Поделиться
Нынешний июнь в Москве вообще переполнен классическим театром Дальнего Востока: это и средневековый японский театр "Но" (один из самых знаменитых его протагонистов - актер Хидео Канзе - недавно закончил выступления своей труппы в здании МХАТ им. Горького), и гастроли Китайской оперы, и спектакли Тайваньской труппы современного танца, которые только начинаются в рамках Чеховского фестиваля.
Маленький, но амбициозный проект "Прекрасное время" возник на фоне нынешнего всплеска интереса к традиционной культуре Японии и Китая. Встреча старого и нового, болезненный рубеж, отделяющий старый, традиционный мир от глобализма новой цивилизации - вот тема спектакля. Он создавался совместными усилиями как плод разговоров, впечатлений, опыта встречи с чужой культурой. Российские авторы вошли в спектакль тихо и деликатно, нежно и внимательно сотрудничая с актерами Шанхайского центра драматического искусства. Во многом эта деликатность шла от акустических экспериментов Александра Бакши, который смешал в звуке смятение, неврозы и драмы новой цивилизации с ясными, нежными структурами китайской музыки и шумом современного Шанхая.
Так шаг за шагом вместе с актерами Шанхайского центра драматического искусства сочинялась эта история о сохранении традиционной китайской оперы Кунчу. Тоненькая актриса, старик-мастер; найденный на улице мальчик, который должен был прийти на смену мастеру, но оказался хромым; ребенок, рожденный молодой актрисой от старика, в надежде, что он продолжит традицию. Странный этот шанхайский мир бурлит на сцене, среди подвешенных вертикально на ниточках бумажных листов, писем, посланных из прошлого в будущее (художник Эмиль Капелюш давно владеет каким-то тайным сродством с духом Востока).
Старая традиция рушится, никто из детей не хочет больше длить умирающее искусство, наследовать старому мастеру. Точно символ одряхления мира красивое и некогда столь искусное тело мастера неподвижно лежит в инвалидном кресле. Хромой мальчик, бедный инвалид, все рассказывает и рассказывает об умирающем деле. Тихо и печально звучат колокольчики смерти, энтропия захватывает все пространство. Наконец приходит и сама смерть. Деревянный помост раздвигается, чтобы образовать русло реки, в которую опускают пылающее тело мастера, пламенем текущее по воде. И здесь случается чудо: маленький сын старика все более и более уверенно поет арию традиционной оперы, его высокий голос истово выводит утонченную, сложную мелодию, и Шанхай замирает, вслушиваясь в ожившие звуки древности.
Древний танец, исполненный искусными китайскими актерами, высокий детский голос, ведущий старинную мелодию, падающий на землю цветочный каскад - так образуется пронзительно радостный финал спектакля, сочиненного российскими и китайскими артистами. В этой радости много печали, она наполнена реальным опытом угасающей традиции. Но на перекрестке нового и старого можно особенно сильно почувствовать прекрасное время традиции.