Поделиться
Травма
Учебный год в Южно-Сахалинском филиале Дальневосточного юридического института (так называется это заведение, в котором курсанты находятся на казарменном положении, выпускает через два года обучения лейтенантов милиции) начался, как во многих учебных заведениях, с уборки картофеля на совхозных полях.
Целый месяц в любую погоду - в дождь и холод с девяти утра до шести вечера курсанты закидывали мешки с картошкой на грузовик. Уже в середине этого срока курсант Иван Богданов почувствовал неприятные ощущения в спине. В мешке не меньше пятидесяти килограммов, он набит доверху, даже не завязывается, грузовик по полю едет быстро, не давая передохнуть... Но не хотелось начинать новую жизнь с нытья. Да и жаловаться было некому: никого из работников института рядом с курсантами не было. Они появились лишь однажды, пригрозив: тот, кто будет отлынивать, лишится воскресных встреч с родственниками. А этого вчерашние школьники боялись больше всего.
Кончилась картошка, пошла другая тяжелая работа. Ване запомнилась яма после прокладки какого-то кабеля на территории института. Почему-то носилки были сломаны, и они, курсанты, чтобы засыпать эту яму, таскали мокрый песок и камни в ведрах. Путь с поклажей был неблизкий - метров 400... А потом началась ежедневная уборка снега на территории. Наверное, такая работа - обычное дело в мужских заведениях закрытого типа, но Ванино положение усугублялось тем, что наряду с этим он, не прерываясь ни на один день, нес наряд по уборке помещений. Чем-то не понравился он начальнику курса (увидев Ваню, я поняла чем - на его лице было написано, что он думает о человеке), и тот три месяца ежедневно заставлял его мыть полы в казарме и учебных корпусах... К новому году даже педагоги заметили неполадки в облике курсанта: "Что тебя так перекосило?" Но этого не видел начальник курса - самый близкий, самый непосредственный командир, контактирующий с курсантами весь день. Он по-прежнему не освобождал Ваню от мытья полов.
Наконец Ваня пожаловался на боли в спине врачу лазарета. Рентген, диагноз: левосторонний сколиоз II степени в резкой, обостренной форме. Врач освободил больного курсанта от физических нагрузок. Но по приказу командира тот продолжал таскать ведра и мыть полы. Его заставляли убирать даже в лазарете. Дежурные обзывали симулянтом, пинали кровать: чего разлегся в одежде? В лазарете было холодно и сильно дуло из окна.
Госпиталь и поликлиника УВД, анализы, снимки, консультации... Точку поставил ортопед-травматолог областной больницы: "Прекратите мучить парня... Дело серьезное. Немедленный постельный режим".
Впереди у Вани не менее четырех месяцев лечения, списание из органов МВД... Вновь жизненное перепутье, только одно известно: в армию такого инвалида уже не возьмут.
Командир
Физические травмы можно зафиксировать. Душевные - куда сложнее. Ваня вспоминает добрым словом только преподавателей, лекции были единственным светлым пятном в его четырехмесячном пребывании в институте. Так считает не только он.
Когда страну всколыхнул жуткий случай в Челябинском танковом училище, про больного курсанта вдруг вспомнили
В корпункт "Российской газеты" обратились родители курсантов. Они попросили разобраться в обстановке, сложившейся в филиале, считая ее бесчеловечной, внушающей отвращение к учебе и службе. Курсовое руководство в лице капитана милиции Сергея Роговенко (по военному ранжиру такая должность соответствует командиру роты) насаждает дедовщину, нецензурщину, стравливает курсантов разнообразными методами, заставляя их наушничать друг на друга. Одни и те же, попавшие в немилость, курсанты не вылазят из нарядов по уборке помещений, в то время как другие в наряды совсем не заступают. Все это не может не дать плоды - среди курсантов нередки случаи краж, наркомании, мордобоя... Дошло до того, что сыновья не только расхотели учиться, но говорили, что покончат самоубийством, если их родители не заберут из училища.
Капитан от встречи с корреспондентом не уклонялся, смотрел открытым и ясным взором, на вопросы отвечал с готовностью. В филиале с первого дня его существования сделал с курсантами немало: бывший детский садик, заброшенный и превратившийся в отхожее место, перестроен и обихожен. Но был вопрос, на который он так и не ответил. Неужели недостаточно такого мощного средства воздействия на курсантов, как разрешение на увольнение, на встречу с родными? Ведь ради этих еженедельных встреч парни готовы на все. Зачем же их еще унижать, ломать через колено? Ведь все курсанты, с которыми я разговаривала, признались, что ни с какой проблемой, ни за каким советом к капитану не пойдут. И в бою его грудью заслонять не станут. Страх и неуважение - плохая основа для героизма...
Когда я ознакомилась с дисциплинарными карточками курсантов, желание продолжить разговор пропало намертво. В некоторых карточках записи были. Но у опальных, тех, кто мне жаловался, они были первозданно чисты. Ни провинностей, ни объяснительных, ни наказаний... Ни у курсанта Богданова, два месяца не расстающегося с ведром, ни у того бедолаги-второкурсника, второй год ежедневно драющего полы... Запускай хоть сейчас самую строгую комиссию - никакого превышения полномочий у капитана не обнаружит...
