Впереди трехлетний, как обещают, период реконструкции исторического здания. Большой - одно из главных достояний России. Как "Ла Скала" для Италии. Как Лувр для Франции. Так что большой антракт Большого театра - это печальная пауза во всей национальной культурной жизни. В канун этого антракта мы беседуем с музыкальным руководителем ГАБТа Александром Ведерниковым.
Российская газета | С какими чувствами вы покинете ваш родной старый дирижерский пульт, жизнь которого на этом окончилась?
Александр Ведерников | С грустью. Но это как смена времен года - мы и лето провожаем с грустью. Но гораздо грустнее было бы, если бы реконструкция не началась. Потому что близок момент, когда разрушение здания станет необратимым.
РГ | Когда мы снова придем в этот зал?
Ведерников | Официально объявлено: в марте 2008 года. Три года реконструкции - это чуть меньше, чем в Ковент-Гарден, и чуть больше, чем в "Ла Скала".
РГ | Как будет жить театр во время большого антракта?
Ведерников | Мы располагаем Новой сценой, и спектакли по-прежнему будут идти ежедневно. Многие будут перенесены с большой сцены. Некоторые масштабные постановки перенести на Новую сцену невозможно, и они пойдут в Кремлевском дворце. Там трудно играть оперные спектакли - но придется: их надо поддерживать в форме.
РГ | Активизируется ли гастрольная жизнь театра?
Ведерников | Безусловно. Только что часть труппы отправилась в Калининград и Санкт-Петербург с "Иолантой" и балетными спектаклями в Мариинском театре.
В сентябре в Мариинке пройдут обменные гастроли оперной труппы со спектаклями "Летучий голландец" и "Дети Розенталя".
Затем нас ожидают гастроли в Ростове-на-Дону, а в конце следующего сезона предполагается большое турне по Сибири. Активны и зарубежные гастроли. Балет выступит в "Метрополитен-опера", 2 июля оперная труппа везет "Огненного ангела" и симфоническую программу на фестиваль в Любляну. Затем ей предстоит показать "Турандот" на фестивале в Швеции, в августе участвуем в афинском фестивале с "Макбетом". А летом будущего года в "Метрополитен" поедет наша опера.
РГ | Скандал с "Детьми Розенталя" вас не настолько обескуражил, чтобы отказаться от практики заказа новых опер?
Ведерников | Это, на мой взгляд, обязанность Большого театра. А что касается скандала, то похоже, что сама эта опера имеет к нему мало отношения. Это только повод для решения каких-то сугубо индивидуальных задач. Но во всем этом споре о хоре проституток и т. д. меня удручила низкая планка культурного уровня наших депутатов. Их интересовало не содержание оперы, а какие-то вырванные из контекста и прихотливо истолкованные моменты. С другой стороны, говорят: смотрите, какую рекламу вы в результате получили! Но и это не имеет к опере никакого отношения. У нас так повелось в стране, что любая крупная реконструкция привлекает к себе особое внимание самых разных лиц. И Манеж, и Театр Станиславского и Немировича-Данченко - все это не обходилось без интереснейших коллизий. А тут реконструкция такого здания, как Большой театр!
РГ | Реконструкция как зона опасности...
Ведерников | Это старая технология. Пожары, поджоги, интриги. Будем уповать на наши службы безопасности.
В Большом и время шло иначе...
РГ | Завершается ваш четвертый сезон на посту музыкального руководителя Большого театра. Вернемся к моменту, когда вы принимали этот пост и определяли для себя программу действий. Что удалось сделать и чего - не удалось?
Ведерников | В искусстве не бывает окончательных результатов. Это всегда движение, причем к чему-то такому, что недостижимо. Если можно было бы достигнуть совершенства, исчез бы стимул к развитию. Когда я пришел в Большой театр, то, конечно, сформулировал для себя направления, которые считал приоритетными. Мне казалось, что на рубеже веков театр должен наконец очнуться и понять, что он уже совсем в другой стране. Большой - структура стабильная и склонная к инертности. Он долго жил так, словно ход времени его не касается.
Был потерян момент, когда можно было не только реагировать на процессы, происходящие в стране, но и их предугадать, "оседлать" и двигаться в ногу со временем. Я имею в виду 90-е годы, когда многие творческие институции сумели извлечь для себя максимум полезного - особенно на международной арене.
Репертуар в Большом вращался вокруг одних и тех же названий. Они сами по себе хороши. Но даже во время езды на машине нельзя нажимать только на тормоз - износятся колодки. Наши шедевры тоже надо использовать осторожно. Иным - дать полежать некоторое время в сторонке.
Момент требовал от театра более активной позиции. В отношениях с другими театрами, с фестивалями, в использовании творческих сил. Надо было преодолеть некую самодостаточность этого театра. Нужна была и творческая инвентаризация - понять, чем театр обладает, могут ли его коллективы быть на уровне времени. Сделать театр в хорошем смысле слова более амбициозным. Вот в общих чертах задачи, которые я перед собой ставил.
РГ | Многие считают их неподъемными по отношению к такому инерционному механизму, как этот гигантский театр.
