01.11.2005 01:00
    Поделиться

    В Метрополитен-опера показали "Золушку"

    Один вечер в Метрополитен-опера

    Марс на Земле

    На свой третий американский день я уже стал привыкать к тому, что Нью-Йорк опрокидывает все представления, выработанные у иностранца голливудским кино и нью-орлеанским джазом. Бродвей, к примеру, оказался бесконечной, темноватой и довольно скучной улицей с грузовиками, фабричного вида домами и отдельными вкраплениями шикарных ансамблей типа площади Колумба, а многократно воспетый праздник огней – это всего лишь Таймс-сквер, толстая и короткая светящаяся сарделька, которую можно пройти за пять минут. Дороги, при езде по которым по легенде не прольешь налитый до краев кофе, оказались ухабистей иных московских, и везший меня таксист по этому поводу внятно матерился на каком-то из языков Индии. Вот и главный оперный театр мира размещается в здании огромном (зал на 3 800 мест!), но сомнительных эстетических достоинств. Зато такой акустики я не встречал больше нигде. Гигантское пространство легко заполняется звуками, слышен шелест платья каждой хористки. Голоса поэтому звучат божественно, причем есть естественная стереофония: звук перемещается вместе с его источником, и можно не глядя определить, где и какой инструмент расположился в оркестре.

    Для москвича, привыкшего, что театр – храм, первым шоком стало отсутствие в Мет гардероба. Плащ берите с собой, - объяснила капельдинерша, протягивая бесплатную программку. Огромный зал уже был завален меховыми манто леди и спортивными куртками джентльменов – побросав одежду, ее обладатели лакомились в фойе водопроводной водой из кранов, установленных вдоль стен, а конические пластиковые стаканчики для питья выдавались автоматами. К кранам тянулась некоторая очередь, чего не скажешь о буфете с шампанским. Заплатив полторы сотни за билет в оперу, леди и джентльмены теперь экономили на соках. Впрочем, может быть, они и в театре заботились о своем здоровье и запивали искусство только чистой родниковой водой.

    Вода в Нью-Йорке действительно замечательная. Как и воздух, для забитого автомобилями мегаполиса неправдоподобно свежий и вкусный.

    Золушку почистили

    В этот вечер давали “Золушку” Россини. Мне повезло: эту восхитительную оперу в Москве вообще не поют по причине непревзойденных вокальных трудностей. А она прелестна – смешна, чудесна по музыке, дает простор режиссерскому озорству и разрешает вволю порезвиться актерам. Золушку-Анджелину пела Ольга Бородина из Мариинки, которая давно стала мировой дивой и дома выступает крайне редко. Она сменила в этом спектакле Чечилию Бартоли, а в принципе немногие меццо отваживаются петь эту опасную партию. Как почти все у Россини, опера пережила много приключений. Увертюру для нее композитор взял из своей же оперы “Газета” - очаровательной, но почему-то не ставшей популярной. А потом, уже после смерти Россини, вещь принялись усовершенствовать кто чем горазд. Обогатили оркестровку: там, где играл один тромбон, стали играть три, где пели две трубы, запели четыре, появились отсутствовавшие у Россини ударные. Мет впервые в ХХ веке поинтересовался оригинальной рукописью Россини, хранящейся в Болонье, и вернул публике “Золушку” в ее первозданном виде – восхищающей прозрачностью звучаний и акварельностью оркестровки, что парадоксально сочетается с азартным россиниевским хулиганством.

    Как известно, Россини отверг “волшебный” вариант сказки и перенес действие в современную ему Италию – у него это бытовая комедия. Режиссер Чезаре Леви подхватывает его хулиганство и вопреки всему напоминает о сказочной природе сюжета: заедет как бы не туда, спохватится и вернется к итальянским реалиям. Так появился летающий ослик, который порхает над сценой, улыбаясь до ушей. А у многоликого Алидоро, который в сюжете исполняет роль Феи, в нужный момент прорежутся золотые крылышки ангела (в этой роли бас-баритон из России Ильдар Абдразаков). Но с этим соседствует совершенно бытовой диван без ножки в доме обедневшего дона Маньифико – на него поочередно грохаются злые сестрички Золушки, и диван перекашивается, вызывая некоторое сотрясение сцены.
    Единственное, что не решился обыграть политкорректный Мет, - разницу в комплекциях статной Золушки Бородиной и принца Барри Бэнкса, у которого малый рост частично искупался мощным тенором. Так что объясняться в любви принц предпочитал Золушке сидящей - тогда они оказывались вровень. Но особенно здорово оба смотрелись в подвенечных нарядах на вершине огромного свадебного торта, возвышаясь там на манер ритуальных фигурок жениха и невесты.

