Поделиться
Первое мое яркое впечатление об экс-президенте Сербии, а затем Югославии Слободане Милошевиче относится к весне 1997 года. Тогда в Белград прилетела бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт. Вопреки обыкновению никогда не устраивавший встреч с прессой Милошевич открыл для журналистов двери своей резиденции. Мы выслушали короткие обтекаемые заявления Мадлен и Слободана. Оба они держались надменно, как вожди двух враждующих племен. Протокольная съемка их встречи была показана по телевидению, и я, покатываясь со смеху, комментировала вслух, что Милошевич сидел перед госсекретарем США, задрав ботинок на подлокотник кресла. Уж так он хотел всем своим видом подчеркнуть свою независимость перед грозной дамой, которая в общем-то и подожгла фитиль войны НАТО против СРЮ в марте 1999 года.
А тогда, за два года до бомбардировок, Милошевич как человек светский проводил свою высокопоставленную гостью до крыльца резиденции и помахал ей рукой. Журналисты устремились вслед за Олбрайт, которая отправилась в пешую прогулку по Белграду. Охрана еще не успела увести президента Сербии в здание, и я, задержавшись на крыльце, подошла к нему, представилась и попросила об интервью. Милошевич вздрогнул и обернулся по сторонам. Было совершенно очевидно, что он испугался постороннего лица, приняв меня, очевидно, за сумасшедшую. Вымолвив: "Првим приликом" ("При первой возможности"), он поспешно удалился. Наблюдавший эту сценку бывший глава МИД Югославии Милан Милутинович едва скрывал смех. Я уже тогда поняла, и потом это впечатление подтвердилось, что под телекамерами и без них Слободан Милошевич мог меняться на глазах. В качестве публичного лидера - самоуверенного, несговорчивого, жесткого - его знал весь мир. А вот каким он был, оставаясь один, без свиты?
Когда в 2000 году в Белграде победителем президентских выборов был признан Воислав Коштуница, один мой сербский приятель поехал в особняк к Милошевичу морально поддержать своего друга. Он был поражен тем, что Слободан и его жена Мира Маркович сидели дома в полутемной гостиной, при закрытых шторах, при выключенных электричестве и телевизоре. Из этого эпизода можно сделать вывод, что и Милошевичу были ведомы чувства страха, отчаяния, безволия.
Два эти эпизода отражают взлет и падение Милошевича. Вершиной его политической карьеры было 25 июля 1997 года, когда Скупщина СРЮ избрала сербского лидера президентом Югославии. Падение пришлось на осень 2000-го, когда он самонадеянно решил провести досрочные всенародные выборы и проиграл их. Ну а крах постиг его 1 апреля 2001 года, когда по распоряжению бывшего премьера Сербии Зорана Джинджича Милошевич был арестован, а немного позднее тайно выдан Гаагскому трибуналу.
На период его правления пришлись межэтническая война на Балканах 1991-1995 годов, развал Югославии, от которой ему остались только Сербия и Черногория, две революции в Белграде, воздушно-наступательная операция НАТО, фактическая потеря края Косово. Одно простое перечисление этих событий говорит о том, какова же должна была быть сила характера, чтобы выстоять в этих схватках не на жизнь, а на смерть.
...Сербы любят разговоры и анекдоты о своем национальном характере. Ключевое понятие в нем "упркос" - "наперекор". Анекдоты примерно такие: англичанин и француз бросаются с моста в Дунай, чтобы на спор выиграть автомобиль или женщину, а серб бросается потому, что ему крикнули: "Да ты ни за что не прыгнешь!" В этих байках есть зерно истины. И понятие "сербский или балканский характер", что подразумевает упрямство и упорство в отстаивании своей правоты, напрямую приложимо к Слободану Милошевичу. Во всяком случае свой очерк о нем в честь избрания Милошевича президентом СРЮ я назвала "Балканский характер". Публикация, видимо, пришлась по нраву бывшему руководству Югославии, и ее перепечатало национальное информационное агентство ТАНЮГ.
