет ощущение, что все разыграно в кукольном театре, – так это ненатурально, вымученно и даже неталантливо. Вместо предполагаемых размышлений о ценности и бренности жизни вышла слезовыжималка, бесплодные усилия которой вызывали в зрительном зале нехороший смех.
Одновременно Озон верен своему принципу не просто отражать нравы, но и влиять на них, делая обществу новые инъекции толерантности. Как истый соцреалист, он показывает жизнь такой, какой хотел бы ее видеть. Поэтому сексуальная ориентация героя совершенно открыта всем взорам, она перестала быть источником беспокойства для близких, она уже не грозит ломать репутации и судьбы. И на вопросы журналистов, не кроется ли под личиной рака СПИД, Озон спокойно отвечает, что по сюжету ему просто понадобилась болезнь, от которой нет спасения.
Из первых уст |
Франсуа Озон:
- Я намеренно не показываю Ромэна героем, не заставляю его жить в эти последние месяцы какой-то особенно насыщенной жизнью; я хочу снять со смерти романтический ореол искупления и намеренно стараюсь избегать любых форм героизма. Ромэн сосредоточен только на себе. Он ведь сравнительно эгоистичен и жесток по натуре. Поэтому предпочитает не рассказывать близким о своей близкой судьбе, не готовить их к неизбежному – и тем делает их будущую потерю особенно мучительной. С другой стороны, он ведь имеет право выбирать, как ему умереть!
Говорят, в старости люди снова становятся подобны детям. Поэтому я показываю некоторые моменты детства – ничего особенного или значительного, просто детские образы, какие-то слова, атмосфера.
В последние годы я больше делал картин о женщинах. Но мелодрам о мужчинах почти нет, а те, что есть, касаются либо детей, либо стариков. Так что мелодрама традиционно считается прерогативой женщин. Но я хотел попытаться сделать мелодраму мужскую. Хотел убедиться, что история этого молодого человека способна исторгать слезы. Но для того, чтобы герою сочувствовали, я должен сделать его эротически привлекательным. Для публики важно влюбиться в Ромэна – тогда ей будет легче разделить с ним его страдания. И я специально взял в операторы Жанну Лапори – мне хотелось женского взгляда на Мельвиля, хотелось освещения, которое оттеняло бы его красоту.
Мне Мельвиль всегда нравился, особенно в «Летней сказе» Ромера. Ромер снимал его с той же грацией и эротичностью, с какой снимал молодых женщин. Потом я пробовал Мельвиля для нескольких своих картин, но по-настоящему решил работать с ним, когда он показал мне свои видеосъемки. Они меня тронули, они напоминали мои собственные опыты с 8-мм камерой, которой я баловался подростком. Мельвиль тоже быстро понял и принял мой метод работать. Участвовал во всех этапах, от сценария до монтажа. Я всегда полагаюсь на своих актеров, мне нужна их помощь – это ведь через них я выражаю то, что хочу донести до зрителей.