- Почему именно столько?
- Хвала тому человеку, который способен придумать себе хоть какой-то юбилей. А мне цифра "5" просто понравилась. Во-первых, год нынешний под номером 5. Во-вторых, пятерка - это "отлично". И мне, конечно, хочется, чтобы побольше моих творений получали такую оценку.
- Догадываюсь, что творение самое первое - в числе юбилеев.
- Правильно. 50 лет назад я, тогда ученик одной из ташкентских музыкальных школ, позавидовав Моцарту, Бетховену и Рахманинову, которые, как известно, прославились в малолетстве, сочинил свою первую мелодию. 40 лет назад приступил к серьезному творчеству. И, наконец, 25 лет назад начал писать музыку для кино. (Первый из более чем пятидесяти "омузыкаленных" Журбиным фильмов был "Эскадрон гусар летучих". Последний хит - "Московская сага". - Е.К.)
- Какое из юбилейных событий помнится лучше?
- Рождение "Орфея".
- Каким оно было?
- Искрометным. Встретились три человека: я, Юрий Димитрин, автор либретто, и руководитель ансамбля "Поющие гитары" Анатолий Васильев. Было это в ленинградской коммуналке, где я жил в маленькой комнатке с пианино. Как нетрудно догадаться, три встретившихся человека решили выпить. Васильев купил бутылку коньяка - он был богатый, а мы с Димитриным бедные. По мере выпивания пришли к мысли: "Вот написал же Уэббер "Иисуса Христа"! А мы-то чем хуже?" В общем, решили Эндрю Ллойду дать наш ответ. Перебрали "Анну Каренину", "Преступление и наказание", "Гамлета", "Одиссея". На Христа замахнуться не могли - религия в те времена была запретной темой. Остановились на древнегреческой мифологии. И тогда я сказал: "Будем писать "Орфея"! Это навсегда". Подошел к пианино и спел первые слова: "Орфей полюбил Эвридику. Какая старая история". Начали писать, а "Поющие гитары" с Ириной Понаровской и Альбертом Асадуллиным в заглавных партиях - репетировать. Столь же искрометно спектакль был поставлен. Думали, так же его и запретят. Но не запретили. И он пошел, пошел... Не только в нашей стране.
- Но почему ты выбрал именно "Орфея"?
- Это самый музыкальный сюжет на свете. Ведь Орфей - сам музыкант, великий певец. А его истории любви посвящено больше пятидесяти опер. Мы же придумали современную версию, превратив Орфея в рок-певца. С другой стороны, это очень философская история, которая учит: никогда не оглядывайся назад, не возвращайся к тому, что пройдено. Ведь Орфей не смог вывести Эвридику из мрачного царства Аида, потому что обернулся, захотев увидеть ее. И я всегда думал, что буду следовать завету Орфея. Но вот на старости лет нарушил его: решил оглянуться на свой творческий путь.
- Для чего и организовал свой фестиваль. Откроешь его, конечно, "Орфеем"?
- А вот и нет. Хотя с "Орфеем" приедет питерский театр "Рок-Опера", на сцене которого он и идет 30 лет без перерыва, за что занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Открою же фестиваль концертом моей симфонической музыки.
- Но в народе-то Журбин слывет больше песенником и "мюзиклистом" (на твоем творческом счету - 30 мюзиклов).
- Да, да, меня видят эдаким шутником. И в жизни, и в музыке. Но сам я себя считаю композитором серьезным, как ни пафосно это звучит, наследником традиций великих композиторов - Шостаковича, Прокофьева, Стравинского, Малера, Бетховена, Брамса. Стараюсь в их русле работать и постоянно пишу симфоническую музыку. Хотя это не приносит денег и почти никому не нужно.
- Зачем же известному композитору "в стол" писать?
- Для будущего. Сейчас у классической, да и у всей настоящей музыкальной культуры печальный этап. Ее смял гигантский ком попсы. Знаешь, сколько пластинок с новыми симфоническими записями ежегодно продается в мире? Ахнешь! Всего тысяча штук! Они расходятся среди двух десятков коллекционеров. Но я почему-то уверен, что постепенно таких одиноких безумцев станет больше. В мире произойдет какая-то очередная техническая революция, и люди обратно придут к великому.
- Чем еще удивит экскурс в твое творчество?