И буквально через несколько часов мне представилась возможность во второй раз пообщаться с Милошевичем. Чтобы ни у кого не сложилось впечатление, что я сегодня досочиняю события, приведу выдержку из своей книги, изданной в 2000 году.
...В тот день, 25 июля 1997 г., ... его жена Мира Маркович отмечала третью годовщину своего движения "Югославские левые" (ЮЛ).
В штаб-квартире ЮЛ на свежем воздухе проводился пышный прием, на который собралась вся местная элита: руководители правящей Социалистической партии Сербии, члены правительства СРЮ и Сербии, банкиры, владельцы коммерческих предприятий, артисты, журналисты. Неожиданно пожаловал на прием к супруге и новоизбранный глава государства. Он в лучах софитов обошел двор здания, обменялся рукопожатиями с гостями и поднялся на ступени, ведущие к выходу.
Я сказала мужу:
- Пойдем и мы домой, больше ничего интересного не будет. Напишем для ТАСС заметку о том, что муж и жена поздравили друг друга по случаю важных событий в их политической жизни.
На крыльце мы заметили, что Слободан Милошевич вовсе не покинул высокое собрание. Он стоял и беседовал с каким-то господином. Рядом в традиционно черном костюме находилась супруга президента...
Мира Маркович, заметив нас, тронула мужа за рукав:
- Слоба, тебя ждут люди.
Слободан Милошевич кивнул нам, мы подошли.
Я снова представилась и заныла, как в первую встречу, о том, что пишу ему письма и не получаю ответов.
Что-то похожее на снисхождение к моим дипломатическим усилиям тронуло лицо президента, и он сказал проходившему мимо:
- Официант, виски!
Мы випили виски, и Слободан Милошевич пообещал, что скоро меня пригласят на интервью с ним. Увы, так и не пригласили...
Я перепечатала из своей книги эту ни к чему не обязывающую сценку, чтобы читатель мог хоть немножко почувствовать манеру общения Милошевича с людьми. Об этом ведь теперь мало кто расскажет. Борис Ельцин назвал его "трудным переговорщиком". Большего первому президенту России и нельзя было сказать. Евгений Примаков как дипломат даже такой довольно мягкой характеристики позволить себе не мог. Правда, бывший глава МИДа Игорь Иванов приватно говорил мне, что Примаков, будучи министром иностранных дел, еще в 1996 году предостерегал Милошевича о том, что его ждут большие проблемы из-за Косово, что нужно начинать переговоры с косовским лидером Ибрагимом Руговой о расширении автономных прав края. И я помню, что первой моей заметкой в качестве корреспондента ИТАР-ТАСС в Югославии было как раз сообщение о том, что в конце августа 1996 года Милошевич и Ругова договорились о возобновлении преподавания в Косово на албанском языке.
Вот я и добралась до самого главного в этом рассказе о Милошевиче - о проблеме Косово, которая привела его к краху и к смерти.
Мне ничего не нужно додумывать, потому что с 1996-го до середины 2001 года я изо дня в день, почти без выходных, была хроникером событий вокруг Косово. Поскольку до командировки в Югославию я руководила политической редакцией ИТАР-ТАСС, была в Чечне и знала ситуацию вокруг Чечни, то могу утверждать: косовский кризис начинался по чеченскому сценарию.
Вооруженные косовские албанцы начали обстреливать сербские полицейские патрули. В ответ сербы по российскому опыту стали проводить "зачистки" в населенных пунктах края. Понятно, что там гибли люди. Причем, о погибших албанцах западная пресса, естественно, писала, что это были мирные граждане. Правда, оставалось необъясненным, как это мирные граждане отбивают атаки полиции с помощью гранат и автоматов. Иначе почему десятками гибли и стражи порядка? Потом "мирные албанцы" стали брать под контроль целые участки дорог, не пропуская по ним не только вооруженные сербские патрули, но и транспорт с косовскими сербами. Стали пропадать люди. Появились заявления некой новообразованной "Освободительной армии Косово" (ОАК). Даже косовский лидер Ибрагим Ругова поначалу утверждал, что эта "армия" - плод пропагандистских усилий официального Белграда.
