Поделиться
Сейчас мы становимся свидетелями того, как исчезает культура толстых журналов. Недавно мне подарили номер журнала "Октябрь" за август-сентябрь 1943 года - там напечатана статья моего отца. В числе других авторов - Ольга Берггольц с посвящением ленинградцам, Борис Горбатов, Максим Танк, Вячеслав Шишков, Всеволод Иванов, Михаил Зощенко, Степан Щипачев. Причем передали не репринт, а оригинал - довольно ветхий уже, ведь столько времени прошло. Так вот тираж "Октября" в переломный момент войны - 25 тысяч экземпляров! Цена - десять рублей на те деньги.
А сейчас какие тиражи у толстых журналов? Две или три тысячи - максимум. И существуют они по сути на подаяния добрых людей. А тогда, несмотря на войну и лишения, журналы не закрывались и тираж был достойный. Да, бумага плохая, но "Октябрь" выходил и циркулировал в народе! Это не просто интересный документ эпохи, а укор всем нам, ныне живущим.
Книгоиздание, как и многое теперь в нашей жизни, становится бизнесом ради бизнеса. Огромными тиражами выходит окололитературная жвачка, отупляющее и оскорбляющее человеческое достоинство чтиво для олигофренов. Пока выясняли отношения с властью и меж собой те, кто относит себя к интеллектуальной элите, макулатурщики всех стран объединились!
А ведь именно книга, наравне с семьей, в значительной степени формирует личность человека, особенно в юности. О себе я бы не сказал, что очень рано выучился читать. И даже не стану утверждать, на русском или на английском была та первая книга или рассказ. Тем не менее одну книгу, которая еще в детстве произвела на меня сильное впечатление, я помню. Это "Занимательная минералогия" Ферсмана. Большая, красивая, в зеленом переплете. Она была, как я теперь понимаю, рассчитана на детское восприятие. И блестяще написана. Я даже отважился сочинить и отправить автору восторженное письмо. Дело было уже перед самой войной, мне - лет двенадцать.
И что вы думаете? Получил обстоятельный ответ. Академик Ферсман был очень внимательным к тем, кто ему писал. А я тогда уже занимался в минералогическом кружке, и книга эта стала для меня настоящим откровением.
Во дворе Академии наук в Санкт-Петербурге, на Васильевском острове, у деда была квартира, полная книг. Более 10 тысяч томов только по своей специальности - в первую очередь судостроение, прикладная математика плюс книги по истории науки. Он, к слову сказать, перевел главную книгу Ньютона - "Математические начала натуральной философии". У него было много таких авторов, которых мы бы назвали классиками науки. Постоянное к ним обращение в какой-то момент натолкнуло меня на мысль заняться, извините за нескромность, книгой книг. То, что в итоге получилось, я с определенной иронией называю самой великой книгой, которую можно вообще составить, - "Жизнь науки". По форме это антология, в которой собраны и систематизированы наиболее яркие авторские вступления тех самых классиков естествознания, книги которых ценил и собирал мой дед.
Петр Леонидович Капица с особым пиететом относился к энциклопедиям. В 1978 году, когда он получал в Стокгольме Нобелевскую премию, я помог ему разыскать и приобрести с приличной скидкой, чем до сих пор горжусь, 30-томную Британику. Теперь она рядом с Большой советской энциклопедией на самом доступном месте в моем домашнем кабинете.
В нашем доме бывали писатели. Больше того - Петр Леонидович дружил с Алексеем Толстым. Помню, что на меня гигантское впечатление произвел "Гиперболоид инженера Гарина". Я и теперь считаю, что в первой своей редакции это было выдающееся произведение о месте и ответственности ученого, изобретателя в современном мире.
Сейчас самый "книжный" человек в нашем доме - это, безусловно, мой сын Федор. Он закончил филологический факультет пединститута, работает в Институ те мировой литературы и профессионально занимается книгами. А кроме того, и сам много пишет, публикуется. Теперь уже и у него дома своя обширная библиотека. В том, что касается каких-то заметных книжных новинок, я обычно полагаюсь на его рекомендации. Не стану говорить, что всегда прислушиваюсь, но кое-что беру, просматриваю.
Читал Бориса Акунина и пригласил его в передачу "Очевидное-невероятное", читал Пелевина "Поколение Пи" и даже Сорокина. Но, откровенно говоря, не смог преодолеть его лексикон. Не так давно, чтобы отвлечь меня от работы за компьютером, жена уговорила почитать Маринину. Почитал. Однако обещанного удовольствия я, увы, не получил. В конце концов даже эти дефективные, как я их называю, романы должны удовлетворять каким-то минимальным требованиям жанра.
Подготовил Александр Емельяненков