    В принципе в этом спектакле уже многое не отвечало стандартам, сложившимся в московских театрах “Геликон” или Станиславского и Немировича-Данченко, где ни фундаментальность, ни излишняя субтильность уже не проходят – оперные дивы держат себя в строгой форме. Зато нью-йоркская “Золушка” брала немосковским совершенством звука. К тому же это был очень смешной спектакль, а нью-йоркская публика умеет быть замечательно простодушной и радуется любой остроте, даже если знает ее наизусть – смеется так, будто сказку про Золушку видит впервые. О музыкальном уровне вечера не говорю – более безупречного исполнения пока не слышал. Дебютировавший в Мет итальянский дирижер Антонелло Аллеманди вел спектакль с молодой энергией и азартом. Несмотря на очевидную тяжеловесность голоса Ольги Бородиной для этой партии, пела она виртуозно. “Бородина – из тех редких певиц, которые могут все, - писал рецензент Associated Press, - Богатство ее звука уже не сюрприз, но ее способность легко преодолевать стремительность россиниевского письма продолжает изумлять”. И действительно, мощный голос Бородиной создан для Кармен, Амнерис, Далилы – партий монументально драматичных. Но в театрах США она с блеском взяла такие принципиально иные вершины, как “Золушка” и “Итальянка в Алжире”.

    Публика принимала артистов сообразно их звездности, но шедевры, после которых зрители в Большом театре овациями остановили бы спектакль, в Мет проходили незамеченными. Так прошел, к примеру, филигранно спетый секстет второго акта: передо мной состоялось сущее чудо, и я уже навострил ладони для аплодисментов, но публика молчала, и спектакль тихо покатился дальше.

    Классика - лучший бизнес

    Русские на сцене Мет теперь частые гости. В ноябре в новой постановке “Дона Паскуале” участвуют Анна Нетребко и Любовь Петрова, в декабре Джильду в “Риголетто” будет петь Анна Нетребко, в “Летучей мыши” занята Марина Домашенко, а в “Богеме” - Елена Евсеева и Владимир Чернов. На март 2006 года объявлена премьера “Мазепы” Чайковского в режиссуре Юрия Александрова с Николаем Путилиным в заглавной партии, Ольгой Гуряковой (Мария), Ларисой Дядьковой, Олегом Балашовым, Паатой Бурчуладзе и Владимиром Огновенко. За пульт встанет главный приглашенный дирижер Мет Валерий Гергиев. Репертуар театра впечатляет: здесь представлена едва ли вся оперная библиотека, причем пишутся и ставятся новые оперы. Так 2 декабря на сцене Мет пройдет мировая премьера оперы Тобиаса Пикера “Американская трагедия” по роману Драйзера в постановке Франчески Замбелло с костюмами Дуни Рамиковой. А летом 2006 года впервые за многие годы Мет ждет оперную труппу Большого.

    Это театр, богатый во всех смыслах. Список его директоров насчитывает 140 с лишним имен, перечень его патронов и спонсоров занимает 15 страниц, набранных очень мелким шрифтом; на оперно-балетное дело благотворители жертвуют от 3 тысяч до четверти миллиона долларов – чаще всего целевым назначением, на чисто конкретную постановку.

    Американский бизнес давно сообразил, что такое для делового человека престиж. Там вкладываться в классическое искусство – дело чести. Поэтому каждый вечер в Нью-Йорке загорается столько театральных огней, что их хватит на всю Европу, включая родину Чайковского Россию.

    На сайте текст публикуется в авторской редакции.

    Поделиться