Я начала разговор о Косово аналогией с Чечней. Но если Чечня для России была завоеванной в ходе кавказских войн территорией, то Косово для Сербии - исток ее государственности. Там зарождались первые сербские монастыри, там сербы давали бой турецким захватчикам. Косово для них - национальная святыня, политая кровью и потом земля. Там даже с цветком - диким пионом - связана легенда, что его бутоны расцветают на месте гибели сербских воинов.
При этом история конфликта вовсе не опровергает того факта, что Милошевич резко ограничил автономные права края, что албанцы до военных событий 1999-го не участвовали в знак протеста против политики Белграда в официальных выборах, не обучали детей в системе гособразования, не пользовались бюджетной медициной. Они проводили свои альтернативные выборы, которые Белград называл незаконными, и имели правительство в изгнании. Это правительство и собирало со всей албанской диаспоры на Западе налоги в пользу "Освободительной армии Косово".
Целью этой "армии" было отнюдь не требование восстановления автономных прав Косово, а провозглашение независимого статуса края.
Что было делать Милошевичу в этой ситуации? Если бы он умыл руки и позволил событиям развиваться по сценарию сепаратистов, его бы свергли в считанные месяцы. Не будем забывать, что правящей Социалистической партии Сербии постоянно наступала на пятки националистическая Сербская радикальная партия во главе с Воиславом Шешелем, лозунгом которого было воссоздание "Великой Сербии". Милошевич, и выполняя заказ электората, и стремясь сохранить свою власть, вынужден был предпринимать усилия, в том числе и репрессивные, для удержания Косово в составе Сербии. Он-то и к власти пришел как защитник косовских сербов, заявив в 80-х годах на митинге в городке Косово Поле, где сербы подвергались притеснениям со стороны албанцев: "Никто не смеет вас бить". Он был связан по рукам и ногам этой клятвой заступника.
И он был вынужден усиливать в Косово военно-полицейское присутствие, чтобы подавить вооруженное сопротивление ОАК. Параллельно со столкновениями сербских сил безопасности и албанских боевиков вокруг политики официального Белграда началась информационная война. Мы, бывшие советские люди, можем только догадываться о ее настоящих масштабах. Ведь к нам из-за "железного занавеса" в свое время пробивались через глушилки лишь отдельные "голоса". А в эпоху Интернета, при существовавшей в Сербии оппозиционной прессе и целой сети неправительственных организаций Запад в течение нескольких месяцев сумел внушить мировому сообществу и части сербского общества, что политика Милошевича в Косово - это вопиющее нарушение прав человека, настоящий геноцид.
Но мне как хроникеру было очевидно: идет борьба за сохранение страны, и если государственной машине противостоят стихийно сформированные вооруженные отряды, то потерь на их стороне будет больше, и они обречены.
На Западе это тоже поняли и навязали Милошевичу присутствие в Косово миссии ОБСЕ во главе с американским генералом Уильямом Уокером.
Он-то и наладил контакты политиков США с лидерами Освободительной армии Косово. Весь мир обошли снимки бывшего помощника госсекретаря США Ричарда Холбрука, который по мусульманскому обычаю разувшись, в одних носках, сфотографировался с главарями ОАК на некой приватной встрече. А вскоре генерал Уильям Уокер раструбил по всему свету, что в январе 1999 года в косовском селе Рачак сербская полиция расстреляла группу мирных крестьян. Это был старт к подготовке натовских бомбардировок территории Югославии.
Белград сделал последнюю судорожную попытку избежать войны с НАТО. В Рачак приехали независимые финские патологоанатомы. В их задачу входило установить: были убитые боевиками или мирными гражданами, переодели ли родственники тела погибших в гражданскую одежду (сербская пресса утверждала, что на одежде не было отверстий от пуль), взять с кистей рук погибших парафиновые пробы на предмет наличия пороха и частиц металла. Но выводы независимых экспертов были засекречены, и мировая общественность не знает о них по сей день. Почему? Думаю, потому, что Америке и НАТО нужна была война, а не истина.
