Поделиться
Перерыв был связан с тем, что за участие в редколлегии неподцензурного альманаха "Метрополь" Евгения Попова в 1979 году исключили из Союза писателей, в котором он и посостоять-то успел чуть больше полугода. А вообще это веселый писатель и обаятельный человек. Недаром его называют "самым веселым анархистом современной российской словесности".
Российская газета: Ваша книга называется "Опера нищих". Почему такое Брехтовское название?
Евгений Попов: Почему Брехт? Прежде всего я вспоминаю пьесу английского драматурга Джона Гея "Опера нищих".
РГ: По мотивам которой написана "Трехгрошовая опера" Брехта. В любом случае игра в оперу налицо. Это жанр такой? Или вы современную жизнь воспринимаете как оперу?
Попов: Это шум времени. Помните, как у Мандельштама? Шум времени, который складывается в определенную музыку.
РГ: В этой книге вы представлены в разных жанрах: короткий рассказ, беседы с известными людьми (Аксенов, Ахмадуллина, Войнович, певец Шнур) и описания случаев из жизни. Вы сознательно стремились к эклектике?
Попов: Нет, так сложилось. Эту книгу я не задумывал как нечто цельное. Скажем, книгу "Плешивый мальчик" я только придумывал полгода. А здесь решил собрать то, что написано. Кстати, для меня, как для рассказчика, это как раз не короткие рассказы, а довольно длинные. Обычно я пишу рассказ самое большое на 12 страниц. А здесь есть и на печатный лист. Но это именно в чистом виде рассказ. Без всяких "штучек".
РГ: В 60 лет известный писатель может называть себя маститым. Вы чувствуете себя маститым?
Попов: Ну вы же меня хорошо знаете! Маститым я себя не ощущаю и говорю это без кокетства. Каждую новую вещь мне писать так же трудно, как и первые вещи. Даже еще труднее. Потому что сначала приходится продираться через все, что ты до этого написал. Я пытаюсь менять жанры, тематику, хотя бы чуть-чуть...
РГ: Ну вы всегда экспериментировали.
Попов: Да, но сейчас я меняюсь как раз в сторону традиции. Мне хочется писать именно классические рассказы. "Он сказал..." "Она ответила..." Такое, если угодно, линейное повествование, а не взвихренное, как было у меня раньше.
РГ: Становитесь реалистом?
Попов: На каком-то новом этапе. Все-таки нельзя делать вид, что в искусстве ничего не произошло. Чистый реализм нафталином попахивает. А вообще я за любые "измы", но с человеческим лицом. Лишь бы читателю было интересно.
РГ: У вас есть знаковая книга "Подлинная история "Зеленых музыкантов". Она состоит из короткого текста и огромного к нему комментария. По сути, это концептуальный комментарий к советской жизни. А к нынешней жизни вы не хотите написать комментарий?
Попов: То, что было в той книге, это не комментарий, а сама жизнь. И я писал ее, когда после событий прошло 15 лет.
РГ: И сейчас надо ждать 15 лет?
Попов: Конечно, надо ждать. Не может что-то созреть, пока не прошло время. То, что нам сейчас кажется эпохальным, потом окажется, в сущности, чепухой. Так что "концепт" нынешнего времени создавать рано. А жизненные подробности просто должны быть в современной прозе. Кстати, сейчас я читаю много рукописей молодых по линии премии "Дебют", форума молодых писателей, и чувствую в них отчетливую тягу к реализму.
РГ: Вам это интересно?
Попов: Мне очень это интересно! Я мечтаю найти там то, от чего я содрогнусь.
РГ: Вы уже говорите просто как патриарх, как Солженицын. И что вы думаете о молодых?
Попов: Резко изменился сам облик литератора от 18 до 25 лет. Меня поражает их круг чтения. Они знают и Ремарка, и Фолкнера, и постмодернизм, и наших шестидесятников, и все им интересно. Они очень резко отличаются от поколения литераторов, которым сейчас от 35 до 40 лет. Там полное низвержение "шестидесятников" с "парохода современности". А эти никого не низвергают. Они прекрасно эрудированны. Отлично знают литературу второй половины ХХ века: Солженицына, Аксенова, Владимова. Меня это даже поражает. Казалось бы, откуда? Их воспитывали совсем по-другому. И еще в них чувствуется усталость от литературных игр. Они говорят: мы это можем, но мы этого не делаем. В них есть стремление к тому, чем всегда была славна русская литература. Они хотят просто рассказывать, утешать, обманывать чуть-чуть... Терапевтировать чуть-чуть... Но не лечить. Писатель все-таки не доктор. Чехов - не доктор.
РГ: Вопрос к вам как к одному из основателей русского Пен-центра. У нас есть наконец полная свобода слова?
Попов: Это не один, а два вопроса. Свобода слова и полная свобода слова. Свобода слова у нас несомненно есть. Было бы ханжеством говорить, что ее в России нет. Полной свободы слова нет нигде. Это миф. Какая может быть полная свобода слова, если я знаю, что такой-то человек мерзавец, но никогда об этом не напишу.