| за |
Грэм Вик,
режиссер-постановщик:
- Большой театр принял решение, что спектакль будет идти на немецком языке, и я подчеркнул популярную составляющую этой оперы. Этот спектакль сделан в эстетике бульварного коммерческого театра. Люди ошибочно полагают, что защита композитора заключается в том, чтобы уберечь его от "порчи" театром. Великие композиторы пишут для будущего. Поэтому все великие оперы должны жить и произноситься сегодня, они не должны замыкаться в прошлом. Единственное, что может убить оперу, - тупая "традиционная" постановка, сделанная с преклонением и придыханием.
Маквала Касрашвили,
народная артистка СССР:
- Сам факт, что "Волшебная флейта" смогла появиться на сцене Большого театра, говорит об уровне его солистов. Моцарт - композитор, который требует абсолютного владения профессией. С корабля на бал в Моцарта не попасть. Сложность этой музыки заключается в инструментальном пении, за грань которого выйти нельзя, но при этом надо суметь передать чувства и эмоции своего персонажа. Поставив "Волшебную флейту", Большой театр, конечно, сделал огромный творческий шаг вперед в овладении стилем Моцарта - причем впервые с диалогами на немецком языке. То, что касается режиссерского решения, у меня свое отношение к этому. Спектакль рассчитан на специфического зрителя. Сейчас во всех театрах мира экспериментируют. Особенно принято перекраивать классику в Германии. Иногда дело доходит до абсурда, когда певца заставляют петь стоя на одной ноге или вися в воздухе. Но вопрос не в том, можно ли экспериментировать - действие оперы можно перевести хоть в космос, если это не будет противоречить музыкальной драматургии и будет сделано талантливо, изобретательно. Сегодня в Большом театре настало время перемен. Уходит время старых спектаклей, которые шли по 60 лет на сцене, уходит эстетика тряпок, нарисованных деревьев и дворцов. Сегодня классику надо ставить с новым взглядом на все.
Анатолий Голубовский,
главный редактор радио "Культура":
- Меньше всего мне хотелось бы выстраивать какие-то конструкции и объяснять, почему так важно, что на сцене Большого театра появился такой европейский спектакль. Мы привыкли к тому, что все европейское - такое холодное, рассудочное. А тут я сел в кресло и просидел, затаив дыхание. В моцартовских философских построениях чрезвычайно сложно разобраться: здесь и масонский ритуал посвящения, и множество других сюжетных линий. А в спектакле Вика благодаря актуализации и абсолютной визуальной бесшабашности, когда в любую секунду может появиться современная реалия, будь то костюм, автомобиль и т.д., оказался очень жесткий сюжет. Я бы назвал его роуд-муви - некоторое путешествие, имеющее определенную цель. Наблюдать за всем этим крайне интересно, поскольку это чрезвычайно занимательное действие построено не на ребусах и мистических кроссвордах, а на очень простых и органичных современных ситуациях. Ритуалы, которые существуют в современной жизни, очень рациональны. И даже мистика так обытовлена, что нечто мистическое происходит очень редко. И то, что сцена в масонском храме разыграна у Вика как сцена в солярии, очень соответствует современной жизни. И хоть я вовсе не считаю этот спектакль шедевром оперной режиссуры, очень важно, чтобы наша публика понимала, что именно такие спектакли появляются на Зальцбургском фестивале. Многие считают, что на нем представлена замшелая, трухлявая опера. Публика не может поверить, что на родине Моцарта могут "посягнуть на основы". А там "посягают", и никто не считает это преступлением: никто не будет ездить на этот фестиваль, если там будет что-то неактуальное.