После событий в Рачаке при посредничестве международных наблюдателей безуспешно прошли два раунда переговоров сербской и албанской делегаций Косово во Франции, и 24 марта 1999 года начались налеты авиации НАТО на Белград и другие города страны, в том числе на позиции югославской армии в Косово.
Мне и тогда, и теперь еще горько из-за того, что он во время бомбежек не берег так же тщательно, как себя и своих близких, сотрудников сербского телевидения РТС. В подвергшихся разрушению с воздуха правительственных зданиях и в штаб-квартире правящей партии не погиб никто: персонал был заранее эвакуирован. А вот на РТС погибли 16 человек, хотя загодя было известно, что здание телевидения будет уничтожено. Министр информации водил туда иностранных журналистов, доказывая, что это - мирный объект. Мало у кого не было сомнения, что сербский режим обрек телевизионщиков на "резонансную гибель".
Да, в Милошевиче было много цинизма, высокомерия, уверенности в собственной непогрешимости. Он, как и наш бывший президент Михаил Горбачев, не нуждался ни в чьих советах, ни к кому не прислушивался. Он вещал с трибуны съездов СПС, за несколько лет сделал два-три обращения к нации. Никогда не проводил пресс-конференций и даже не имел пресс-секретаря. Он был закрыт для общения, для общества.
И мне всегда казалось, что сербы этого не заслуживают, хотя их автоматически сделали виновной стороной за все кровопролитные события на Балканах 90-х годов.
Знаменитый сербский бард Джордже Балашевич к концу минувшего века выпустил диск под названием "Девяностые", в котором проклял эти годы и Слободана Милошевича как недостойного своего народа лидера.
Когда я заговорила на эту тему с Бориславом Милошевичем, бывшим послом Югославии в России, задав ему вопрос, почему же его брат был так далек от своего народа, дипломат опустил глаза, не желая поддерживать этот разговор, и только выговорил: "Посебно дама" ("Особенно дама").
Как бы тяжело ни было сейчас вдове, я все равно скажу, что она была злым гением своего мужа. Он любил ее так, что истории их трогательных взаимоотношений просачивались в прессу. Они ходили, держась за руки. Он называл ее "Маца" (Киска) и поднимал тосты за ее выходившие в свет бездарные книги и за то, чтобы она всегда его любила. В молодости в городке Пожаревац, где они росли, их называли сербскими Ромео и Джульеттой. Но Мира Маркович придумала себе роль политического деятеля, возглавила созданную под нее партию новых коммунистов "Югославские левые", выступала с бесконечными проповедями по телевидению, раздражала народ до белого каления. А если еще учесть, что сербское общество сохранило в себе восточные черты чисто мужского мира, можно себе представить, до какой степени ненавидели сербы супругу вождя. Но она, дочь сербской партизанки, которую, по преданию, расстреляли фашисты, несла в себе идею борьбы с внешним врагом, которого для нее олицетворял Запад, и бесконечно внушала эту идею мужу. В итоге это взаимное неприятие Запада и Милошевича и погубило его.
До конца своего правления теперь уже бывшей Югославией он никогда не производил впечатление человека нездорового. Более того, упомянутый мною сербский бизнесмен рассказывал, что когда однажды он пришел в рабочий кабинет Милошевича, вернувшись из Москвы, президент спросил его: "Что будешь пить?" - "Чай" - "Какой чай, ты не в России. Принесите бутылку ракии". Я каждый раз отмечала про себя, какой у него румяный вид и ни одной морщины на лице. В Гааге же он заметно поседел. Но никто бы не сказал, видя его на экранах телевизоров, что этот человек смертельно болен. Можно только представить, как подтачивали сердце этого человека-скалы выпады Карлы дель Понте, главного обвинителя Гаагского трибунала, беспросветность процесса, отказ на просьбу выехать на лечение в Москву. Нервы его были натянуты до предела. И стержневая струна не выдержала нагрузки, оборвалась.