В армии хуже
Если остальные родители старались "не засвечиваться", то отец Вани Владимир Богданов, двадцать лет прослуживший в милиции, отличник службы, действовал открыто. И начальнику филиала Николаю Голюку, и его заместителю по кадрам и воспитательной работе он задавал беспокоящие его вопросы: почему в институте насаждаются зоновские порядки? Почему внушают курсантам, что умные здесь не нужны? Почему его сын в нарушение устава столько времени моет полы? Он измучен, резко исхудал, отупел, жалуется на боли в спине... Почему курсанты, расписываясь за полную сумму стипендии, тем не менее получают на пятьсот рублей меньше, которые у них вычитают якобы на хозяйственные нужды?
Начальник филиала тревоги отца не разделил: у командира, на которого жалуются, за плечами образование, позволяющее занимать такую должность... ЧП в институте исключены - при поступлении абитуриенты проходят специальные тесты на склонность к суициду. И вообще запомните: в армии - хуже...
На следующий же день после разговора с начальством филиала на курсанта Богданова посыпались оскорбления и насмешки. И перед всем строем: "Среди нас завелись стукачи" и в столовой: "Жри, жалобщик!" Появилась и стенгазета с уничижительными для Вани карикатурой и текстом. Оскорбляли Ваню до последнего дня его пребывания в институте. Даже фельдшер лазарета, сопровождающая его в больницу УВД, корила: "Смотри, тебе, симулянту, даже машину дали..."
За два месяца больного никто не навестил, не поинтересовался его самочувствием - ни товарищи, ни педагоги. Отцу, пытающемуся прояснить судьбу сына, заявляли: заболевание с детства, парень подлежит списанию из органов, лечите на свои средства. Но тут представители органов просчитались. Ваня трижды после школы проходил медкомиссию. Он, как и многие его сверстники, колебался в выборе профессии и отправлял документы то в Иркутский кадетский корпус, то в институт ФСБ. И трижды комиссия давала заключение, что он здоров.
Когда страну всколыхнул жуткий случай в Челябинском танковом училище, про больного курсанта вдруг вспомнили. Заведующий кафедрой приехал к Богданову-старшему прямо на работу. Говорил о хорошей учебе его сына, сетовал, что такой кадр покидает институт. Уговаривал вернуться после лечения, которое УВД осуществит за свой счет. Владимир Анатольевич посулам не поверил. Ваня же о возвращении и слышать не хотел.
Ситуативный дисбаланс
Штатному психологу института Елене Дрыгиной по статусу положено предотвращать конфликты. Курсанты еженедельно проходят в ее кабинете занятия по психологической разгрузке. Она чувствует атмосферу курса, поименно знает изгоев. Согласна, что молодежь, особенно в таком заведении, подвержена стадным инстинктам, с радостью бросается на тех, кто высовывается, на кого указало начальство. Но психолог ничего страшного в атмосфере института не находила и не торопилась вмешиваться. Объяснила: во-первых, потому, что восставать против системы бессмысленно - "только Система объективна. А наше мнение о ней - субъективно". Во-вторых, суицидов не будет (дались эти суициды!) - все абитуриенты проходят тесты на наличие патологических отклонений. А то, что рассказали мне недовольные, не что иное, как "ситуативный дисбаланс", связанный с непривычной для курсантов обстановкой: недосыпанием, работой, зарядкой, постоянным нахождением вместе... На втором курсе молодые люди меняются, баланс восстанавливается.
Да, они меняются. Примиряются с "объективностью системы". Но становится их, таких поумневших, по институтской статистике, в два раза меньше.
- Нас эти цифры не пугают, - не раз слышала я от руководства. - Все отсеянные - случайные для милиции люди, пойманные на распитии спиртного, на драке, на употреблении наркотиков.
Правда, курсант Богданов, выбравший жизненный путь не по сериалу "Бригада", а по "Ментам", не пьющий, не курящий, трудолюбивый, хорошо учащийся, в этот список случайных для милиции людей никак не вписывался ... Видно, от общей цифры отсеянных величина столь малая, что, как говорят в математике, ею можно пренебречь.
| мнение |
Служащий УВД, майор милиции:
- Всю страну всколыхнул челябинский случай. Сейчас все голову ломают: как такое могло произойти, почему не увидели, не доглядели, не забили тревогу те, кому это было положено. Случай с курсантом Богдановым и атмосфера филиала наглядно показывают, что мы имеем дело с системой, которую надо ломать. Это система безжалостности, невнимательности к человеку, ориентации на армию, "в которой еще хуже", на то, что "нам умные не нужны". Это ориентация не на доброту, честь и совесть, а именно на зону - ее легче организовать, ею легче управлять. В филиале несколько командиров, пришедших из УИН. Плоды этого весьма печальны: выпускники института, которые уже влились в наши ряды, обладают низкими знаниями, безынициативны, склонны унижать попавших от них в зависимость людей. Я тоже человек системы, считаю, что ее надо ломать не снизу, поэтому прошу не указывать мое имя.