- Концертом моей баянной музыки, которую исполняют не только в России, но и за рубежом. На фестивале будет и день детей: я написал довольно много детских песен, музыку к мультфильмам. А в театре Сатиры уже больше двадцати лет идет мой детский мюзикл "Бочка меда", поставленный Спартаком Мишулиным. В знаменитом "Малыше и Карлсоне" тоже звучит моя песня: "Смешной человечек на крыше живет, смешной человечек ириски жует". Спартак ее пел. И должен был участвовать в этом концерте. Концерт посвящу его памяти. Будет и семейный выход - концерт с участием жены и сына. Ирина - дочь известного публициста, переводчика немецкой поэзии Льва Гинзбурга, сама поэт, переводчик и исполнительница собственных песен. А 27-летний Левочка приедет из Америки. Там он живет после окончания Джульярдской консерватории, которую, кстати, окончил Ван Клиберн. Он тоже композитор. Пишет серьезную музыку для кино, театра. Подражает мне немножечко, но все равно талантливее меня.
- А к своему таланту как относишься? Положа руку на сердце хотелось бы приблизиться к славе великого Орфея?
- Ха-ха-ха! Я вообще о славе не думаю. На самом деле я делаю только то, что мне нравится. Не только музыку, но и книжки пишу, стишки сочиняю, радиопередачу веду. Вот такой я любвеобильный человек! Все хочу попробовать!
- Но как ухитряешься все успевать?
- У меня очень быстрая голова. В ней нажимается какая-то кнопка: тук! - и полилась симфония, тук! - и закружилась оперетта. Иногда кажется, что мне кто-то сверху напевает. Иногда музыка приходит во сне.
- Что никогда и ни за что не напишешь?
- То, во что не верю. Гимн партии, например. Ни за какие деньги не напишу пошлый шлягер. У меня были случаи, когда я писал песню и вдруг понимал, что она слишком шлягерная. И я сознательно не выпускал ее в эфир. Вот популярная песня - это да!
- "Популярная" - в смысле "близкая к народной"? Как твои "Тучи в голубом" из фильма "Московская сага"?
- Да. Недавно был в ресторане. Слышу, поют "Тучи". Подхожу к оркестру: "Здрасьте, я - автор музыки" - "Да ладно! Мы ее уже лет тридцать знаем".
- Не обидно?
- Да ты что! Для композитора такая безымянность - самая большая честь, написать музыку, которая уйдет в народ. "Ой, цветет калина" знаешь, кто написал?
- Не знаю.
- Дунаевский. А я недавно всерьез спорил с одним музыковедом, который уверял, что народ. В этом смысле, наверное, "народный композитор" звание повыше "народного артиста". Композитор - профессия не публичная. И он должен писать музыку, а не фигурять на телеэкранах, радио и в газетах. Но, увы, в наше время это делать приходится, потому что иначе хорошую музыку никто не слушает. И это не только у нас. Увы, весь мир все больше попсовеет. В Америке даже существует термин "диснеизация мира". С одной стороны, Диснейленд - это прекрасно. Но когда вся жизнь становится "микки-маусной", когда артисты не настоящие, чувства не настоящие, становится жутковато, как в триллере.
- В чем разница между профессиональным композитором Александром Журбиным и самодеятельным режиссером Максимом Подберезовиковым, рискнувшим в фильме "Берегись автомобиля!" замахнуться "на Вильяма нашего на Шекспира"? Ведь ты "поднимал руку" и на Марка Твена, и Бертольда Брехта, и Томаса Манна, и Антона Чехова.
- Замахиваюсь, потому что я - читатель. Мое самое большое удовольствие - лечь на диван и погрузиться в какую-нибудь прекрасную книжку. А великая литература - это такая музыка! Кстати, в конце концов и на Вильяма замахнулся. Недавно в "Театре Луны", где увидел свет мой мюзикл "Губы", прошли смотрины рок-оперы "Король Лир".
- Шекспир, наверное бы, ужаснулся...
-Ну, во-первых, никто вообще не знает, был ли Шекспир. А во-вторых, нас волновала сама потрясающая история, которую мы показали по-своему. Например, вывели на сцену покойную жену Лира, а его дочери в начале спектакля - маленькие девочки. Вообще сейчас в стране пошла какая-то "лиромания". Наш "Лир" - уже шестой спектакль в Москве. Не знаю, с чем это связано. Может, потому что Путин должен уходить и речь заходит о наследстве...
- А как ты относишься к охватившей страну "мюзикломании"?
