Поделиться
Франция продолжает бурлить. Там - все по нарастающей. Студенческие волнения - уличные беспорядки - стычки с полицией - общенациональная забастовка... Конечный пункт этого маршрута никто не берется угадать. То ли правительство уступит под напором массовых требований, то ли оно будет сметено, то ли случится и то и другое.
В России - тихо. На фоне того, что творится во Франции, - полнейший штиль.
От глобальных сравнений воздержимся. Уровень жизни, степень социальной защищенности, гарантии общественной безопасности - тут россияне на французов и не оглядываются: у них свои стандарты, у нас - свои, ничего не поделаешь. Но конкретный повод для проявлений широкого недовольства имеется и у нас. Если сотни тысяч французов протестуют против пресловутого "договора первого найма", то в России вывести народ на улицы могли бы новые тарифы ЖКХ. Даже с большей, казалось бы, вероятностью: условия контракта для вступающих в трудовую деятельность касаются в основном молодежи - удорожание коммунальных услуг задевает всех. Но нет, российские граждане в многотысячные шеренги не выстраиваются, поход против власти не трубят. Почему?
Сначала о том, что происходит во Франции. События там уже называют "новой французской революцией", сопоставляют их со "студенческим маем" 1968 года. Мне кажется, сходство их только в одном - в масштабах протеста. И тогда, и теперь волнения охватили всю страну. В остальном же и сравнивать нечего. Начать с того, что в 1968-м причин для бунта во Франции было меньше, чем ныне: наблюдался устойчивый экономический рост, отсутствовала массовая безработица, не донимали мигранты, и вообще страна находилась на подъеме. Это только советская пропаганда рисовала тогдашнюю смуту как "борьбу трудящихся против эксплуататоров и угнетателей", еще раз обнажившую "пороки и язвы капитализма". На самом же деле, не будь "железного занавеса", наш обыватель с его-то представлениями о богатстве и бедности легко проникся бы убеждением, что французы просто "с жиру бесятся". В каком-то смысле так оно и было. Франция переживала не социально-экономический кризис, а кризис национальной идеологии. Проявлением этого кризиса стал выплеск в общество крайне левых идей - марксистско-ленинских, троцкистских, маоистских, перетолкованных в романтическом духе. Словом, протест носил ярко выраженный идеологический характер (чего стоил хотя бы знаменитый лозунг "запрещается запрещать"!).
Не то теперь. Предмет нынешнего протеста очень конкретен и достаточно приземлен, ни о каком "брожении умов" тут речи не идет, а уж революционной романтикой и вовсе не пахнет. И самое главное: сегодняшние волнения во Франции в отличие от давешних - это не наступление, а оборона.
На выстраивание подобной обороны могли бы подвигнуться и российские граждане, недовольные ростом тарифов на коммунальные услуги. Вроде бы нечто подобное и наблюдается. В Ульяновске вышли на митинг 3 тысячи человек. В Воронеже - 5 тысяч.
Что ж, Россия не Франция, где в национальной забастовке 28 марта приняли участие около миллиона человек. Даже по сравнению с прошлогодними акциями в связи с отменой льгот нынешние российские выступления не столь многолюдны. Но приближение парламентских выборов дает о себе знать: протест политизируется. Оппозиционные партии, вступив в конкурентную борьбу за избирателей, оснащают митингующих политическими плакатами. "Даже когда правил Мамай, он забирал одну десятую часть - десятину, - просвещает народ глава КПРФ Геннадий Зюганов на митинге в Москве. - А сейчас по сути дела забирают девять десятых". Лидер Компартии призывает малоимущих самостийно "отрегулировать" тарифы: мол, если ваш доход ниже прожиточного минимума, платите от этой суммы за квартиру и "коммуналку" 10 процентов, и ни копейки сверх.
Впрочем, партийный клич "Все - на борьбу с грабительскими тарифами!" не за тем раздается, чтобы склонить население к экономическому неповиновению. Просто каждая партия перед выборами хочет набрать очки. Желание понятное, но, кажется, не очень исполнимое. По данным мартовского опроса ВЦИОМ, 45 процентов россиян считают, что выступления против новых тарифов на коммунальные услуги были исключительно стихийными. Лишь 15 процентов опрошенных склонны думать, что митинги протеста были организованы политическими партиями. "Народ разочарован действующими партиями, - говорит председатель Совета по национальной стратегии Валерий Хомяков. - В обществе распространено мнение, что партии "пиарятся на народном горе".
Опрос ВЦИОМ проводился в 46 регионах России. И дал на первый взгляд неожиданный результат. Выступления против падения уровня жизни в своих населенных пунктах сочли "вполне возможными" 48 процентов респондентов. В старшей возрастной группе (от 60 лет) такого хода событий не исключают 53 процента граждан. Среди молодежи (от 18 до 24 лет) вероятность акций протеста усматривают 45 процентов опрошенных. Наконец, несколько выросла доля тех, кто лично готов встать в пикеты, выйти на митинг. Если год назад, согласно тем же опросам ВЦИОМ, их было 33 процента, то теперь - 35.
Что же все это значит? А практически ничего. По мнению директора ВЦИОМ Валерия Федорова, продекларированная готовность протестовать - "не более чем слова". Скорее общественное предчувствие массовых акций, нежели реальное намерение поучаствовать в них. Так что, делает вывод социолог, повторение французского сценария нам пока не грозит.
Да, способностью к протестной самоорганизации, испокон свойственной французскому обществу, наше не обладает. Право на митинги, забастовки, прочие изъявления гражданского недовольства, оно для французов - реальный инструмент общественного давления на власть, государство. А для российского большинства это скорее гарантированная Конституцией возможность, воспользоваться которой, однако, охотников мало. Много их не было и в иные времена. Как никогда не было в массовом сознании и четко запечатленных целей протеста. Хрестоматийный русский бунт, он недаром сначала "бессмысленный", а уж потом "беспощадный". Это о нашей и французской исторической традиции.
Если же о сегодняшних реалиях, то, в отличие от Франции, где организаторами национальной забастовки выступили профсоюзы, в России некому выводить народ на улицы. Политическое меньшинство (таковым являются наши левые и правые вместе взятые) в принципе может стать организующей силой. Но для этого оно само должно быть организованным. К сожалению или к счастью (это на чей вкус), российская оппозиция раздроблена. Исчерпанность объединительных схем как на правом, так и на левом фланге вполне очевидна. Не менее нагляден и острый дефицит свежих идей, новых лиц там и тут. К тому же антиправительственные речи и воззвания, боевая непримиримость к власти перестали пользоваться широким спросом. Во всяком случае 42 процента граждан уверены, что с помощью акций протеста ни одной из проблем не решить.
Глава ВЦИОМ, впрочем, не исключает, что нечто, отдаленно напоминающее нынешние выступления во Франции, может начаться и у нас. При одном условии - если "после проведенного митинга власть начнет менять свою политику" и протестующие получат "реальный опыт успешной борьбы".
Воплощение этого "если" пока представляется маловероятным. Россия - не Франция. Недовольство жизнью у нас не означает готовность протестовать. Во всяком случае сейчас.