Может быть, эта смерть усмирит, наконец, неистовых ревнителей Гаагского трибунала, которые дали мирно уйти из жизни бывшим лидерам хорватов и боснийских мусульман Франьо Туджману и Алие Изетбегович, которые в равной со Слободаном Милошевичем степени олицетворяли противостоящие в балканской войне стороны. Может быть, и недавняя смерть Ибрагима Руговы была неким сигналом свыше о том, что история перевернула свою страницу и нужно начинать писать новую. Иначе чем ХХI век будет отличаться от века минувшего?
| следим за ситуацией |
Во вторник Международный трибунал по бывшей Югославии официально закрыл уголовное дело Слободана Милошевича. Однако вопросы о причине смерти бывшего югославского президента и о том, где он будет похоронен, до сих пор остаются открытыми.
Прошедшее во вторник утром очередное заседание Гаагского трибунала по делу Милошевича, на этот раз последнее, продолжалось всего несколько минут. "Мы выражаем наше глубокое сожаление по поводу того, что эта смерть не дала возможности свершиться правосудию", - заявил председательствовавший судья Патрик Робинсон. Он выразил благодарность всем участникам процесса - свидетелям, адвокатам, юридическим советникам, прокурорам, журналистам и техническому составу суда. Последние пять лет команда Гаагского трибунала работала с единственной целью - вынести обвинительный приговор диктатору.
А пока МТБЮ делает все возможное, чтобы поскорее замять самый серьезный скандал в своей истории, число его моральных противников продолжает расти. Даже завзятый демократ и сторонник западной точки зрения на политические процессы на Балканах президент Сербии Борис Тадич выступил с критикой работы трибунала. Очевидно, находясь под серьезнейшим давлением общественного мнения Сербии, он заявил, что МТБЮ "несет ответственность" за смерть Слободана Милошевича и "очень жаль, что в Гааге не желают этого признавать". Сербский президент также заметил, что Милошевич, "несомненно, должен был иметь более качественное медицинское обслуживание, чем то, которым его обеспечивали в тюрьме".
Тем временем снять большинство вопросов о причинах смерти подсудимого голландские врачи пока не смогли. Версии о самостоятельном приеме Милошевичем каких-либо не прописанных препаратов, следы которых якобы были обнаружены в его крови, не выдерживают никакой критики. Если же предположить, что лекарства намеренно давались умершему - данный факт стараются не комментировать, перед тюремным начальством возникает уже иная - отнюдь не радужная перспектива.
Чтобы хоть как-то прояснить запутанную ситуацию, в Гаагу вчера прибыла группа российских хирургов из Кардиологического центра имени Бакулева во главе с Лео Бокерия. Они намерены на месте попытаться разобраться в причинах того, почему Слободану Милошевичу упорно отказывали в квалифицированном лечении.
Под вопросом остается и будущее место погребения экс-президента Югославии. Как заявили накануне представители Социалистической партии Сербии, почетным председателем которой был Милошевич, экс-президента Югославии похоронят в пятницу или субботу на Новом кладбище в Белграде. Если этого не произойдет, социалисты готовы выступить с вотумом недоверия нынешнему правительству Воислава Коштуницы.
Определенные подвижки в данном деле, похоже, просматриваются. В понедельник прокуратура Белграда согласилась отменить ордер на розыск супруги Слободана Милошевича Мирьяны Маркович. Но, правда, сделано это будет лишь на время похорон мужа.
В свою очередь мэр сербской столицы Ненад Богданович выступил против захоронения бывшего президента страны на Аллее Героев. "След, оставленный режимом Милошевича в истории Сербии, не позволяет мне думать, что бывший глава Югославии должен быть похоронен среди выдающихся граждан страны", - заявил он. И добавил, что ни при каких условиях не даст разрешения на похороны в этом месте.
Однако сын Милошевича Марко не исключил и иного развития событий. Накануне вылета в Гаагу за телом своего отца он сообщил, что, хотя власти Сербии "принципиально не возражают" против захоронения экс-президента в Белграде, официального разрешения на это они пока не дали. Поэтому не остается другого выхода, как добиваться похорон отца в Москве. "Насколько мне известно, мэр Москвы Юрий Лужков согласился провести похороны, и мы завтра запросим официальное разрешение властей", - пояснил Марко Милошевич.