Полностью ответственная и контролирующая ситуацию в целом и свои собственные действия власть за год обязана была предоставить обществу если и не абсолютно правдивую версию случившегося, то хотя бы версию внятную, то есть такую, которую общество приняло бы по сумме непротиворечивых фактов и логичных выводов. Отсутствие либо того, либо другого приводит к воцарению в общественном мнении, в лучшем случае, версии слухов, в худшем - версии самих террористов.
Очевидно, что ни один из официальных источников не смог изложить хоть сколь-нибудь внятной версии. Соответственно, в головах людей по поводу событий в Беслане царит полная сумятица, а организация "Матери Беслана", судя по многочисленным публикациям в СМИ, все больше и больше расходится в анализе и оценке события со всеми официальными лицами и инстанциями - спецслужбами, правоохранительными органами, местной властью и властью центральной, даже с судом.
Более того, создается полное ощущение, что единственным источникам, которым матери Беслана верят, это собственной боли, собственной памяти, собственным впечатлениям и... террористам, захватившим и покалечившим или уничтожившим их детей. Любая информация, исходящая от единственного (?) оставшегося в живых террориста Нурпаши Кулаева, воспринимается ими как истина. Любая информация, исходящая от официальных лиц и инстанций, - как либо ложь, либо попытка сокрытия правды.
Каковы бы ни были промахи власти в связи с непредотвращением теракта и освобождением заложников (эти промахи, а возможно, и преступные действия или преступная бездеятельность, конечно, имели место), я никогда не соглашусь с той позицией, согласно которой основная вина за гибель более чем трехсот заложников, из которых половина дети, лежит на власти. Нет, 99 процентов этой вины - на террористах и исключительно на них.
Ведь я, например, даже зная, что соседняя школа плохо охраняется, что милиционеры за взятку пропустят к ней любого и с чем угодно, что власть безответственна и не умеет правильно (а как это - правильно?) организовывать освобождение заложников, не беру в руки автомат и ящик взрывчатки, не иду захватывать детей в этой школе.
Безнравственно снимать с кого-либо из участников теракта полную вину и ответственность за бесланский холокост и ее трагический для многих заложников финал потому, что власти плохо или не очень хорошо заложников спасали.
Безнравственно, в том числе и в первую очередь по отношению к тем, кто оказался в заложниках, тем более погиб или пострадал, делить террористов-захватчиков на плохих (тех, кто без колебания мучил и убивал детей) и хороших - тех, кто колебался или страдал, детей захватывая, пытая (голодом, жаждой и страхом как минимум) и убивая.
Нравственно и юридически оправдано оценивать меру ответственности и грамотность действий тех, кто освобождал, но только после того, как все террористы за черту морали будут выведены полностью и безоговорочно.
Ничто ни в какие рамки никакой, даже самой примитивной морали террористов, захвативших детей, не вводит. Рассказы (я несколько утрирую), что кто-то из террористов кричал: не стреляйте, здесь дети, они пьют собственную мочу и живы-здоровы, а если вы их начнете освобождать, то они погибнут, лично мне никакую моральность даже отдельно взятых террористов не подтверждают. Но, конечно, на мою позицию никогда не встанут матери тех детей. Это понятно и осуждать это нельзя.
Вторая фундаментальная проблема, по которой никогда нельзя добиться ясного и адекватного реальным обстоятельствам консенсуса между родственниками погибших и пострадавших и теми, кто противостоял террористам, - насколько профессионально или безграмотно было проведено освобождение. Исключение только одно - если все заложники остались живы и невредимы. Возможно ли это при захватах такого масштаба? Не берусь утверждать, что знаю. И за прошедший с 3 сентября 2004 года период лично я, например, ни одного более или менее подробного изложения такого оптимального плана освобождения не из чьих уст не слышал.
Все, что предлагалось, сводилось фактически к двум вариантам: вести переговоры и выполнять все требования террористов и ни в коем случае не начинать штурм здания школы, а если начинать, то вести этот штурм не так, как случилось, а как-то иначе. Но как? Ни один эксперт, а у нас их, судя по мельканию в печати и на телевидении, десятки или сотни, не описал, как нужно этот штурм организовать в данных конкретных условиях или хотя бы в теоретически правильном варианте.
Но, повторяю, и в этом пункте никто и ничто не сможет ни убедить матерей Беслана, ни умерить их боль и гнев.
Оттого, что эта цель недостижима, нельзя делать вид, что невозможно и не нужно представить на суд общества, во-первых, официальную (то есть максимально детальную, ту, которую можно сложить только с использованием возможностей власти) картину произошедшего, во-вторых, максимально полный отчет о действиях всех официальных и неофициальных лиц и структур, причастных к ситуации, и оценку правильности либо ошибочности этих действий. Невозможно не наказать никого из этих лиц или структур.
Массовый теракт по последствиям своим может быть сопоставим со стихийным бедствием, но все-таки это не цунами и не извержение вулкана. Хотя бы потому, что общество не тратит на предупреждение о природных катастрофах и тысячной доли того, что выделяется в бюджете на работу правоохранительных органов и спецслужб, то есть системы предупреждения, пресечение, минимизации и ликвидации катастроф социальных.
Открытый урок безжалостного терроризма 1 сентября прошлого года террористы нам дали. Ответного открытого антитеррористического урока мы террористам дать не сумели. Ни тогда, ни за 12 месяцев, прошедших с момента трагедии.
ВИТАЛИЙ ТРЕТЬЯКОВ
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ЖУРНАЛА
"ПОЛИТИЧЕСКИЙ КЛАСС"