Поделиться
Выдающийся британский драматург Гарольд Пинтер, как известно, не смог приехать в Стокгольм, чтобы получить Нобелевскую премию и лично произнести свою сразу ставшую знаменитой речь. Два месяца спустя он приехал в Турин, чтобы получить еще одну, гораздо более скромную премию "Европа - театру".
До последнего дня собравшиеся в Турине театральные деятели, журналисты и критики со всего мира не были уверены, сможет ли больной 76-летний писатель одолеть этот путь. Но он приехал, и его беседа с известным критиком Майклом Биллингтоном стала событием номер один во всем театральном мире.
В самом конце встречи, проходившей в красивейшем здании - старинном Teatro Cfrignano, - Биллингтон спросил Пинтера, продолжает ли он верить, что театр сохранит свою роль в мире, где царствуют новые коммуникационные технологии. Ответ Пинтера был категоричен: "Театр - место, где жизнь воспроизводит себя в формах самой жизни, посредством живых людей, и именно жизнь делает его исключительно (вместе с кино) уникальным явлением человечества".
Тема жизни, дыхания, жажды жизни была одной из главных во время всей этой небольшой, но интенсивной беседы на виду у огромного, забитого до отказа зала. Дело в том, что известие о присуждении ему Нобелевской премии застало Пинтера в госпитале. Он покинул его, не оставляя своего кресла, чтобы написать Нобелевскую речь, полную ярости по отношению к многолетней имперской политике США. Речь, ставшую знаменитой в самый момент ее опубликования. Окончив ее, сидя все в том же кресле, он оказался без всякой способности дышать в реанимации. Опыт смерти, о котором он так много думал и писал, он по-настоящему пережил только в те дни и сказал об этом с предельной простотой. Смерть объявляет о себе через трудность дыхания, которая держит тебя под контролем: "Нет времени думать, ты совсем не думаешь, но только переживаешь. Ты только борешься за то, чтобы остаться живым, чтобы дышать".
Возможно, именно этот опыт окончательно закрыл Пинтеру желание писать драмы. Теперь область его деятельности - это поэзия и политика. Впрочем, и тем, и другим он занимался всю жизнь. И хотя его знаменитые драмы, созданные в 60-70-е годы, были совершенно лишены политического контекста, разворачиваясь в диалогах между мужчинами и женщинами, сидящими в комнатах, бредущими по берегу моря, наблюдающими "удаление в лунном свете" ("Пейзаж", "Коллекция", "Возвращение домой" и другие), и дыша невероятной поэзией повседневности, сам их автор о политике думал непрестанно. В последние же 15 лет именно она вдохновляла его на саркастические, полные остроты и мрачного юмора, скетчи и выступления. Нобелевская речь с ее антиамериканским пафосом и страшными фактами из недавней истории Никарагуа, Чили, других латиноамериканских стран, не говоря уж об Ираке, доказывает это лучше всех иных слов. В Турине Пинтер говорил о том же. Но еще более, чем американская политика, его оскорбляет политика его родной страны: "Блэровская податливость Бушу постыдна", - лаконично резюмировал он, сказав, что не находит в нынешнем правительстве Британии ни одного яркого, самостоятельного лидера, ни одного лица, достойного восхищения.
На вопрос о том, кто из авторов политического театра для него важен, Пинтер, разумеется, назвал Брехта, которым всегда восхищался. Но кроме него ему близко современное движение документальной драмы, инспирированное театром "Роял Корт". Например, пьеса "Меня зовут Речил Кори", написанная в технике Verbatim американкой, написавшей ее со слов одного из палестинских защитников мира, который погиб позже под колесами бульдозера, сделанного в США специально для Израиля.
Наконец, на вопрос, собирается ли он писать еще пьесы, он ответил: "Я написал их 29. Не достаточно? Но я буду писать стихи, пока дышу".