Ведерников | Поэтому нельзя прийти и заявить: с завтрашнего дня все будет по-другому. Не сработает: все согласны, но продолжают делать свое дело. Стратегия должна быть эволюционна и последовательна. Надо постепенно, шаг за шагом осуществлять идеи, которые считаешь правильными.
РГ | Что же удалось сделать?
Ведерников | Во-первых, освежить репертуар. Возникли оперы, которые никогда здесь не шли: "Огненный ангел", "Макбет", "Сила судьбы". Но слишком быстро идти по этому пути нельзя: публика в массе не готова к новым названиям.
РГ | А как же опыт ваших соседей из Мариинского театра, которые одно за другим выстреливают не известные широкой публике названия? Одна из последних премьер - прелестное "Путешествие в Реймс" Россини.
Ведерников | А вам известно, как посещаются эти спектакли? У нас, к примеру, поставлены "Похождения повесы" Стравинского - и есть проблемы с публикой. Как ни крути, для публики из оперных звезд существуют Паваротти и Кабалье, а из опер - "Евгений Онегин", "Риголетто" и "Травиата". И обновляя репертуар, надо соблюдать осторожность.
РГ | А разве, впервые в истории Большого театра поставив "Силу судьбы", вы почувствовали падение интереса публики?
Ведерников | Нет. Все дело в системе проката. Наш театрал не готов к тому, что спектакль пройдет семь раз - и исчезнет. Он привык, что оперы идут годами, их всегда можно послушать. А тут прошла обойма - и все. И падения интереса, естественно, не было. А вот идет "Похождения повесы" - сегодня, и через год, и через три, - и все говорят: посмотрю потом, еще успеется! Поэтому российский оперный театр так или иначе будет двигаться к новой системе проката.
ВАЗ или "Тойота"?
РГ | Что еще изменилось за эти четыре года?
Ведерников | Приведу не совсем корректную параллель. Вот существует Волжский автозавод - какой у него модельный ряд? Ну, десять моделей. Обновление происходит раз лет в двадцать. И есть "Тойота", у которой модельный ряд много больше, и он все время обновляется, каждый год "премьеры". Вот и такой театр, как ГАБТ, должен более интенсивно выпускать новую продукцию. И мы увеличили число премьер с двух-трех до семи в год. Активнее стали заниматься концертной деятельностью: филармоническая работа полезна и для оркестра, и для хора. К тому же мощности оперного театра позволяют исполнять сочинения, которые трудно поддаются филармоническим силам - скажем, "Реквием" Берлиоза. И, наконец, думаем о кадровых проблемах.
РГ | Это болезненный процесс - расставание с людьми, которые уже не могут отвечать требованиям театра. Удается решать эту проблему?
Ведерников | Мы стараемся. Другое дело, что, решая, не можем опираться на разумные законодательные уложения, а ищем выход из безвыходной ситуации. И если люди, которые не удовлетворяют нас в творческом отношении, идут на принцип, возникают хронические головные боли: человек годами не поет и не играет, но занимает штатное место и носит бумаги в суды. Помочь решить эту проблему могли бы институты, обладающие правом законодательной инициативы. Но на все наши мольбы внятных ответов нет. Хотя когда здесь в театре мы в беседе с Владимиром Владимировичем Путиным затронули вопрос о перечне творческих профессий, он ответил: это вообще не вопрос. Но прошло три года, и ничего не изменилось.
Четкое представление о том, куда надо идти в области структурно-творческих реформ, у нас есть. Как сделать оптимальным количество людей в театре, как создать взамен окостеневшей и формальной - гибкую систему трудовых отношений. Но на пути реализации этих идей стоит большой шлагбаум.
РГ | Аргумент в пользу этих реформ - мировой опыт...
Ведерников | Практика показала, что наиболее успешно он работает там, где к делу подошли радикально. Когда в театрах нет оперной труппы как таковой. Есть оркестр, хор, солисты на второстепенные партии - а главный костяк составляют приглашенные звезды, работающие по контракту. Но на законодательном уровне эта проблема не решается удовлетворительно нигде. В каждом театре есть балласт в виде пожизненных контрактов. А чтобы принять законы, где была бы учтена специфика оперного дела, нужно, чтобы законодатели этим озадачились. Но у них и мысли не возникает, что в театре люди работают иначе, чем на фабрике. И продукт они производят другой. По итальянским законам, к примеру, человек театра может взять так называемое "родительское разрешение" и освободиться от работы в любой день. Хоть в день генеральной репетиции! Кроме того, там очень активны профсоюзы, они тоже связывают творческую инициативу по рукам и ногам.
РГ | Законодатели проснутся не раньше, чем опера войдет в круг их интересов. Когда-то Сталин относился к Большому как к своему придворному театру, следил за спектаклями, и последствия этого мы знаем - как негативные, так и позитивные. А как в наши дни? Если не брать в расчет массированного налета на Большой театр думцев в дни премьеры "Детей Розенталя", кто-нибудь из высших чиновников к вам на спектакли ходит?
Ведерников | Регулярно бывают наш непосредственный начальник Михаил Швыдкой, министр культуры Александр Соколов...
РГ | Но это их прямая работа. А просто из интереса к опере?
