Марку Рудинштейну 60 лет

Российская газета: Марк Георгиевич, какие планы на будущее?

Марк Рудинштейн: Когда вы доживете до 60 лет, то перестанете строить планы на будущее. Планы строятся до этой даты, а после остаются лишь воспоминания.

РГ: В таком случае - много чего еще не "достроили"?

Рудинштейн: Сорок лет жизни у меня отобрало государство. Счастливыми можно назвать только последние двадцать лет, когда я занимался продюсерской деятельностью.

РГ: В таком случае почему ваш юбилейный вечер называется "Прощание с продюсером"? Неужели вы уходите?

Рудинштейн: Да, я прощаюсь с последними двадцатью счастливыми годами.

РГ: И чем же будете теперь заниматься?

Рудинштейн: Конечно, я буду еще что-то продвигать, но я на самом деле ухожу. Это, знаете, как в анекдоте. Чем отличается англичанин от еврея: англичанин уходит, не прощаясь, а еврей прощается и не уходит. Когда я говорил, что ухожу из "Кинотавра", многие думали, что я шучу. Но я же ушел. Сейчас я устал физически. Все же 60 лет - это хороший возраст. К этим годам перестаешь суетиться и начинаешь просто созерцать. Так что я перехожу в хорошее человеческое состояние. Правда, ввязался в одну историю, но, думаю, быстро ее завершу. Но завершу не потому, что это разовая акция. Просто я сам справлюсь с задачами за один год. А затем мое дело продолжит надежная команда. Это я о международном фестивале в Санкт- Петербурге "Золотой ангел".

РГ: А вас не пугает, что вокруг этой работы разгорается настоящий бой? Дирекция Эрмитажа против, член оргкомитета Андрей Кончаловский ушел...

Рудинштейн: Мне сейчас нужно довести все до открытия. А потом уйти, чтобы никого не раздражать. У нас же страна завистливая: пока у тебя что-то получается - все завидуют, если с тобой что-то случается - все начинают жалеть. Вот этого состояния я и хочу своим уходом достичь: человек, который уже смотрит на жизнь со стороны, злости не вызывает. Конечно, я понимаю разницу между мной и Михаилом Пиотровским. Я - администратор, а он - немножко Бог, немножко духовный наставник России. Я когда пришел к нему, то предложил посидеть, подумать, как жить Дворцовой площади. Впрочем, весь Питер сейчас - это только фасад. Я предложил сделать из фасада полноценный город.

РГ: Может, просто нужна была другая площадка для фестиваля, не Дворцовая?

Рудинштейн: Да что вы, другой такой нет! Фестиваль в большом городе должен быть праздником. Если приехать в Берлин во время кинофестиваля, то праздника можно и не почувствовать. Впрочем, практики проведения удачных фестивалей в больших городах не существует. А все потому, что многие считают, что ничего нельзя придумать. Питерским фестивалем я хочу доказать обратное. Думаю, это станет событием, создаст уникальный прецедент. Дворцовая площадь - не святое место. Что бы ни говорил Пиотровский, даже в Лувре стоят палатки. Я думаю, что Дворцовая площадь тоже не должна пустовать. Кстати, на этой площади в разное время то пивной фестиваль проходил, то Пол Маккартни пел. Я не против такой музыки, но если шли разговоры о том, что на Красной площади неприлично устраивать его концерт, потому что там мертвые лежат, то когда картины в Эрмитаже дрожат - я тоже считаю неприличным. Мы же предлагаем фестиваль без единого салюта. Это будет культурно- эстетическое зрелище в течение 12 дней, которое к тому же привлечет туристов. Недавно прочел, что за последний год посещаемость Северной столицы туристами упала на 35 процентов. Я когда искал архитектора, оказалось, за границей Эрмитаж все знают, а Дворцовую площадь - никто. Пусть у нас будет как в Венеции, которая на площади Святого Марка провела закрытие кинофестиваля. И сразу о площади все узнали.

РГ: А какое кино будет на фестивале?

Рудинштейн: Мне интересно найти молодых продюсеров, режиссеров. Надо растить своих гениев, как это делали для себя Канны и Берлин. Конечно, не за один год, а за два-три. Но за людей будем драться с другими фестивалями. Для фестивалей борьба - это борьба за кино: они подкупают - мы подкупаем. Мы набрали пять скаутов известных, которые отбирали кино для каннского фестиваля. Так вот из 18 картин, которые должны были попасть в Канны, пять уже присмотрены для нас.

РГ: А кино интересное?

Рудинштейн: А я не знаю. Они еще только заканчивают сниматься.

РГ: И все же шум вокруг фестиваля не пугает?

Рудинштейн: Ситуация сейчас уже не сложная. Этой войной Эрмитаж сделал такой пиар фестивалю, что у меня бы денег на это не хватило. Сейчас так тихо, что думаю: может быть, опять что-то замутить?

РГ: А может быть, лучше за книгу возьметесь?

Рудинштейн: Книгу буду писать, но не сейчас. Надо уйти из кино, иначе придется уйти после презентации. Ведь если писать правду, то вернуться в это общество мне будет нельзя.