Поделиться
Огонь без дыма, насколько я знаю, невозможен. Французы горели, а мы в студиях и домах дымились в жарких спорах о судьбах цивилизации, о будущем нашей Родины...
Эфир плавился в момент выхода программы "К барьеру!", где два Владимира - Соловьев и Жириновский - защищали Париж и Москву от Гейдара Джемаля. Думаю, рейтинг у этого выпуска оказался рекордным. Не припомню случая, чтобы число интерактивных звонков только по Москве перевалило за 100 000. Мне показалось, что в споре телеведущего с марксистом-исламистом Джемалем третий (Вольфович) был лишним. Но за явным преимуществом восторжествовала ксенофобская позиция именно его - Жириновского.
Горячо было на передаче "Судите сами", в которой вопрос тоже стоял ребром, но более интеллигентно: "Разрушает ли демократия Европу?". Здесь выяснилось, что демократия, как жена Юлия Цезаря, вне подозрений. На том спасибо. Но либерализму все-таки досталось и от Михаила Леонтьева, и от Натальи Нарочницкой, коим жестко противостояли Сергей Бунтман и Карин Клеман, убежденные в том, что Франция, как Нина Андреева, не поступится принципами.
Как и можно было ожидать, более ироническое обсуждение парижского огненного шоу вышло в "Большой политике", а более академическое - у Познера во "Временах".
Дефицит же конкретной информации лишь отчасти восполнили репортажи с мест.
Журналистам с канала "Россия" документальное свидетельство досталось с риском для жизни - их машину подростки забросали камнями. Один из лучших российских телерепортеров Андрей Лошак (НТВ) все-таки сумел внедриться в стаю поджигателей и дал хоть какое-то представление о том, что к чему и отчего.
"Представление" новой версии балета Асафьева "Пламя Парижа" примечательно и поучительно в сопоставлении с догадками и теориями авторитетных политологов и известных политиков.
В теории это:
а) с точки зрения левых, мировая революция - французские гавроши на горе всем буржуям мировой пожар раздули. Их девиз: "Аутсайдеры всех стран, соединяйтесь!";
б) по размышлению концептуалистов, война двух цивилизаций - исламской и христианской;
в) по данным конспирологов (в частности, Джемаля) - заговор ЦРУ и происки Израиля;
г) по соображениям консервативных политиков - следствие непродуманной миграционной политики;
д) по впечатлению моралистов, причины бесчинств - в отсутствии со стороны французских властей должной воспитательной работы среди молодежи;
е) по ощущениям космополитов, случившиеся безобразия - результат латентного расизма;
ж) по мнению культурологов - столкновение культур;
з) прочее: межэтнические, межконфессиональные трудности сосуществования, злостное хулиганство, пренебрежение духовными ценностями - как собственными, так и чужими.
Вот, примерно, то, что мне удалось выловить и по возможности классифицировать за эти дни общения с говорящими, а нередко и кричащими телевизионными головами.
Несомненно, такие дискуссии поднимают со дна общественного подсознания все темные рефлексы и тяжелые наследственные комплексы. Тут нам и обиды суконных рыл на калашные ряды, и так называемая имперская идентичность (выражение Михаила Леонтьева), и неизбывная печаль человека, давно приученного жить на осадном положении, и, понятное дело, жажда реванша, если не геополитического, то на худой конец - сугубо эмоционального, торжествующего в воплях, в истериках, в апокалиптических видениях.
На этой же неделе на "пламя Парижа" было опрокинуто два ушата воды. Пустяки, конечно; головы наши они не остудили, но не заметить их думающие люди не могли.
Один "ушат" был "вылит" в "Премьере русского абсурда" Феликсом Разумовским, рассказавшим в прошлый понедельник, как вспыхнуло пламя московского восстания 1905 года. Второй - репортаж Андрея Лошака уже с театра нынешних революционных действий.
100 лет назад вооруженное восстание как снег на голову москвичей свалилось. Тоже ведь никакой особой социальной причины не было. На Прохоровской мануфактуре, ставшей центром и штабом бунтарей, царил до этого социальный мир между наемными рабочими и хозяином. Отчего именно они взбесились и полезли на баррикады? Отчего московские обыватели помогали бомбистам и буревестникам строить баррикады?
Что-то иррациональное было в их поведении. И гагарам бывает скучно, и они не прочь побеситься, побелениться... Особенно в том случае, если предлагается красивая идеологическая крыша.
В 1905-м она была предложена сначала романтиками-террористами, затем - учеными-марксистами.
Охотников обосновать "французский абсурд", как могли заметить российские телезрители по тем программам, которые здесь упоминались, - тьма.
В репортаже Лошака показан симпатичный мальчик. В глазах ни йоты злобы - одна доброжелательность и детская открытость. Он объясняет репортеру, что поджечь машину очень просто: разбиваешь стекло салона, прыскаешь туда немного бензина, вбрасываешь клок горящей газеты и убегаешь.
Понятно, что для этих мальчиков горящие синим и желтым пламенем машины - игра. Но репортер идет дальше: он завязывает знакомство с теми ребятами, кто постарше и кто зажигает тех, кто по- младше.
Один из них зажигает рэпом. Это ихний пролетарский Максим Горький. Зовут его Нуну и у него есть свой "Рэп о Буревестнике". В подстрочном переводе с французского он звучит примерно так: "Давай, давай! Вставай, вставай! Свой квартал поджигай!". Получается романтизация коллективного суицида.
В репортаже Лошака видно, как французские шариковы, наслушавшись французских швондеров, задним числом и задним умом радостно хватаются за их мотивировки и формулировки.
...Самое печальное ощущение: страну и даже целый континент так же легко поджечь, как машину. Во всем, что произошло в рационально организованной и отстроенной Франции, гораздо больше иррационального, чем рассудочного, просчитываемого социологами. Вот в чем проблема.
Тем временем Александр Гордон, этот Миша Берлиоз нашего времени, в своей программе "2030" по вторникам строит планы на отдаленное будущее, не опасаясь насмешить ехидного Воланда.