Михаил Швыдкой,
руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии:
- Сам подход Грэма Вика к классическому материалу как к возможности разыграть карнавальный спектакль считается традиционным для современной оперной сцены. Вик делает то, что до него делали режиссеры на протяжении всего ХХ столетия, и надо отдать ему должное, делает это изобретательно. Вик смотрит на оперу Моцарта глазами человека ХХ века, который знает, что такое Мейерхольд, Вахтангов, Питер Брук и, конечно, Брехт, который снижал все высокие сюжеты, а спектакли его разыгрывались на уличных подмостках. И надо отдать должное Грэму Вику, он сумел создать действительно зрелищный, живой и причудливый спектакль. Иногда, впрочем, трюки, которые он использует, живут сами по себе, вне общей ткани спектакля. Но, я думаю, если бы Моцарта в такой же манере ставил бы немецкий или австрийский режиссер, то спектакль вышел бы более жестким и менее праздничным. Можно поспорить об особенностях оркестровой аранжировки. Но в целом музыкальная часть спектакля меня удовлетворила. Это вообще достижение - петь Моцарта. Наши молодые певцы традиционно воспитываются на русском и итальянском репертуаре, а Вагнер и Моцарт - совершенно другая, очень трудная эстетика, которой надо овладевать. Большой театр сегодня оказался в очень сложной ситуации. В прошлом сезоне на Основной сцене театра шли классические спектакли, представляющие традиционный русский и зарубежный репертуар, балетную классику, а для экспериментов вроде "Детей Розенталя" предназначалась Новая сцена. Сейчас у театра есть только одна сцена, и классика здесь должна сочетаться с новыми экспериментами. Мне кажется, что "Волшебная флейта" принадлежит к некоему среднему роду: здесь представлен эксперимент, который давно уже является традицией.
| против |
Георгий Исаакян,
художественный руководитель Пермского академического театра оперы и балета:
- У меня грустное впечатление от спектакля. Дело не в том, насколько плохи или хороши идеи самого Вика, а в том, что так поступили с Моцартом. Фантазировать можно бесконечно и ваять из немудреных ассоциаций любой спектакль. Такая среднеевропейская режиссура возникла лет двадцать назад и стала сегодня большим бизнесом, не имеющим отношения к искусству. Внятных режиссеров, работающих качественно, очень мало. К тому же искусство - это всегда риск, и есть множество примеров, когда с треском проваливались самые известные имена. Поэтому проблема - быть или не быть - простого решения не имеет. Допустим, на стадии демонстрации макета можно сказать: это нас не устраивает. Но тогда может возникнуть скандал: Вик, например, объявит, что тупоголовые русские ничего не понимают в искусстве. А все ведь хотят выглядеть просвещенными. Но что зрителю от такого просвещения, если ему показывают плоскую историю вместо полифонии "Волшебной флейты"? И причем здесь Берлинская стена, немецкая милиция, тетки с пистолетами? Это какой-то выцветший плакат времен холодной войны. Мне скучно, потому что это не дает никаких обертонов к Моцарту, ничего в нем не открывает. Абсолютно невозможно, чтобы Моцарт вызывал хихиканье. Вик заявляет, что ставит в эстетике "бульварного театра", оправдывая этим любую вещь, любые средства. Но, если говорить о базовых принципах, может ли вообще публичный бульварный манифест войти в императорский театр? И может ли Моцарт быть материалом для бульварного театра? Зачем, спрашивается, брать изысканный продукт и делать из него варево столовой? Из Пушкина, из Моцарта. В этом есть какой-то геростратизм. Слава богу, что рукописи не горят. В своей практике я сталкиваюсь с подобной проблемой: мы тоже заказываем что-то и оказываемся заложниками ситуации. Мне кажется, что Большой театр, выпустив этот спектакль, просто хотел показать, что он не заскорузлый, что он устал быть "императорским театром", что он "живее всех живых".
Светлана Николаева,
музыкант:
- Спектакль поставлен профессионально, но на потребу широкой публике. Чему все рады? Тезису 2х2 = 4. Тому, что давно пройдено в Европе. Обывательскому мнению типа: я думала, что опера - это скука, а здесь прикольно. Но такого зрителя Моцартом завоевывать не нужно, для них он все равно будет мимо кассы. Мне кажется, спектакль Вика сработан на борьбу с какой-то мифологической угрозой, а также чтобы показать, каков современный театр. Но это плохой театр. Вик сделал капустник, а Большой театр продешевил Моцарта. Успех, конечно, запрограммировать нельзя. Если бы можно было все рассчитать, тогда бы все процветали. Но захотели конкретное имя - Вика, за это и расплатились.