Поделиться
Сегодня его коллеги и почитатели Петр Фоменко и Валерий Фокин, питерские артисты театра "Потудань", равно как и все остальные, кто принимает участие в этом крупнейшем в Южном полушарии театральном форуме, застыли в потрясенном оцепенении. А вместе с ними - весь театральный мир. Ведь имя Давида Боровского давно стало едва ли не знаком искусства сценографии.
Родился он в 1934 году в Одессе и первые свои опыты в качестве художника сцены начал в Киеве. Там он и открыл для себя идеи и постановочные замыслы Мейерхольда. К тому времени, когда в 1967 году он стал главным художником Театра на Таганке, его связь с мейерхольдовской традицией была не менее глубокой, чем у Любимова. Так, начиная с запрещенного спектакля "Живой" по повести Бориса Можаева, питая и развивая друг друга, они прошли бок о бок более 30 лет. Искусство сценографии, казалось, заново осознавало себя в его идеях, одновременно предельно условных и жизненно правдивых, едва ли не натуралистических. Как поэт он рифмовал их, точно пользуясь ахматовской формулой, - "когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда". Легко и дерзко он превращал простые камуфлированные доски в стенки грузовика, деревья или болотные кочки ("А зори здесь тихие"), тяжелый вязаный занавес в "Гамлете" - в стихию рока, судьбы, жестокого и страшного времени, уносящего лучших. Этот занавес навсегда стал знаком лаконичного и глубоко символичного стиля, который вошел в мир театра как "стиль Боровского".
Но в 90-х судьба развела его с Таганкой. Вместе с другими "любимовцами" Боровский оказался в "Современнике", где начал новую волну в своем искусстве. Он решительно и дерзко отказался от метафорической декорации и противопоставил ей павильон. С его работами этих лет (особенно в "Аномалии" в "Современнике", 1997) в русский театр пришел новый стиль.
Муза вела его дальше ко все большей простоте. В одних работах (как в ленкомовском "Затмении") он двигался вперед - к унифицированным и обезличенным пространствам современности, пространствам "без свойств", в которых теряется человек. В других (как в своей последней премьере - "Короле Лире" в МДТ-Театре Европы) продолжал работать с метафорой, размещая ее в самых неподходящих пространствах. Тихий океанский пляж с деревянными перегородками раздевалок. Образ, поражающий своей непостижимой и зловещей простотой.
Быть может, это судьба стучалась в двери, намекая, что свою смерть великий художник театра встретит на другом конце света, за океаном.