- Без зазнайства скажу, что я самый главный русскоязычный специалист этого жанра. В Америке, где прожил двенадцать лет, освоил его фундаментально. Не вылезал не только из залов Бродвея, но и музеев, библиотек. И могу сказать, что у нас мюзикла вообще пока нет. Нет среднего класса, к которому обращен мюзикл. У нас пока мало тех, кто может заплатить за билет 100 долларов. Кроме того, необходимо, чтобы сформировалась традиция восприятия этого искусства. В Америке она существует уже у нескольких поколений: там на мюзикл принято ходить с детства, всей семьей, а премьера - событие для всей страны.
- А может ли вообще у нас привиться этот жанр - природно американский, чуждый разудалому родному веселью и неизбывной тоске?
- Западные мюзиклы не станут у нас столь популярны. Россия отпадет от мюзикла родного. Не знаю, кто его напишет, надеюсь, что я. Но кто-то обязательно напишет! Новый, российский мюзикл появится на новом этапе, новом уровне, с новым поколением исполнителей. Кстати, в нем я вижу и Настю Стоцкую, и Диму Певцова, и Лешу Кортнева, да и того же Колю Баскова. Должна быть потрясающая постановка. Но главное - потрясающая, именно русская история: чтобы зрителю было за кого переживать.
- Такая, как в твоем мюзикле "Владимирская площадь" по Достоевскому?
- Да. Во время фестиваля артисты из Перми сыграют его на сцене Малого театра.
- Но свято почитающий традиции Малый и новомодный мюзикл? Как такое допустил строгий худрук Юрий Мефодьевич Соломин с его верностью строгой классике?
- С Юрием Мефодьевичем, между прочим, мы в очень хороших отношениях. 25 лет назад я написал музыку для спектакля "Сирано де Бержерак", где он сыграл главную роль. И в "Московской саге" с моей музыкой он тоже главную роль сыграл. Но это шутка. А серьезно, думаю, в Малом театре спектакль не вызовет недоумения. Это же не Журбин. Это Достоевский, из которого можно черпать и черпать.
- И все-таки с трудом совмещается в голове Достоевский и мюзикл.
- А некоторые и "Иисуса Христа" считают мюзиклом. А "Чикаго" - это вообще музыкальный водевиль. Хорошенький водевиль, в котором всех убивают! Жанры в сущности ерунда. Они нужны продюсерам, чтобы продать произведения. Одни считают, что рок-опера продается, другие - мюзикл, а третьи вообще предлагают писать канкан.
- Нет ли у лучшего мюзикловеда желания свой мюзикальный театр создать?
- Есть! В Америке я девять лет руководил театром "Блуждающие звезды". Он существовал на мои деньги. Лена Соловей в нем играла. Горжусь тем, что, когда она поставила на себе крест, я заставил ее выйти на сцену. В России нет театра мюзикла. И у меня появилась идея: на базе одного из московских музыкальных театров для начала открыть студию мюзикла. В ней буду не учить, а ставить спектакли, свои в том числе.
- Почему же все-таки, так долго прожив в Америке, вернулся? Не поняли?
- Не приняли. В Америку я приехал абсолютно никому не известным. Но я захотел бросить ей вызов. Промахнулся. Думал, что меня пригласят в американские музыкальные звезды. Пригласили, но в о-о-очень маленькие. Американцы нас действительно любят. Но до известного предела. Как только чувствуют, что ты хочешь делать карьеру, хочешь жить, как они, а не как какой-то паршивый иммигрантишка, тебя тут же тормозят. В результате свою энергию я был вынужден выплескивать в дурацкий продюсерский бизнес. Но мне была нужна музыка. И я вернулся.
- А недавно поселился по соседству с домиком твоего любимого Чехова, по которому написал свою любимую оперетту "Чайка".
- Что еще символичней, в доме, где жил Сергей Васильевич Рахманинов. А вот на этом рояле 1883 года он, как сказал мне прежний хозяин, играл. Когда переехал в этот дом, первым делом подумал: "Почему нет мемориальной доски? Надо бы сделать". А один умный человек посоветовал: "Не надо. Если будет мемориальная доска Рахманинова, твоей точно не будет". Мысль показалась мне правильной. Сергею Васильевичу, наверное, уже и хватит. А мне не мешало бы.
- Известный американский критик уравновесил твой талант с талантом Уэббера. Лестно?
- У нас неуравновешены только гонорары. А вот музыки я написал больше, чем он. Разница в том, что в раскрутку Уэббера вкладываются миллионы, за ним - колоссальная пропагандистская машина. А за мной - только я сам.
- Своему 60-летию что-нибудь новенькое посвятил?
- Нет. Я пишу без поводов, постоянно. Недавно закончил новый мюзикл. И сразу же сел за новый. Ну люблю я это!