Ведерников | Господин Марат Баглай, экс-председатель Конституционного суда, потому что он любитель оперы. Бывают люди из администрации президента. А регулярно - пожалуй, никто. Хотя в Вене, к примеру, любая премьера в Штаатсопер идет в присутствии президента или, как минимум, канцлера. Там это считают государственно важным делом. Проблема еще и в том, что внутри самого театра разные понимания того, как надо жить. На одном этаже люди думают, как развивать театр, а на другом - только о том, чтобы спокойно прожить и ничего не менять. А любой закон, как известно, принимается с помощью лоббирования. Но у нас же никогда не будет своего лобби в Государственной Думе. По вполне понятным причинам.
Распределение обязанностей
РГ | Возвращаясь к теме заказа новых опер - есть планы на этот счет?
Ведерников | Есть несколько идей и даже одно либретто, но конкретизировать пока не стану. Есть идея и творческого конкурса на либретто и музыку, который привлек бы интерес авторов к созданию новых опер.
РГ | Реконструкция не затормозит работу по созданию новых спектаклей?
Ведерников | Премьеры будут, но уже не семь в год, как было на двух сценах, а четыре-пять. Первая премьера нового сезона - "Волшебная флейта" Моцарта, никогда, вообразите, не шедшая в Большом театре. Затем - "Война и мир" Прокофьева, которую театр осуществит в сотрудничестве с Мстиславом Ростроповичем. "Золушка" Прокофьева, одноактные балеты зарубежных хореографов и новая постановка "Евгения Онегина".
РГ | Вот вы сказали "Золушка", и сразу подумалось: Россини бы! Ведь его "Золушка" никогда не шла в Большом театре!
Ведерников | Я очень люблю и Россини, и оперы барокко, и камерные оперы начала ХХ века. Но этот вопрос я переадресовал бы руководителям других музыкальных театров Москвы. Потому что есть вещи, которые может поднять только Большой, а другие театры - вряд ли. В обновленном здании мы хотим поставить, к примеру, "Парсифаль" Вагнера. А "Золушку" Россини могли бы поставить Театр Станиславского, Новая опера или "Геликон".
РГ | Значит ли это, что эксперимент в Берлине по объединению оперных театров в один организм, где возможна такая координация, имеет будущее в Москве?
Ведерников | На уровне консультаций и согласования премьер - это было бы полезно.
РГ | И все-таки есть ли возможность двигаться к контрактной системе в Большом театре?
Ведерников | С творческой точки зрения - это возможно и крайне желательно. С правовой - мешает тот самый шлагбаум. Бюджет у нас дается на зарплату, гонорары он вообще не имеет в виду. Если гонорар приглашенного режиссера превышает 6 тысяч долларов - надо объявлять тендер. Вы можете себе представить тендер на режиссерское решение? Я - нет. Как в этих условиях театру сотрудничать с крупными мировыми мастерами?
РГ | Остались ли в мире театры такого же ранга, которые работают по системе Большого - то есть опираясь только на штатную труппу?
Ведерников | Наиболее близкая система - в Германии. Там есть фиксированная труппа и есть спецконтракты. Но у нас законодателям и в голову не приходит, что без таких спецконтрактов современный оперный театр существовать не может. Так что ключ к решению проблем Большого театра находится за его пределами. И я думаю, назрела потребность в некоей информационно-разъяснительной кампании на этот счет.
РГ | Будем считать это интервью ее началом. Еще вопрос: возникла традиция покупки готовых спектаклей. Но опыт того же "Фальстафа" Стрелера на вашей сцене показывает, что часто это уже окостеневшие коконы, из которых бабочки давно улетели. Из когда-то замечательного спектакля ушла жизнь.
Ведерников | Дело не в спектакле, а в людях, которые его сохраняют. В некоторых случаях они способны вдохнуть в него новый импульс. Но иногда у режиссеров, которые поддерживают жизнь спектакля, не хватает творческой потенции.
РГ | А возможны ли совместные премьеры - подобно тому, как Вена и Лондон в содружестве выпускают одну премьеру с одним составом исполнителей?
Ведерников | Мы так и делаем. С Баварской оперой поставлен "Летучий голландец". С Амстердамом надеемся поставить "Кармен".
РГ | Допустим, вы абсолютно свободны в выборе и вас не сковывают никакие ограничения. Что бы вы мечтали поставить в Большом театре?
Ведерников | Я не могу быть абсолютно свободным - такова специфика моей работы. Есть, скажем, замечательная опера "Жизнь за царя". И есть "Сказание о граде Китеже". Я люблю обе. Но в одном случае опера должна ждать своего часа, потому что идеи, доминирующие в наше деиделогизированное время, не слишком созвучны державному спектаклю. А вот тема этическая, даже экологическая, заявленная в опере Римского-Корсакова, - актуальна. И "Сказание", мне кажется, обязательно должно у нас появиться. А если совсем абстрагироваться от конъюнктуры, то мне было бы интересно поставить пару опер Яначека. Очень интересен мне Вагнер. Или "Семен Котко" Прокофьева. Но боюсь, это было бы не очень своевременно.